Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

Новая же «Москва» на Воздвиженке (там, где была приемная дедушки Калинина) – тоже модный, но совершенно другой клуб. 1000 квадратных метров площадей, бар, кинозал, при входе дают самокат: как иначе добраться до дальнего угла, где обочь «Мертвой руки» пулитцеровского лауреата Хоффмана есть и мои книги? Чем-то напоминает Barnes amp;Noble на Юньон-сквер в Нью-Йорке: туда тоже приходят не обязательно купить, но поболтать и почитать (и это приветствуется).

Ну, понимаете, о чем я? Мы больше не платим за информацию – а только за членство в клубе сходных взглядов. Которое дает, например, право на клубные вечеринки и поздравления с Новым годом. А еще билет является материальным знаком благодарности тому, кто тебе нравится (так я покупаю книги Улицкой или Секацкого, хотя они давно и бесплатно закачаны в мой ридер).

Если вы это понимаете – хорошо. Потому что владельцы музыкальных магазинов не понимали, и где теперь магазины и магазинчики с CD на прилавках, что покрывали нашу страну в 1990-х?

По мне, чем больше таких клубов и чем массовей членство, тем лучше. Ну да, на книжке не заработать, – но, быть может, раскрученные клубами, писатели станут зарабатывать на выступлениях?

Впрочем, это, как говорится, уже совершенно другая история.

Которую я тоже расскажу, но не сейчас: нужно срочно сдавать новую книгу!

2012

28. Куда кривая Снукса-Панова вывезет//

О приближении мировой истории к очередной точке сингулярности

Я четыре полных дня провел на футурологическом конгрессе. Назывался он Global Future 2045. И должен предупредить: готовьтесь, граждане, к сингулярности!

Ну, вы представляете, что такое футурология.

Лучше всего это явление описано Иосифом Бродским:

…при слове “грядущее” из русского языкавыбегают мыши и всей оравойотгрызают от лакомого кускапамяти, что твой сыр дырявой.

То есть я тоже считал, что футурологи – это такие безумцы, налетающие на научный грант (то есть все же не вполне безумцы), дабы, пожрав его, оставить выделение в виде брошюры с названием типа «Общая теория счастья человечества: введение в теорию».

Но после конгресса я точку зрения изменил – несмотря на то, что количество подаренных мне брошюр о грядущем счастье человечества, равно как и визитных карточек, отпечатанных на ксероксе, зашкаливало.

Дело не в том, что на самом конгрессе были представлены серьезные научные учреждения и школы, которых в пустых играх в слова (по-английски это называется speculations) не обвинишь. И даже не в том, что впервые в Москве собрались вместе такие знаменитости, как Рэймонд Курцвейл – изобретатель сканера, систем распознавания текстов и синтезации речи, названный американским каналом PBS «одним из 16 революционеров, которые создали США». Или президент Международной ассоциации Всемирной истории Дэвид Кристиан. Или руководитель кластера космических технологий Фонда Сколково Сергей Жуков (он сам – летчик-космонавт). Или гарвардский астрофизик Эрик Чейсон. Или антрополог Акоп Назаретян из Института востоковедения РАН. Или астрофизик Александр Панов из НИИ ядерной физики (тот самый, который создал «кривую Снукса-Панова» – а всего там было полсотни докладчиков).

Дело, товарищи дорогие, в том, почему так здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Вот вы, вероятно, слышали, что мощность компьютеров удваивается каждые два года. Это работает так называемый «закон Мура», а точнее, предположение, высказанное еще в 1965-м году основателем компании Intel Гордоном Муром. Гордон Мур первым сформулировал закон экспонентного – то есть в геометрической прогрессии – развития электронной техники, который должен внушать смутную тревогу любому, кто знаком с историей расплаты за шахматы, когда на первую клетку предлагалось положить одно зерно, на вторую – два, на третью – четыре, на четвертую – восемь, а далее выяснялось, что во всем мире для расплаты не найдется пшеницы. Спрашивается: что произойдет, если мощность компьютеров у-двести-пятьдесят-шестерится всего через 16 лет? А через 64 года? А что случится, когда рост мощности компьютеров упрется в физический потолок, то есть в размер молекул кремния? А возможен ли переход на квантовый компьютер? А не случится ли в ближайшее время качественный скачок, состоящий в том, что помощники человека отменят своих хозяев – ну, подобно тому, как кроманьонцы отменили неандертальцев? (А если начистоту, то кроманьонцы неандертальцев попросту перебили…)

Оглянитесь: все сегодня вокруг нас развивается столь стремительно, что сомнений о переходе в информационную цивилизацию из индустриальной нет. Я, например, в конце 1980-х еще набирал тексты на компьютере Apple IIc, у которого жесткого диска не было, а операционная система загружалась с гибкой дискеты объемом 256 килобайт. Но сегодня я сброшу копию этой статьи на флэшку в 32 гигабайта – и посмотрю в интернете, не упала ли цена на флэш-память в 64 гигабайта до тысячи рублей. Сегодня мой сотовый телефон куда мощнее и производительнее, чем та «большая электронно-вычислительная машина», которая, если верить фантастам моего детства, должна была «занимать всю носовую часть межгалактического корабля»!

Прониклись? А теперь постарайтесь принять следующее.

Дела на Земле обстоят куда хуже или, если угодно, серьезнее. Забудьте про закон Мура. Рэймонд Курцвейл настаивает (и доказывает), что мощность компьютеров в наши дни удваивается уже не каждые 2 года, а каждые 11 месяцев. И скорость возрастания скорости увеличивается. Информационную революцию можно изобразить в виде кривой, которая над горизонтальной осью времени поднимается все круче и круче. И в один в один прекрасный миг эта кривая – по законам математики – должна рвануть вертикально вверх.

Эта кривая и есть, собственно, кривая Снукса-Панова, только описывает она не развитие компьютеров как частный пример, а эволюцию человечества в целом, причем, согласно кандидату физматнаук Панову, эволюция ускоряется с коэффициентом примерно 2,7.

А точка, в которой кривая начинает идти вертикально вверх, называется точкой сингулярности, или (я упрощаю, но не слишком) переходом в такое состояние, в котором отменяются все прежние законы и правила, а прежнее развитие становится невозможным. Кстати, если смотреть на вещи в обратной последовательности, то именно из сингулярности – сверхмалой точки со сверхбольшой плотностью – и произошло все сущее, включая Вселенную, пространство и время. Так, во всяком случае, утверждает теория Big Bang, Большого Взрыва, которой сегодня придерживаются практически все физики – да и не только они.

В точке сингулярности неизбежно происходит смена графика. Либо революция и переход к новым принципам развития. Либо регрессия и затухание. Либо переход от кривой развития в горизонтальную плоскость. И это не абстрактные мудрствования. Академик Сергей Капица, например, строит демографический график роста населения Земли именно как геометрическую прогрессию. Согласно его вычислениям, точки сингулярности демографическая кривая достигнет, когда нас на Земле будет около 11,4 миллиарда – после чего рост человечества остановится. И случится это довольно скоро, в первой половине XXI века.

Так вот: согласно кривой Снукса-Панова, и развитие человечества в целом достигнет сингулярности в первой половине XXI века. Ученые, изучающие разные проблемы, развивающиеся по этой кривой, называют разные даты, но все сходятся на одном и том же периоде плюс-минус 20 лет: 2045 год (понимаете теперь, откуда название у конгресса?)

Должен сказать, что человечество не первый раз достигает в отдельных сферах жизнедеятельности точки сингулярности.

Например, в конце XIX века в сингулярность должен был упереться рост конского навоза в городах. Люди богатели, скорости возрастали, появился общественный гужевой транспорт, лошади были нужны всем – конское дерьмище неудержимо заполняло улицы; сбрасывалось, несмотря на запреты, в каналы и реки; нас ждала гибель. А чем все кончилось? Правильно: революцией. Появлением автомобиля. Парадигма гужевого транспорта перешла из прогрессии в регрессию, зато автотранспорт стал развиваться по кривой Снукса-Панова (вначале это было незаметно, а нынче – посмотри в окно).

Еще пример, уже из наших дней: библиотеки. Число книг, брошюр, авторефератов, газет, журналов, каждый экземпляр которых издатели были обязаны отправлять в библиотеку, росло по такой экспоненте, что физически никаких хранилищ, даже «Ленинки» не хватило бы и не могло хватить (в библиотеке Ярослава Мудрого было, для примера, всего 500 томов). Библиотеки во всем мире пытались как-то эту тенденцию оседлать – в конце XX века появились микрофиши, микрофильмирование – но в итоге с появлением электронных текстов российские классические библиотеки революцию начисто проиграли и ушли в регрессию. Сегодня московская РГБ, или питерская Публичка, не говоря уж про их городских-районных братьев-сестричек, представляют собой чуланы времени, в которые ходят либо безумцы, либо несчастные диссертанты, потому что прочие люди посещают библиотеки электронные (кто идет в Lib.ru, кто скачивает библиотеку Траума, кто ищет нужные книги на «Альдебаране»). Зато библиотеки электронные развиваются сегодня именно по кривой Снукса-Панова.