Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы
М. Булгаков, на мой взгляд, вообще самая крупная жертва вождя, постоянно находился под наблюдением Лубянки, у него для острастки проводились обыски, арестовывались рукописи (да, да, вождь придумал и такую форму ареста!). К тому же, как известно, Булгакова много лет не публиковали, его ни разу не выпустили за границу. Не оставили его в покое даже после смерти. Вскоре после того как писатель скончался, арестовали и бросили в лубянский застенок (туда далеко не каждого направляли) писателя С. Ермолинского, лучшего друга Булгакова в последние годы его жизни, на руках которого умер великий русский писатель. Елене Сергеевне, жене своей, и Ермолинскому Булгаков завещал судьбу своих рукописей, архива и будущих публикаций. На Лубянке у Ермолинского выбивали показания против мертвого Булгакова. В своих мемуарах он пишет о том, как следователь говорил ему на допросах: «Брось! Писатель он был никудышный, в этом преступления нет, не всем дано, не Парфенов он и не товарищ Всеволод Вишневский. А вот у себя дома он нес антисоветчину и сбивал с толку честных советских людей. Мутил… В доме Булгакова заваривалась вонючая контрреволюционная каша. Вам все известно… Тебе, как лучшему другу, нужно толково, без длинных рассуждений и объективно изложить антисоветскую атмосферу в доме Булгакова, рассказать о сборищах, проходивших там».
И в таких условиях наша пропаганда в те годы гремела о том, что во всем мире нет свободнее писателей, чем в Советском Союзе! Доставалось от нас всем западным странам, в которых писатели якобы были только лишь рабами правящих сил, в том числе и в фашистской Германии (до того, как Сталин и Гитлер стали союзниками). Вот одно из высказываний нашей прессы: «Кампания против германской интеллигенции, беззастенчивая травля ее, проводимая правительством, принимают все более ожесточенный характер. В последнее время на интеллигенцию ведется наступление в прессе, по радио, в речах фашистских руководителей. Они обвиняют германских интеллигентов в том, что они не хотят покориться и не поддаются фашистской пропаганде. В таких представителях интеллигенции, как писатели, ученые, педагоги, врачи, юристы и т. д., фашистский режим видит своих тайных и открытых противников. И это действительно так».
Стоит вдуматься в эти строки. Получается, что в нацистской Германии писатели и прочие интеллигенты каким-то образом все же могли протестовать. Даже в фашистской стране! Но не у нас… Впрочем, и в этой сфере деятельности Сталин и Гитлер стоили друг друга. В 1933 году Геббельс записал в своем дневнике: «Обсуждал с фюрером вопрос о министерстве народного образования, в котором соединятся кино, радио, новые центры образования, искусство, культура и пропаганда. Революционная организация, которая будет централизована. Великий проект, в таком роде в мире ничего еще не было… Национальное воспитание народа отдается в мои руки. Я с ним справлюсь…»
Из-за своего восторга по этому поводу Геббельс просто запамятовал, что Сталин уже навел в советской культуре точно такой же порядок. А сам Гитлер, как и наш вождь, делал с культурой все, что ему заблагорассудится. Так, фюрер гордо заявлял: «При моих посещениях музеев и выставок я беспощадно удалял все, что не было совершенно безупречно с художественной точки зрения… Художник, который присылает на выставку дрянь, либо жулик и потому его место в тюрьме, либо сумасшедший и потому должен быть помещен в сумасшедший дом, а если невозможно определить, сумасшедший он или жулик, то его следует направить в концлагерь для перевоспитания». Слова фюрера с делами не расходились: в 1937 году он подписал закон о борьбе с «вырожденческим искусством», после чего из музеев были изъяты тысячи экспонатов. Сколько же всего ценного и нужного людям изъяли из культуры Гитлер и Сталин?! Но все равно в конце концов свет одолел тьму.
Да, советская литература, например, помогла под сталинским руководством растянуть на долгие годы, даже десятилетия, коммунистический дурман, но та ее часть, которую официально зачисляли в «антисоветскую», сумела нанести сокрушительные удары по казавшейся незыблемой тирании. Два самых решающих из них обрушили на советский строй Пастернак и Солженицын.
Как известно, Солженицын с молодых лет задумал написать такую прозу, которая способствовала бы разрушению мифа о так называемой пролетарской диктатуре ленинско-сталинского образца. Пастернак же не ставил перед собой такой четкой с политической точки зрения задачи, он просто хотел рассказать правду о своем времени. Это была, как он сам утверждает, мечта всей его жизни, и он осуществил ее, написав роман «Доктор Живаго». Каждый знает о победном шествии произведений Солженицына по всему миру, меньше известно о том, что роман Пастернака превзошел по тиражам и популярности ВСЮ остальную русскую литературу о том времени, то есть раскрыл правду о нашей жизни миллионам и миллионам людей за рубежом.
Все это так. Но нельзя забывать и о том, что именно в искусстве и литературе остались глубокие корни той ядовитой поросли, которую насаждали Сталин и Гитлер. Вот только один характерный пример. В 2001 году вышли воспоминания известного театрального критика и историка А. Смелянского, который особенно основательно изучил МХАТ и был заведующим литературной частью этого театра при О. Ефремове. Так вот, Смелянский вспоминает:
«…Звания зависели в основном от „конторы“ (так в этом театре именовали с легендарных времен администрацию театра). „Контора“ 80-х состояла в основном из людей, которые окопались здесь задолго до Ефремова… Дирекция состояла целиком из матерых сталинских соколов… Директорствовал Константин Алексеевич Ушаков. Он был из выдвиженцев… В юности был электриком в театре, параллельно занимался спортом, был хорошим велосипедистом… Константин Алексеевич с грустью вспоминал упущенные возможности. Оказывается, его, электрика и велосипедиста, в конце 30-х приглашали работать в органы, а он, дурак, выбрал культуру… За годы ефремовского правления дух сталинского МХАТа был загнан в подполье, но не уничтожен. „Контора“ оказалась сильнее. Славнейшими представителями той „конторы“ были Белокопытов и Эдельман, два ушаковских зама… Оба не имели образования… Они правили театром, руководимым Ефремовым».
Остается напомнить, что Смелянский пишет о ситуации в театре спустя сорок лет после смерти Сталина…
Наперегонки
После прихода Гитлера к власти в 1933 году советско-германские отношения ухудшились, широкое сотрудничество сменилось непримиримой конкуренцией двух соперников, Гитлера и Сталина, безумно влюбленных в одну и ту же «прекрасную даму» — мечту о мировом господстве. Волшебный ключ к ее осуществлению Гитлер собирался найти в России, а Сталин — в Европе. Примечательно, что ни тот ни другой серьезных соперников на своем пути не видели. Гитлер без конца во всеуслышание заявлял о своем глубочайшем презрении к западной демократии, которую считал к тому же отравленной еврейским духом, то есть обязательно поэтому подлежащей уничтожению. Сталин пока без лишнего шума, но последовательно продолжал ленинский курс на мировую революцию, целью которой было уничтожение все той же несчастной западной демократии. Гитлер и Сталин наперегонки двинулись к войне, но к ней, как они сами справедливо полагали, не были пока готовы. Октябрьская революция и гражданская война в России, разгром Германии в первой мировой войне отбросили обе страны на обочину мирового развития, но, как оказалось, ненадолго. В условиях жесточайшей диктатуры Сталин и Гитлер приступили к восстановлению и развитию экономики на одной и той же основе — сплошной ее милитаризации. Оба они были убеждены, что успех дела прежде всего решает политика, а не экономика с ее законами, которым надлежит следовать. Они считали, что все возможно, если на твоей стороне сила и воля для проведения своей политики. Но Сталин намного превзошел Гитлера в этом заблуждении. Последнему помогло то, что капиталистический уклад не был все же нарушен и монополизированный капитал был сильнее волюнтаризма. Сталин же вдоволь поиздевался над экономикой, в этом и была причина его сокрушительных, можно сказать, позорных поражений в начале войны против страны, военный потенциал которой значительно уступал нашему, не говоря уже о людских резервах. Ко всему прочему Сталин имел на подготовку к войне куда больше времени, чем Гитлер. Но все свои преимущества Сталин загубил, когда ликвидировал новую экономическую политику, введенную в начале 20-х годов и вытащившую страну из послевоенной и послереволюционной разрухи. Но иначе он поступить не мог, так как нэп мешал упрочению его личной диктатуры.
Пожалуй, самым страшным для социалистической экономики был так называемый план. Он определялся в приказном порядке, сверху, но никак не спросом, не требованиями рынка, поскольку такового вообще не существовало. Заданные начальством плановые цифры, как правило, брались с потолка, причем, по мере их обсуждения в верхах, они увеличивались в расчете на энтузиазм масс и на «социалистическое соревнование» — еще одно губительное изобретение пролетарской диктатуры. В результате, как теперь это стало ясно из исторических документов, все наши пятилетки по основным показателям срывались, поскольку планы были необдуманно завышенными. В связи с таким положением процветало очковтирательство, а пример в этом подавал сам Сталин, которому всегда ничего не стоило свободно манипулировать любыми цифрами: от подтасовки результатов голосования на партийном съезде до общегосударственной статистики.