Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Борисов Александр Николаевич
ПАРТИОТЫ ДВУХ СТРАН
Установление Рачковским контактов с правительством Франции. — Французский журналист за союз с Россией. — Два патриота двух стран. — «Англо-русский синдикат». — С. Витте о коммерческой деятельности Рачковского и компании, — Протекционные комиссионные и другие источники благосостояния Рачковского. — «Ничего, кроме протертых штанов». — С, Витте о талантах и влиянии Рачковского. — Рачковский во главе царских телохранителей.
Рачковский устанавливает личные контакты с министром внутренних дел Французской Республики Констаном, затем с Э.-Ф. Лубэ — премьер-министром, а в дальнейшем и президентом Французской Республики. Считается, что в ходе этих встреч Рачковский дал согласие помочь в организации новых французских предприятий в России в обмен на часть их акций. Действительно в его переписке то и дело встречаются ссылки на различного рода проекты по организации совместных предприятий и привлечению иностранных капиталов в Россию. Известно также и о непосредственных контактах Рачковского с крупнейшими представителями европейского делового мира: бельгийцем Перло, греком Мицакисом, французом Ребюфеном.
В России и Франции было много сторонников установления более тесных отношений между двумя странами вплоть до создания союза. Корреспондент националистского «Gaulois» Луи Тест, бывший в России на коронации Александра III в 1883 году, больше всего был занят вопросом о возможности русско-французского союза. — И-если горячие речи и тосты в честь Франции на банкете, устроенном русскими журналистами своим иностранным коллегам, оставили его, судя по статье, довольно холодным, то больше потому, что он хорошо осознавал все ничтожество русской прессы как политической силы. Он больше надеялся на русское правительство, чем на русское общественное мнение, а боялся более всего, как бы Россия не попала в руки «нигилистов». Это опасливое внимание к таинственной силе, одинаково враждебной как буржуазии, так и самодержавию, отнюдь не было личной особенностью французского журналиста. Именно «нигилистам», не без «помощи» русской полиции и ее заграничных филиалов, суждено было стать сначала яблоком раздора, а потом, в известном смысле, залогом согласия двух правительств.
Вкладывая свои капиталы в Россию, инвесторы требовали гарантий со стороны Министерства финансов и внутренних дел, в тесной связи с которыми протекала деятельность Рачковского в Париже Пройти сквозь «министерское сито» удавалось далеко не всем. Рачковский пользовался своей близостью к этим министерствам, чтобы подзаработать на «проталкивании» инвестиционных проектов. Для этих дел у Рачковского в Петербурге нашелся расторопный помощник М. М Лященко — по воспоминаниям Витте, «полулитератор, полуагент тайной полиции, который кончил свою карьеру в сумасшедшем доме».
В 1886 году с подачи Рачковского Лященко — «бойкий публицист, ухитрявшийся быть патриотом двух стран одновременно, и России, и Франции», — по замечанию историка М. Н. Покровского, уже прославлял финансовое могущество Франции на страницах «Московских Ведомостей». А чуть позже президент Французской Республики, отпуская с одним интимным поручением в Россию другого «патриота двух отечеств» — друга Рачковского журналиста Гансена, — в числе прочих аргументов желательности русско-французского сближения приводил и выгоды от той поддержки, какую могут оказать России французские капиталы. В то же самое время один мелкий банкирский дом Парижа, делавший свою карьеру на «добром согласии» самодержавной монархии и демократической республики, стал публиковать оплаченные Заграничной агентурой Рачковского особенно подробные и тщательные отчеты о положении русских финансов. Из этих отчетов, предназначенных для французской публики, вытекало, разумеется, что в России все обстоит более чем благополучно.
Поскольку зверь бежал на ловца, Рачковский и Ляшенко предприняли авантюрную попытку создать также и «Англо-русский синдикат», который еще до своего появления на свет уже претендовал на строительство и последующую эксплуатацию железной дороги Петербург — Вятка и круговой железной дороги вокруг Петербурга. В свой проект они сумели вовлечь талантливого инженера Балинского и самого министра внутренних дел И. Л. Горемыкина. Несмотря на заинтересованность в этом проекте Горемыкина, активное противодействие ему со стороны министра финансов С. Ю. Витте развалило все дело. Сам Витте, давая яркие характеристики участникам этой истории, подробно ее описывает:
«Они все вместе поехали в Англию; путешествовали по Англии и входили там в какие-то соглашения с различными промышленными фирмами, между прочим, и в соглашение, касающееся сооружения на эстакадах круговой железной дороги вокруг Петербурга.
В то время агентом Министерства финансов в Париже был известный Татищев. Вот этот Татищев мне как министру финансов рапортовал, что вот, мол, поехал Горемыкин с такой своей свитой, совершал путешествие по Англии и входил в такие-то соглашения, весьма неприличные, с промышленными фирмами, что он, Татищев, не смеет думать, что об этом знает сам Горемыкин, но несомненный факт (чему он представил доказательства), что вся его свита брала от этих промышленников различные промессы. Но из описания этого дела Татищевым было ясно, что если сам И. Л. Горемыкин во всех этих промессах и не участвовал, то, во всяком случае, ему о них было, безусловно, известно. Нужно сказать, что Горемыкин относился весьма симпатично к Рачковскому, как к своему агенту в Париже, и между ними были самые лучшие отношения. Так что когда впоследствии Горемыкин сделался председателем Совета министров, то он сейчас же снова приблизил к себе Рачковского; Рачковский даже поселился у председателя Совета министров, в доме Министерства внутренних дел на Фонтанке. Это донесение Татищева я положил в архив Министерства финансов.
Когда Горемыкин совершал свое путешествие по Европе, последовало его увольнение и назначение вместо него Сипягина. После вступления в Министерство внутренних дел Сипягина, по-видимому, Горемыкин со своими сотрудниками по путешествию за границей вели против меня какие-то интриги, так как как-то Сипягин обратился ко мне с вопросом, знаю ли я М. М. Лященко. Я ему ответил, что знаю и знаю, что этот господин таков, что от него нужно держаться подальше, потому что это величайший негодяй. Он говорит сейчас одно и сейчас же отказывается от сказанного, делает одно и потом божится, что он никогда этого не делал Впрочем, я должен отметить, что потом, когда он в скором времени стал сумасшедшим, я отчасти мог объяснить себе поведение этого господина Я, между прочим, рассказал Сипягину всю историю путешествия Горемыкина с гг. Балинским, М.М. Лященко и Рачковским.
Тогда Сипягин просил меня дать ему на некоторое время то донесение, которое я получил по поводу поездки Горемыкина в Англию. Я дал Сипягину это донесение. Затем как-то он меня спросил нужно ли мне это донесение и можно ли его задержать на несколько недель? Я ответил, что мне это донесение не нужно, что оно находится в архиве Министерства финансов и я им ни в каком отношении не пользовался.
Через несколько дней после этого события Сипягин был убит Балмашевым. Тогда у меня явилась мысль, между прочим, о том, чтобы получить обратно этот документ. Документы, оставшиеся после смерти Сипягина, были разобраны особой комиссией, во главе которой стоял, кажется, князь Святополк-Мирский, товарищ Сипягина, или Дурново, также один из товарищей Сипягина. Я обратился к этим лицам с вопросом, не нашли ли они там такого документа? Они мне сказали, что нашли этот документ, но, не зная, откуда он появился у Сипягина, передали его директору Департамента полиции Зволянскому. Но затем документ этот я от Зво-лянского получить не мог под тем предлогом, что документ этот был уничтожен. Между тем должен сказать, что Зволянский был интимный друг Горемыкина, потому что оба они, и Горемыкин и Зволянский, были ярые поклонники жены генерала Петрова, который одно время был директором Департамента полиции и начальником жандармов. По причинам труднообъяснимым они на этом поприще не только не рассорились, но близость к госпоже Петровой совершенно их между собой связала.
