Живой Журнал. Публикации 2008 - Владимир Сергеевич Березин
То есть, не нужно узнавать биографии жителей, когда собираются сбросить на город атомную бомбу.
Извините, если кого обидел.
09 марта 2008
История про отголосок праздника
В связи с известными событиями светский вечерний разговор зашёл о ебле в необычных местах. Дамские журналы обычно в этом месте вспоминают про пирамиды и Эйфелеву башню (их сотрудницы обладают богатым воображением).
Я отчего-то вспомнил родную Тверскую улицу и давнешнюю специальность "плечевых". (Причём воспоминатели утверждают, что никакой связи те, давние плечевые с дальнобойщиками не имели, и вовсе не от жеста голосования на дороге получили прозвище, а от верёвки, что пропускали через плечо — ну, народная этимология на их, а не на моей совести).
Итак, это были героические женщины с верёвкой на ноге. Они заводили клиента в подъезд, подтягивали ногу за верёвку, и ебались стоя, опутав плечи верёвкой на манер страхующего альпиниста.
В общем, это загадочная страница истории моего города.
Сейчас, когда московские чиновники без ума от предмета "москвоведение" (там есть раздел "профессии нашего района) — у нас там упоминаются исторические ямщики — я думаю, что им нужно ввести и абзац о скромных работающих женщинах. Можно обратится в отдел образования, пусть введут, профориентация как-никак. История твоего завода, династии на рабочем месте…
До биологически разнообразного музея полчаса пешком.
Извините, если кого обидел.
09 марта 2008
История про Михайловское
Был я молод и глуп (такой зачин обычно предполагает, что говорящий с годами помудрел, что не всегда верно), так вот, в те времена, когда вода была мокрее и сахар слаще, я выучил "Евгения Онегина" наизусть, и жил в Михайловском.
Тогдашний хозяин этой вотчины, хлопотливый Гейченко зачем-то поставил по всему заповеднику мраморные кладбищенские пластины со стихами. На дорожке или на тропинке стояли белые мраморные обелиски, высотой в полметра. И путника, остановись прохожий, встречало что-то типа "Я помню чудное мгновение, туда-сюда".
В свой первый вечер я к отдал долг коньяку (ещё не зазвенел горбачёвский указ), и отправился в поля на манер спешившегося барина.
Среди ночного тумана я был несколько изумлён. Через некоторое время мне стало казаться, что я на кладбище. А ещё через полчаса, я стал думать, что это умножившаяся могила старушки Арины.
Кажется, меня спасла одна структуральная девушка, но тут мои воспоминания вовсе мешаются.
Извините, если кого обидел.
09 марта 2008
История про бритьё
Бритьё странно морализирует — точно так же, как и любое бесконечное и бессмысленное действие. Однажды я кипятил воду в баклажке и брился посредине леса.
Извините, если кого обидел.
09 марта 2008
История про дистанцию
Между станцией "Второе дыхание" и станцией "Дно" — дистанция огромного размера.
Извините, если кого обидел.
09 марта 2008
История про Катаева
Не помню кто, кажется кто-то из хороших писателей, поведал мне такую историю. Катаев, уже на излёте жизни, выступал на каком-то мероприятии, и начал говорить о Горьком.
Но в какой-то момент рассказа что-то в нём переключилось, и он стал произносить вместо фамилии "Горький" — фамилию "Гоголь".
Так и звучало над залом "Гоголь мне как-то сказал…" и "Мы с Гоголем вышли на невский Проспект…".
Кто-то решил поправить Катаева, но его одёрнули: ему — можно. Он и с Гоголем наверняка… Он — со всеми…
Извините, если кого обидел.
09 марта 2008
История про молитвы
Мне кажется, что есть времена когда о каких-то вещах лучше не говорить (Это один мой приятель говорил, кажется, о Карсавине, что тот сказал почти кощунственную фразу, что есть времена, когда лучше не молиться). Но я, конечно, понимаю, что все будут говорить, и о том, и об этом, а после сеть этих разговоров падёт полынью на нашу грустную землю.
Извините, если кого обидел.
09 марта 2008
История про леденцы
…Бестолкового любителя леденцов канул след. Он растворился в России — как и положено русскому еврею. Жизнь его была грустна и бестолкова. Жена была скорее южна, чем восточна — сначала в родственном тяготении к Палестине, потом в скитаниях по провинции. Те сладкие леденцовые петушки могли стать, кажется, его последней покупкой. Они были куплены на чужие деньги — своих у него никогда не была. Собственно, его с маленькой девочкой послали за мясом на базар. Ну, да. Хотя в этой редакции (в этом её пересказе, могут появиться варианты, да). Что до детского писателя, то в юности он был большим затейником, дружил с известной экзотической супружеской парой, склонной к мистике вкупе с философией, и оттого однажды вместо какого-то учёного доклада (он числился по этому ведомству) вместо своей речи, лёг на брюхо и пополз мимо кафедры, бормоча что-то вроде "Хлыщу, хлыщу, Христа ищу". Впрочем, его самого жутко раздражало, что он числится не по министерству литературы, а схлопотал аж золотую научную медаль.
Второй же — тоже детский в той же мере, в какой детским считают городского сумасшедшего с трубкой, который узурпирован голубем-дутышем, господина в грязном шарфе, коий он держит по неряшеству за аристократическое кашне. Господину деньги идут немеряные, за каждого из дохлых городских сумасшедших. А птицы — что? Нужны ли птицам деньги? Так что нашу полковую кассу давно пропили. Впрочем, у искателя хлыста был предшественник — внешне чопорный и брезгливый, названный одним гением "певцом крестьянства", что вовсе странно. Он успел на пароход и закончил жизнь во французской траве.
Их учитель стал особенно известен только тогда, когда упали оковы и темницы превратились в либеральные светлицы. Либералы старались не замечать его явного антисемитизма, который был более похож на извращённую любовь к этой нации, а державники недолюбливали его за невнятную половую жизнь и религиозные умствования.
Извращенцем-юдофилом можно поинтересоваться у старого еврея Яндекса. Он ответит вам, что деятель сей — однофамилец позабытого революционера, в честь которого даже улица названа в районе метро Беговая, учительство своё ненавидел и, как только это стало возможно, с превеликой
