Трудный возраст века - Игорь Александрович Караулов
Затем «Игра престолов» – это политический сериал. Полеты на драконах и махания мечами занимают в нем меньше места, чем разговоры о политике, сбывшиеся и провалившиеся политические расчеты, неожиданные союзы и вероломные предательства, изнурительные переговоры, а под занавес сезона мы увидели даже настоящую международную конференцию.
В свое время братья Стругацкие дали советской интеллигенции язык для описания политической реальности. «Игра престолов» предлагает свой язык, который в современном мире не останется без применения. Сегодня за черными приходят белые, но не все так плохо, ведь «хаос – это лестница».
Это слова Петира Бейлиша, Мизинца, прозвучавшие еще в третьем сезоне. «Хаос – это не провал. Хаос – это лестница. Многие пытались взобраться по ней, но оступались и уже не пытались вновь: падение ломало их. У других был шанс взойти наверх, но они отказывались, продолжая цепляться за государство, за богов или за любовь. Все это иллюзии. Реальна лишь лестница, и важен лишь подъем наверх».
Мизинец скатился по этой лестнице с перерезанным горлом, но его слова повторил Бран Старк. Очевидно, что для него они имеют совершенно другой смысл. Кризис создает новые возможности, и от каждого человека зависит, как ими воспользоваться. С этими-то возможностями и связана главная тема сериала.
А в чем она, эта главная тема? В борьбе за Железный трон? Но сами сценаристы сделали все для того, чтобы зритель охладел к этой теме. Железный трон нынче редко показывают, да и не все ли равно, кто на нем сидит?
Главная тема в другом: рождение личности на обломках родового начала, ее освобождение от имманентностей, как некогда любил говорить Дмитрий Быков.
Обрушение рода в сериале – тотальный процесс, не знающий исключений. Таргариены пришли в упадок еще до начала сериального времени. В первых сезонах низвергаются Старки, за ними приходит черед Ланнистеров, которые до этого, как кукушата, выкинули из гнезда Баратеонов. В двух последних сезонах умножаются на нуль Болтоны, Фреи, Тиреллы и Тарли.
Если в начале сериала мир Вестероса похож на игровую доску, на которой каждая фигура полностью определяется своим цветом, принадлежностью роду, то хаотический распад родового начала предоставляет индивидуума самому себе.
Рождение личности в сериале, как правило, связано с путешествием (за Стену или на восток, в Эссос). Ряд персонажей претерпевает жестокую инициацию. Так, Дейнерис проходит сквозь пламя; Арья отчаянно пытается стать «Никем» и вступает в орден Безликих; Теон также на долгое время лишается своего имени и существует в виде «Вонючки»; Бран становится «Трехглазым Вороном»; Джон Сноу и вовсе погибает и воскресает.
Когда родовая почва уходит из-под ног, индивидуум ищет новую точку опоры. Из человека рода возникает человек идеи. Арья одушевлена идеей мести, Бран и Сэм Тарли – идеей знания, Джон Сноу – идеей защиты человечества. Идея Дейнерис – освобождение личности – совпадает с главной идеей сериала, и трех ее истинных драконов зовут Свобода, Равенство и Братство.
И хотя симпатии авторов явно на стороне наступающей эпохи модерна, они не смогли не показать, до какой степени свобода иссушает личность. Люди рода жили ярче людей идеи. Куда девались пиры и охоты, почему молчат музыканты? Что стало с борделями Королевской Гавани? Тирион в них больше не заходит, да и вина почти не пьет. Время модерна – это время носить немаркое, не давать поцелуя без любви и рассуждать о лучшем будущем для человечества.
Примечательно, что главной защитницей традиционных ценностей в прошедшем сезоне стала Серсея, хотя эта кровосмесительница, террористка и клятвопреступница всего нелепее смотрится в роли оплота духовных скреп. Она прямо говорит Тириону: не нужен мне ваш лучший мир, если в нем не будет места для нашего рода. Но в мире у нее не осталось союзников, кроме киборга сира Григора да вахлака Эурона Грейджоя.
Новые личности готовы строить новый мир поверх родовых различий. «Ты и Грейджой, и Старк», – говорит Теону Джон Сноу, сам будучи и Старком, и Таргариеном. Воплощение лозунга «нет ни эллина, ни иудея» в мире, где начисто уничтожено даже полухристианство Семи Богов – еще один культурологический эксперимент Джорджа Мартина, впрочем, вполне созвучный современности.
Как бы ни был решен вопрос с Железным троном, но Вестерос движется к демократии. В политическом аспекте эпопеи это, наверное, самое важное, что прозвучало в седьмом сезоне. Разумеется, сказал об этом Тирион, главный statesman сериала, как бы вскользь упомянув, что вопрос о том, «кто здесь власть», можно решать и иначе – например, так, как это делается в Ночном дозоре. А там – известно как: свободное выдвижение кандидатов, агитация, дебаты, голосование.
На сильно поредевшей доске наберется достаточное количество отцов-основателей: Сэм Тарли напишет конституцию, Тирион возглавит Конгресс, а Джон-Эйгон Сноу-Таргариен будет достойным первым президентом.
А что же гости из-за Стены? В чем их роль?
Стена в саге – это зеркало, в которое смотрятся персонажи. Путешествие в зазеркалье приносит героям знание. Но вообще-то там ничего нет, там пустота. Армия мертвых – это лишь гипербола родового начала, апофеоз стертой индивидуальности. Прорыв Стены, случившийся в последних кадрах седьмого сезона – это последнее сражение, на которое традиционное общество вызвало нарождающийся мир модерна; «мертвые хватают живых».
Где будет происходить это сражение? Конечно же, в сознании героев. Об этом нужно будет помнить при просмотре заключительного, восьмого сезона. Он обещает быть зрелищным, будет много огня и дыма, будут воздушные бои на драконах, будет битва экстрасенсов, но магия обречена. Драконы, белые ходоки, заговоренные мечи – всего этого не будет в новом прекрасном мире. Магия, которая росла и крепла вместе с хаосом, исчезнет, уступив место порядку. Лестница, по которой мир поднимется на новый уровень, будет отброшена.
АПН, 30.08.2017
Аллан Чумак как апофеоз советского сознания
Смерть Аллана Чумака породила вереницу воспоминаний о времени, отстоящем от нас почти на три десятилетия. Это уже практически археология. С Чумаком связан кусочек нашей истории, о котором принято вспоминать скорее с сожалением и стыдом, нежели с блаженной ностальгией. На несколько лет этот человек стал одним из самых популярных людей в стране – тогда еще большой стране, называвшейся Советский Союз. Горбачев, Ельцин, Чумак, Кашпировский – такова была высшая лига медийных персон в конце восьмидесятых годов прошлого века. Этим людям внимали, к ним прислушивались.
Чумак, впрочем, был молчаливым гуру. Он заряжал целебной силой воду, кремы и даже печатные издания с помощью многозначительных безмолвных пассов. Примечательно, что свою карьеру он начал не в науке, не в медицине, а именно на телевидении. Иначе говоря, это не был
