Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №4 (2003)
И уже 5 февраля резко обострилась обстановка в Грозном, в город начали стягивать бронетехнику.
8 февраля боевики Ахмеда Закаева захватили православных священников — отца Анатолия и отца Сергия...
Об этих событиях не могли не знать в Назранском погранотряде, тем не менее 13 февраля 1996 года молодых, необстрелянных солдат послали дежурить на контрольно-регистрационный пункт, в двухстах метрах от части.
Этот КРП находился на дороге, по которой боевики перевозили из Ингушетии оружие и боеприпасы, но досматривать разрешалось далеко не все машины. Ежедневно без досмотра через блокпост проезжал медицинский “уазик”, который солдаты прозвали “таблеткой”...
В ту ночь “уазик” остановился сам. Из него высыпалось пятнадцать хорошо вооруженных боевиков Руслана Хайхороева. Несколько мгновений, и четверо наших солдат были захвачены в плен...
Вот имена наших ребят — Александр Железнов, Андрей Трусов, Евгений Родионов и Игорь Яковлев. Ни одному из четверых не суждено было вернуться из чеченского плена.
— Вот видите... — показывает Любовь Васильевна фотографию, запечатлевшую ее сына с друзьями-одноклассниками. — Брали Женю вместе с этими ребятами в армию... Они все одноклассники. В армию их брали в один день. Вот этого зовут Андрей, вот это мой Женя, это Игорь, а это Саша...
— То есть те же самые имена...
— Я об этом только теперь, два месяца назад, сообразила... Ребята все, слава Богу, живы... Но все равно... Как будто те ребята их заменили... Всех... Кроме Жени...
На заставе слышали шум схватки, но — загадка! — никто не поспешил на помощь.
Как свидетельствует Любовь Васильевна Родионова, “даже спустя две недели после этого происшествия снегом не до конца засыпало пятно крови на дороге. Видны были там следы борьбы...”
Но это — еще одна загадка! — нисколько не озадачило командиров части. Любовь Васильевна Родионова 16 февраля получила такую телеграмму:
“НАСТОЯЩИМ СООБЩАЮ ЧТО ВАШ СЫН РОДИОНОВ ЕВГЕНИЙ САМОВОЛЬНО ОСТАВИЛ ЧАСТЬ 14/2 1996 ПРОШУ ВАС ПРИНЯТЬ МЕРЫ К ВОЗВРАЩЕНИЮ ЕГО В ЧАСТЬ КОМ ВЧ 1094 ПОЛК БУЛАНИЧЕВ”
Телеграмму полковник Буланичев подписал, когда чеченцы уже начали пытать захваченного в плен Евгения Родионова, добиваясь, чтобы он написал домой и потребовал от матери денег на выкуп ...
2
Любовь Васильевна Родионова за тысячи километров от Чечни сердцем почувствовала, что с сыном случилась беда...
Зимний вечер в поселке
Зажигает огни.
Что-то очень уж долго
Нет письма из Чечни...
А на улице сильно
Разозлился мороз.
Фотография сына
Пожелтела от слез.
Стали впалыми щеки
От бессонных ночей,
И глаза с поволокой,
Как застывший ручей...
Эти стихи Любови Васильевны из тех холодных февральских дней 1996 года...
Письма она так и не получила, вместо него пришла из Чечни телеграмма полковника Буланичева.
“Эта телеграмма на всю жизнь черной полосой отрезала меня от той светлой, пусть не совсем легкой, но нормальной жизни, которую мы прожили с сыном, — вспоминает Любовь Васильевна. — Было страшно, что на него такое могли подумать. Женю все знали как верного, принципиального человека. И вдруг, получив такую телеграмму, я уехала туда, а здесь, дома, по подвалам, по даче стали лазить милиционеры — искать дезертира...”
Она понимала, что не мог ее сын поступить так, как написал в телеграмме полковник, пытающийся сбросить с себя ответственность за судьбу своего захваченного чеченскими бандитами солдата. А раз Евгений не мог поступить так, значит, с ним случилась беда, и никто в этой беде не собирается — телеграмма неопровержимо свидетельствовала об этом! — выручать его.
— А я посмотрела на карте Чечню... — говорит Любовь Васильевна. — И подумала, что я всю ее руками переберу, а Женю найду...
Появления Любови Васильевны в части не ожидали.
В результате нескончаемых реформ солдатами в нашей армии служат теперь преимущественно те ребята, родители которых не сумели откупить их от армии... В основном — из деревень и городков нищей российской глубинки...
И командование воинских частей совершенно правильно рассчитывало, что очень немногим из родителей захваченных чеченскими бандитами солдат удастся собрать денег на столь дальнюю дорогу. Поэтому телеграммы с подлой формулировкой СОЧИ (самовольное оставление части) сотнями уходили в российскую глубинку. Избегая неприятностей и осложнений для карьеры, полковники и генералы торопливо предавали своих попавших в плен солдат...
Вроде бы все можно понять и все объяснить...
Можно понять, зачем Ельцину потребовалось посылать на войну с чеченскими бандитами необученных и плохо вооруженных мальчишек...
В принципе, можно объяснить и трусоватую нерадивость младших офицеров. За те нищенские зарплаты, которые и выплачивались-то нерегулярно, трудно требовать от людей, чтобы они воевали более отважно...
Но командиров частей, крупнозвездных офицеров и генералов понять труднее.
И жалованья они получали побольше, и не собственную жизнь защищали, предавая солдат, а только карьеры.
Оговоримся сразу, что не все офицеры, не все генералы вели себя так...
Мы знаем, что были и такие, как генерал Шаманов или полковник Буданов, которые ради того, чтобы сберечь солдат, готовы были рискнуть и карьерой, и самой своей жизнью.
И шли, и рисковали...
И, может быть, именно поэтому те офицеры и генералы, которые и дальше собираются торговать с чеченцами ходовым товаром жизней русских солдат, и добиваются, как показывает ход судебного процесса, еще упорнее, чем сами родственники Эльзы Кунгаевой, обвинения и осуждения полковника Буданова.
— Я уверена, — говорит Любовь Васильевна, — если бы тогда подняли шум: “Как же так!” (ведь взяли их на территории Ингушетии) — ребята остались бы живы... Когда 26 февраля я приехала в часть, передо мной извинились и сказали, что в суматохе не разобрались сразу, погорячились. На самом деле там все было настолько очевидно, что даже спустя две недели после этого происшествия снегом не до конца засыпало пятно крови на дороге. Видны были там следы борьбы... Наблюдающий видел, как в три часа подъехала к блокпосту “скорая помощь”, он даже слышал крик: “Помогите!”. После этого — тишина. Никого почему-то это не взволновало, не был поднят по тревоге отряд. В четыре часа утра пошли менять ребят, а когда пришли, их уже не было...
Сейчас, исходив всю Чечню, Любовь Васильевна утверждает, что ее сын попал в плен по халатности офицеров.
— После того, как Женю взяли в плен, — говорит она, — все изменилось. Будку отодвинули немножко вглубь от дороги, подальше, выкопали по окопчику возле нее, наверху на будке поставили пулемет, а рядом — БТР для огневой поддержки. Почему надо было потерять четырех солдат, чтобы поступить именно так, как надо было поступить с самого первого дня? Если у командиров не было ни ума, ни сердца, ни какой-то ответственности за судьбу солдат, то хотя бы посмотрели, как укреплены были другие заставы... Я проехала по всем заставам — да там целые укрепрайоны были, там были блиндажи, бревна, мешки с песком... Почему нельзя было сделать так и в Галашках?
На эти вопросы Любовь Васильевна ответа не получила.
Не получила она ответа и на вопрос о том, где ее сын.
Кроме извинений за путаницу с телеграммой и пожимания плечами, Любовь Васильевна ничего больше не сумела добиться от людей, приказам которых еще несколько дней назад беспрекословно повиновался ее сын...
Страшная мысль, что Евгению не на кого надеяться, не от кого ждать помощи, поразила ее. Командование заставы даже ночлега не предложило матери, проехавшей тысячи километров, и в тот же день она уехала из Галашек во Владикавказ.
3
— Будь на то моя воля, я бы все военкоматы пропустила через стиральную машину... — говорит Любовь Васильевна. — Всех — от генералов до полковников... В армию они забирают бегом. А потом матери никто не ответит, где ее сын, что с ее сыном...
Горькие слова...
За ними — круги чеченского ада, через которые шла Любовь Васильевна в поисках сына.
Здесь, хотя это и нарушает динамику повествования, надобно остановиться и попытаться представить себе, что должна была чувствовать тогда Любовь Васильевна Родионова.
Вот получила она телеграмму о дезертирстве сына. Всю неделю бегала по знакомым, занимала деньги на поездку в Чечню... Собрала пять миллионов (счет идет в тех, еще недоминированных рублях). Поехала...
Приехала, чтобы услышать извинения, дескать, неувязочка вышла. Ваш сын не дезертировал, он — в плену... Никаких объяснений, никаких обещаний, никакой помощи...
