Николай Романецкий - Тринадцать мнений о нашем пути
Александр Житинский: Я тоже так считаю, но это проходит для малых стран, относительно однородных этнически. Для России — вряд ли. Трудно себе представить Помазанника Божия в России сейчас.
Андрей Измайлов: Опять «существует мнение»! См. первый абзац ответа № 11. Впрочем, если бы не бандитский Переворот-1917… И была бы у нас нынче конституционная монархия с девяностолетней историей… Любо-дорого… Право слово, всё познаётся в сравнении.
Андрей Лазарчук: Ну да. Во-первых, это красиво…
А если всерьез, то для скучной, бескризисной, ультрастабильной Европы оно подходит. Для России сейчас — категорически нет.
Святослав Логинов: С моей точки зрения, правильное соотношение государственности и гражданского общества демонстрирует нам Французская республика. А монархическая надстройка на демократическом государстве кажется мне совершенно излишней. Но если англичанам так нравится их королева, то исполать им.
Евгений Лукин: Никак. Не был, не видел, не знаю.
Сергей Лукьяненко: Соглашусь. Только я бы уменьшил роль говорливых депутатов и предоставил большие полномочия монарху.
Сергей Переслегин: Вопрос содержания управления значительно более важен, нежели форма. Форма подойдет почти любая. В том числе и конституционная монархия. И даже парламентская демократия.
Геннадий Прашкевич: Конституционные монархии, на мой взгляд, такой же архаизм, как религия.
Вячеслав Рыбаков: Опять-таки: то, что хорошо работает и хорошо себя зарекомендовало у одних, совершенно не обязательно окажется благом для других. Да, в маленьких странах скандинавского типа, спокойных, ухоженных, ничем серьезным не занимающихся, конституционные монархии весьма приятны и живописны. Да, есть еще и Британия, до сих пор вполне великая, но она такая одна, и у нее — мощнейшая традиция. Да и то традиция эта уже трещит. А вот в России несколько попыток ввести конституционную монархию всегда, всегда, с железной закономерностью кончались провалом и жесточайшей диктатурой. Хватит падать на одной и той же банановой корке, а?
Борис Стругацкий: Примерно так же. Но я не верю, что от реставрации в России монархии может проистечь хоть какая-то для страны польза. Все хорошо в свое время. Россия пережила монархию, и естественным путем царя нам не вернуть. В искусственные же пути я не верю.
56. Вопрос: Не являются ли наши национальные недостатки оборотными сторонами наших национальных достоинств?
Олег Дивов: Конечно, ведь наши национальные недостатки по большей части мифы, как и национальные достоинства.
Александр Житинский: Недостатки и достоинства — это очень относительно. Безусловно, это нерасторжимые вещи.
Андрей Измайлов: Как человек и гражданин, ни малейшего понятия не имею о наших сугубо национальных недостатках. (Только вот про пьянство не надо, не надо! Мы в списке стран где-то замыкаем третью десятку! Или как раз это — недостаток? Всегда стремимся быть первыми, а тут…) Ну, да и о наших сугубо национальных достоинствах — затруднюсь… (Разве что вот это вот: «Мы живы — благодаря тому, что несмотря ни на что!»)
А в остальном — люди как люди. Квартирный вопрос только немножко нас испортил.
Вячеслав Рыбаков: Безусловно. Очевидная мысль. Так вообще устроено все в мире. Солнечный свет обеспечивает фотосинтез, но от него пустыни и обгорелая кожа загорающих. Утонченные высокодуховные женщины пишут проникновенные стихи, но слишком часто изменяют мужьям. Автомобиль быстро ездит, но под него попадают кошки, а порой даже люди. И так далее…
57. Вопрос:Излишний рост числа чиновников в стране тормозит ее развитие, недостаточное их количество вызывает сбои в управлении. Как найти «золотую середину»?
Эдуард Геворкян: Массовые расстрелы, конечно, споспешествовали бы развитию управленческих структур, но где взять столько расстрельных команд? Да и вся эта затея утонет в переписке, согласованиях, тендерах на поставку лопат и т. п. Возникнут комиссии по расстрелам, комитеты по захоронениям, а там и министерство по ликвидации появится. В итоге чиновников станет больше. Что мы уже наблюдали после распада СССР.
Олег Дивов: Ну, я давно предлагал проект указа об обязательной кастрации государственных чиновников в должности от замминистра и выше. Естественно, меня никто не послушал. Меня вообще никто никогда не слушает. А зря.
Кирилл Еськов: Что «сбои в управлении» вызываются «недостаточным количеством чиновников» — мысль поистине поразительная! Способная, по-моему, поднять из гроба Паркинсона и Салтыкова-Щедрина…
Андрей Измайлов: См. про чиновников у Михал-Михалыча Жванецкого. Как всегда, чеканно: «Без нас вам — никак, а с нами — ничего не получится».
А где и когда в стране наблюдалось «недостаточное их количество»? Адресок! Поехали! На ПМЖ! Особенно если там в качестве бонуса «сбои в управлении»!
Андрей Лазарчук: Если бы это была проблема одной только России… Весь мир бьется над решением. Но пока побеждает бюрократия.
Святослав Логинов: Если бы я это знал, я бы уже давно осчастливил человечество этим сокровенным знанием.
Евгений Лукин: Вот с чем никогда не сталкивался, так это с недостаточным количеством чиновников. Единственное исключение: входишь к нему в кабинет, а он «только что вышел». Но, раз вышел, то, следовательно, существует. Мне кажется, дело не в количестве чиновников, а в их сути, не изменившейся ни на йоту со времён Достоевского и Щедрина. Ну есть же цеха, где всё автоматизировано, где нет ни одного человека! Почему бы не автоматизировать бюрократию? Хотелось бы, повторюсь, для разнообразия постенать под игом кибернетического диктатора, а то ведь приходится стенать чёрт знает под кем.
Сергей Лукьяненко: Заставить их жить на зарплату. Сами разбегутся.
58. Вопрос: Какой вы видите Россию через 25 лет? А через 100?
Эдуард Геворкян: Странный вопрос. Покажите мне человека, который не хотел бы видеть свою страну цветущей, сильной, свободной, богатой, процветающей, счастливой, доминирующей… Если у нас есть такие люди, которым это не по нутру, то им просто не повезло с местом проживания.
Олег Дивов: Немного подтянется и выровняется уровень жизни. Заметно плотнее будет заселена сельская местность и вообще провинция европейской части России, особенно за счет питерцев и москвичей. А так — ничего особенного. На сто лет вперед заглядывать не рискну, могу только предположить, что нынешнее отставание от Европы сохранится примерно на том же уровне.
Кирилл Еськов: «Без прыщей» (с) Гадкие лебеди.
Александр Житинский: Хотелось бы видеть ее живой. Очень бы хотелось.
Андрей Измайлов: Если прекратим надувать щёки, пустословить про «особый путь» и пустославить очередного мнимого «лидера нации», а займемся ликвидацией разрухи (и в клозетах, и в головах)… Глядишь, через четверть века и впрямь догоним Португалию. А то и перегоним! Задача не хуже любой другой. Даже осуществимая.
А через сто лет — при соблюдении вышеприведённых условий — глядишь, воплотится в жизнь лозунг Никиты Хрущёва аккурат полувековой давности: «Догоним и перегоним!» Америку, ясное дело… Правда, через сто лет возможно резюме (по анекдоту): «Ну, и шо це ему дало?» Да так… Мелочь, а приятно.
Андрей Лазарчук: Пройдет уже лет семь после окончания гражданской войны в Китае, в которой России волей-неволей пришлось участвовать — в союзе с Японией и Штатами. Огромные деньги надо вкладывать в восстановление Туркестана и Манчжурского края, но тем не менее экономический бум продолжается. Вновь заговорили о восстановлении монархии — и возобновлении подготовки высадки на Марс, от которой из-за войны пришлось отказаться…
Николай Романецкий: А через сто?
Андрей Лазарчук: Ха!
Святослав Логинов: Через двадцать пять лет я стану скверным ворчливым старикашкой, недовольным всем на свете. Следовательно, и в России с моей точки зрения, всё будет плохо. А через сто лет меня не будет, так что можно с лёгкой душой утверждать, что всё будет просто замечательно, даже лопух на моей могиле вырастет удивительно гармоничный. В этом я совершенно твёрдо уверен.
Евгений Лукин: Прежде всего, хотелось бы видеть её существующей. Дело в том, что Российская Федерация сохранила все слабости Советского Союза, изрядно усугубив их религиозной и национальной рознью, вторжением в политику криминалитета с его разборками и прочими прелестями демократии. Будем, однако, надеяться на лучшее.