Юрий Помпеев - Кровавый омут Карабаха
«Укомплектовать в Баку «орду жаждущих крови» националистов или хотя бы роту, не менее трудно, чем сколотить местную команду по хоккею на льду».
Эти слова были произнесены перед внезапным массовым наплывом беженцев в Баку, двухмиллионный город уже несколько лет живущий по талонной системе из-за нехватки продуктов питания, в космополитический город с более чем двухсоттысячной, вполне благополучной армянской общиной. Азербайджанским беженцам по прибытии в республику выдали по 50 рублей на душу и расселили по конурам «нахалстроев», где и без них была в достатке уголовная мразь.
Можно ли было вывести несчастных озлобленных людей на погромы 13 января 1990 года?
Обращусь прежде всего к свидетельству тогдашнего председателя КГБ Азербайджана Вагифа Гусейнова, клянущегося нынче в неизбывной любви к своему народу, но спокойно принявшего сразу же после избиения безоружного населения генеральский чин за предательство. На острейший вопрос: известно ли было республиканскому Комитету о готовившихся в Баку в январе массовых бесчинствах, погромах и грабежах, — Вагиф Гусейнов отвечал в августе 1990 года так:
«Да, Комитет знал об этом, своевременно и неоднократно информировал вышестоящие органы, предупреждал их. Но, чтобы предотвратить трагические события, пресечь их сразу же — требовалось политическое решение. Решение, которое принимает отнюдь не Комитет государственной безопасности. Когда гром грянул, милиция оказалась парализованной, внутренние войска, не получившие приказа, отсиживались в казарме. Своего прямого назначения они не выполнили».
Прибывший в Баку в частном порядке, чтобы, по его словам, собрать материал для расследования трагедии, народный депутат СССР, полковник Николай Петрушенко подтвердил в интервью «Бакинскому рабочему» в конце января, что «давние интернационалистские традиции бакинцев живы и здравствуют. Несмотря на то, что город, как и любой другой регион Закавказья, захлестнула волна привлеченного со стороны национализма, он остался при своих интернационалистских убеждениях».
Что насторожило полковника Петрушенко, так это абсолютное отсутствие звонков от лиц азербайджанской национальности, выдворенных из Армянской ССР, хотя в Баку их около 80 тысяч. Эту прослойку населения полковник отнес к категории отверженных, «во многом повинных в обострении межнациональных отношений в Баку», назвав эту массу обездоленных людей критической.
Очевидцем черного января стал и режиссер Станислав Говорухин. Узнав о погромах в Баку, он вылетел туда вместе с оператором. Вот его точка зрения:
«Для начала придется констатировать самое грустное. Войска вошли в город, когда армян в нем не осталось. Живые уехали, мертвых закопали в землю. (По свидетельству «Литературной газеты», армянские погромы, начавшиеся 13 января, оставили после себя 56 трупов, последние жертвы датируются 16 января — Ю. П.).
Защищать было некого. Я говорил с военными. Один батальон специально обученных солдат усмирил бы погромщиков, навсегда отрезвил бы их. А в дни погромов в городе находилось одиннадцать с половиной тысяч солдат внутренних войск! Утверждение генералов, что войска были блокированы в казармах, смехотворно! Когда им понадобилось выйти из казарм (в ночь на 20-е), они вышли. Причем до смешного просто: развалили танками хлипкий забор и через автомобильную стоянку — прямо по машинам — вырвались на просторы улиц».
Спровоцировать погромы в большом многонациональном городе — несложно. Особенно, когда в этом городе возникла криминогенная критическая масса обездоленных людей. Российская новейшая история знает тому немало позорных примеров. И в каждом случае, по закону организованных бесчинств, бездействует милиция (когда-то — полиция), армия сидит в казармах, вовсе не блокированных. Блокирование воинских частей и дорог в Баку, кстати, началось 16 января, после того, как был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении чрезвычайного положения в Нагорном Карабахе и ряде других районов Азербайджана. Людей обеспокоил седьмой пункт Указа, в котором рекомендовалось ввести чрезвычайное положение и в Баку. Для чего, если погромы завершились? 16 января были захвачены бездомными несколько опустевших армянских квартир в Баку. Заложенный год назад динамит — беженцы из Армении — рванул.
До ввода войск оставалось три дня. За это время опустели здания райкомов партии, и, наконец, 19 января было блокировано и здание ЦК. Власть распадалась буквально на глазах. Огромные толпы перед зданием ЦК скандировали грозное «Истефа! — Отставка!».
После штурма и столкновения с милицией было захвачено здание райкома партии в Джалилабаде. Жители Ленкорани упразднили горком и заодно все госучреждения. В кольце народных фронтов явочным порядком отменялась шестая статья Конституции во многих городах и райцентрах Азербайджана, бывшие аппаратчики сидели по чайханам и ожидали, когда кто-то придет с автоматом и вернет им властные кресла, приносящие огромные доходы.
«Кто сказал, что мы собираемся отдавать власть?» — гневно вопрошал номенклатуру Абдурахман Везиров. Свой тезис: «Нагорный Карабах не позволяет нам решить социальные и экономические вопросы», с которым он выступал в Москве и Баку, Везиров перевернул на 180 градусов: «Социальные, экономические проблемы, митинги и забастовки не позволяют нам решить вопрос Нагорного Карабаха». Политический паяц на активах в ЦК усиленно муссировал тезис об «объединении с общим врагом». Общим врагом открыто провозглашался народ республики, поднятый на митинги Народным фронтом.
Когда утром 13 января 1990 года несчастный бакинский армянин, обороняясь в своей квартире от пришедших ее занять беженцев из Армении, зарубил одного из них топором, известие об этом достигло митинговой площади. А на ней были сотни обездоленных, хранящих в душах обиду и ненависть, клянящих аллаха и государство, скитальцев без крова и работы, идеальных исполнителей необходимых властям бесчинств. Когда Везирову доложили, что толпа погромщиков направляется к армянской церкви, он взмахнул игрушечной рукой: «Пускай побалуются».
Позже народный депутат СССР, писатель Анар задал в Кремле вопрос Михаилу Горбачеву: «По оценкам МВД, в погромах участвовали до пяти тысяч человек. В городе было двенадцать тысяч солдат внутренних войск, по два с лишним на погромщика. Почему они не остановили погромы, не вмешались?».
Президент — генсек развел руками: «Действительно, почему?».
Ответ очевиден: надежду на криминогенную обстановку в Баку, созданную толпами неприкаянных беженцев, не только не державших никогда в своих руках Коран, но и не получивших в Армении элементарной духовной грамоты, лелеяли разнонаправленные политические силы и деятели перестройки, и не в их интересах было остановить бесчинства в самом начале. Партийные власти в районах Баку снабжали погромщиков адресами и телефонами жителей армянской национальности. В течение трех дней армян прятали их друзья, соседи-азербайджанцы и активисты Народного фронта.
Особенность Азербайджана в отличие, скажем, от республик Прибалтики, где люди объединялись на антикоммунистических взглядах и на идее национальной независимости, состояла в том, что под болтовню о перестроечных процессах в течение двух лет шло сталкивание народа на борьбу за исконно принадлежащую ему территорию. Сначала на митингах и демонстрациях, потом в ночных перестрелках вокруг азербайджанских сел Нагорного Карабаха, вовлечением в эту вооруженную борьбу мирных жителей, которые вместо огородного инвентаря вынуждены были снимать со стены охотничьи двустволки.
И вот подоспела очередь Баку.
Когда пришла армия и после чудовищного кровопролития завсегдатаи чайханы вернулись на русских штыках в свои кабинеты, власти заговорили о попытке переворота. Один из секретарей райкома имени 26 бакинских комиссаров В. Ломакин после пережитого шока от происшедшего, в марте 1990 года удивленно рассуждал: «Если об этом (перевороте — Ю. П.) знали заранее, то что мы опять скрывали? Почему не работало телевидение, об этом во весь голос не кричали рупоры радиовещания, а город не оказался усеянным миллионами листовок, чтобы каждый мог прочитать и понять суть происходящего?.. Ведь решения, как и прежде, если судить по настроениям партийных работников самого различного ранга, принимались в здании ЦК не на основе коллегиальности, а на основе единоначалия. А то, что первый руководитель республики даже в этой критической ситуации, когда еще по крайней мере можно было избежать крови людей, не вышел к народу — лишнее тому подтверждение».
Что тут можно сказать? Парторг Ломакин не относился к ретроградам, он голосовал тогда, в январские дни 1990 года, за исключение Везирова из рядов КПСС, но Москва с неотмененной тогда шестой статьей Конституции это решение первичной организации не утвердила.
