Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2005 #8
Еще один мой родственник, художник по дереву Михаил Кирьянов, поступает с купленной на базаре нельмушкой просто — немного подсаливает (жирная, она быстро впитывает соль) и коптит в специальном железном ящике прямо во дворе у входа в свою мастерскую в центре Вологды. Аромат копчушки стоит на целый квартал такой, что даже Василий Иванович Белов с Ольгой Александровной Фокиной выглядывают из окон соседнего дома на запах.
Удивительно, но долгие десятилетия в Вологде запрещали торговать местной рыбой. На Центральном базаре даже рыбных рядов не существовало. Не купить было и знаменитых соленых рыжиков, клюквы, брусники, морошки, многих других даров Вологодской земли. Для их сбора и продажи имелась потребкооперация со своими магазинами. Не брошу камень в эту организацию, которая знала в своей истории и хорошие, и плохие времена, к тому же она умело перерабатывала лесные гостинцы в консервы, варенья, компоты, сушила грибы, мариновала и солила овощи. Из вологодских лесов продукция разлеталась по всей стране, а сам местный сапожник оставался подчас без сапог. Поэтому каждый вологжанин заготавливал подножный корм сам, не надеясь найти его на базаре.
Сейчас пришло изобилие по сравнению с прежними пустыми полками. Озерная рыбка спасает городских хозяек, которые любят, как и в стародавние времена, печь пироги с рыбной начинкой. Она дешевле, чем морская. Хотя для вологжан цены все равно "кусаются".
Годы местного безрыбья (ни судаков в продаже, ни лещей, ни щучины, ни тем более нельм) воспитали вкус горожан к морской рыбе, которая по дешевым ценам продавалась в вологодских магазинах, как и по всей стране. Авторы этнической истории Русского Севера пишут о жителях Вологды: "Вообще они больше ели соленую рыбу — треску, палтус, семгу, пикшу, зубатку, сельдь, камбалу, которые привозили с моря из Архангельска". И. П. Кукушкин в статье "К вопросу о рыболовстве в средневековой Вологде" ("Вологда". Краеведческий альманах. Выпуск 3) сообщает, что до конца XIX в. мясо было редкостью для населения Севера, "питались большей частью соленой рыбной пищей". Вывод слишком категоричный, а для моих земляков и неточный: они не употребляли мясо только в пост, но в обычные дни мясо-молочный рацион был для них привычен.
Жители Вологды и сами являлись хорошими рыбаками. Это сегодня река Вологда стала напоминать сточную канаву, хотя на ней и посиживают рыбачки, вытаскивая то хилого окунька, то приспособленного ко всем режимам ерша Щетинникова. Опытные вологодские рыболовы перебазировались на Кубенское озеро. Зимой на льду у лунок их особенно много — была бы машина да подходящая экипировка.
НА "ДОРОЖКУ"
На "дорожку" приучил меня ловить отец. Ставить сети он никогда меня не брал. Тяжелый это труд, в чем-то и опасный. На удочку ловили для "развлечения", времени на которое у отца не было, а окуней на камнях "дергали" от случая к случаю. Те и клюют только в определенные часы, чуть запоздал, пока доберешься на место, или волнение на озере какое — клёв как обрезает.
А на "дорожку" можно ловить когда угодно. Лучше, конечно, с утра, но щука с прохладных глубин берет и в полдень. Ненасытная она, прожорливая.
У меня тогда был малосильный мотор "Спутник", совсем не для озера, а для реки, да и для легкой лодки, лучше резиновой. За характерный "тембр" звука Екатерина Александровна Красикова, а за ней и все женщины деревни прозвали его, как всегда метко, — "визгунчик". Действительно, визжал он как поросенок, когда его режут.
У кого имелись деньги, покупали мощные "Вихри" в придачу к популярным "Ветеркам". На "Вихре" удобно было плавать на озере, тогда, как пелось в песне, "сокращались большие расстояния". Бензин был дешев, дешевле минералки и молока, покупали его сразу 200-литровыми бочками. Ия Сергеевна Садомова мне рассказывала, что ее покойный муж по восемь бочек за сезон сжигал. Не только рыбачили, но и косить на озерные пожни ездили, по грибы и по ягоды в Уфтюгу, ловили топляки на дрова, да мало ли каких забот по хозяйству имелось. До сих пор вспоминаю бесконечное завывание моторов на реке, особенно слышимое, когда к ночи другие звуки в деревне утихали: это уже начинали лихачить мужички-браконьеры. Движение по реке было таким, как сегодня в часы "пик" в городе. Но хозяйки как-то ухитрялись по "голосам" моторов различать — кто едет, и "своего" слышали издалека.
Вместе с моторами, их скоростями и очевидными удобствами пришли и катера, и дюралевые лодки. Старые деревянные кубинки догнивали свой век на берегах. На веслах по озеру никто уже не ходил. А когда-то нагребались местные мужики так, что у некоторых пальцы на руках не разжимались, с такими согнутыми клешнями и ходили.
Смена поколений в лодочном "поголовье" произошла стремительно, буквально за несколько лет, когда северное крестьянство наконец-то в 70-е годы разжилось, как теперь стало ясно, в первый и последний раз в XX в. Я и по сей день удивляюсь откормочным и молочным животноводческим комплексам, где все процессы механизированы, раздольным мелиорированным полям, о необходимости осушения которых я иногда спорю с публицистом Александром Арцыбашевым, мощным птицефабрикам, кормящим курятиной всю область, молочным заводам (кубенские и шекснинские края — родина вологодского масла), кирпичным домам и прекрасным сельским школам, ухоженным автодорогам… Не построй всего этого по плану подъема Нечерноземья, сегодня была бы совсем хана. Это только визгливый журналист Черниченко призывал прокормить страну с фермерского стола. На Русском Севере не смог бы выжить никакой "архангельский мужик"-единоличник без опоры на сельский "мир". С XIII в. здесь существовали "волости-общины", прообразы нынешних колхозов, которых современное трудовое крестьянство и не думает добровольно "отменять", ибо коллективные хозяйства с крепкими собственниками-работниками представляют собой исторически оправданную и оптимальную форму социально-экономического уклада нашего края.
Отвлекусь от рыбацких дел, пожалуй, и дальше… Сколько моим землякам "казали" на пример Финляндии, смотрите, мол, как нужно цивилизованно жить на селе и работать. На таких же суглинках и камнях… И вот я читаю в последнем номере журнала "Финское обозрение", что после вступления этой страны в Европейский Союз дотации местному сельскому хозяйству, ранее достигавшие 60 % в год от общих финансовых затрат, были снижены по требованию ЕС до 10–12 %, отчего из 300 тысяч фермерских хозяйств Финляндии тут же обанкротилось 200 тысяч, а оставшиеся на плаву вынуждены заниматься хоть каким-то более или менее прибыльным делом — от разведения страусов до туристического бизнеса. А сколько, риторически спрошу, получали и получают от государства наши северные колхозы?
Только в 70-е гг. по плану подъема сельского Нечерноземья субсидирование стало более или менее устойчивым, в деревню пошли деньги, отчего она тут же ожила, начала заменять свою многовековую, вконец обветшавшую хозяйственную и социальную инфраструктуру на современную.
Но вернусь к своим рыбам… В летние месяцы моторы с кормы лодок можно было не снимать, рыбаки даже не убирали на ночь бачки с бензином. Накинут на моторный колпак какую-нибудь тряпку, больше для вида — от жаркого солнца или от дождя, да так и оставят до утра, а то и на целый день. Удивительно, но воровства не было. В наше бедовое время деревянный багор нельзя забыть в лодке — кто-нибудь да и утащит. Особенно дико стали воровать дюралевые лодки — угонят в укромное место, разрежут на части, а потом сдадут в воровской шалман скупки-приема цветных металлов.
У отца имелось два мотора — мощный "Вихрь" и "Ветерок". Первый на катере был установлен стационарно, то есть с дистанционным управлением, и отец его редко снимал и уносил с лодки. Выезжая ловить на "дорожку", он брал на всякий случай и "Ветерок" как запасной мотор.
Ловля на "дорожку" азартная, если, конечно, рыба хорошо берёт. Капитан Виктор Алексеевич рассказывал о таком случае. Лодки с рыбаками-"дорожечниками" ходили по кругу в озере ближе к устью Уфтюги. "Только я встроился в их круг, как — хоп! — рывок сразу на две "дорожки". Тащу. Смотрю, попались две большие нельмы. Я развернулся, снова спустил блесны и подхожу к тому же месту. Снова — хоп! — опять две нельмы. Глазам не верю. Краем глаза наблюдаю — и мужики невдалеке тягают. В третий раз захожу. Клев, как часы, точен: вновь берет на две "дорожки", и снова большущие нельмы. Не стал я больше искушать судьбу, свернул "дорожки" и скорее поплыл домой. Такого рыбацкого счастья не часто доводилось мне испытывать".
Чтобы ловить на "дорожку", надо знать места. Обычно выбирают, где поглубже — на фарватере озера или у противоположного берега. Как заплывешь за большие озерные бакены, так и распускай леску. Большая щука любит глубину. Как стрела, она летит на цель, ничего не замечая. Еще эта рыба пасется на "завалах" — так у нас называют падение глубины при переходе песчаного дна в ил. Нравится ей шнырять и возле травы (водорослей) в озере, распугивая пасущуюся и кормящуюся здесь же рыбью мелочь. Хитрая и хищная рыба, попробуй ее выуди!..
