Петр Подгородецкий - Русские идут! Заметки путешественника
Ночь, тишина, океан, звезды и огромная луна со светящейся дорожкой на глади воды, от которой светло, как от гигантского фонаря. Охватывающее ощущение нереальной свободы. Все проблемы, похоже, решены, и начинается сказка.
Ощущение свободы и сказки продолжалось недолго. Проснулся я от того, что меня кто-то бил ногами в живот. Несильно, но довольно методично. Я высунул лицо из спальника, в глаза тут же ударил луч света. Естественно, шок! Пытаясь вылезти, осознал, что лежу в насквозь промокшей одежде практически в воде. Да тут еще и молнию в спальнике заклинило! «Все, – думаю, – конец!» Но выяснилось, что разбудили меня рейнджеры, которые проезжали мимо и решили посмотреть, все ли в порядке, а затопил меня прилив, о котором, ложась спать, я как-то не подумал. К тому же оказалось, что я заночевал на территории очередного национального парка, что категорически запрещено. Мне сказали: «Собирайся и уезжай!» Никакие уговоры на рейнджеров не действовали, так что я, жутко замерзший, погрузил на мотоцикл насквозь промокшие вещи и под ледяным ветром двинулся дальше. Easy rider! Да на фиг мне все это нужно! К утру я все-таки добрался до какого-то поля, поставил палатку и проспал почти весь день. Затем собрался и почти всю ночь ехал до Сан-Франциско. И тут снова облом! В кемпингах мест нет, мотели забиты, гостиницы недоступны – в общем, ездил, ездил… И тут заметил байкерский гараж. Кругом «Харлеи», мужики газуют, движуха! Я остановился на светофоре, а рядом со мной затормозил немолодой байкер на красном «Харлее» и, посмотрев на меня, газует. Я тоже газанул и, как только зажегся зеленый, устремился вперед. На своих 1800 кубиках я все-таки его обогнал. Но на следующем светофоре он меня достал. И так мы с ним, почти не разговаривая, нагоняли пару кругов по городу. В конце концов, приехали обратно к этому гаражу и разговорились. В порыве откровения я рассказал ему о своих злоключениях, а он в ответ: «Отлично! Мы тут с друзьями отдыхаем, можешь присоединиться. А палатку поставь на моем участке – жена будет не против».
В России есть традиция: вечером мужики собираются в гараже вечно чинить какие-нибудь «Жигули» и бухают. В Америке ветераны Вьетнама тоже собираются по вечерам, пьют пиво и собирают мотоциклы. Это тоже традиция. Выяснилось, что я попал на одну из таких тусовок. Немного пообщавшись с собравшимися, отправился ставить палатку. Только залез в нее, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть, но не тут-то было! В палатку просунулась голова со здоровенными усищами, украшавшая голый торс с надетой на него кожаной жилеткой. С трудом я наконец понял, что гражданин хочет со мной познакомиться и, более того, предложил мне поехать к нему и принять душ. Я уже почти спал, но слово «душ» вывело меня из состояния оцепенения: ведь даже в трусах у меня был песок. Я вылез из палатки, мы немного пообщались, и когда я уже начал грузить вещи на мотоцикл, то увидел торчащий из-под жилетки «ствол». Оценивая ситуацию по российским меркам, я подумал, что это либо бандит, либо переодетый полицейский. Но назад дороги не было: я сел на мотоцикл и поехал за ним. Этот человек (на вид ему немного за 50) на своем «Харлее» «дубасил» так, что я, на VTX, чувствовал себя каким-то мопедистом. В зубах сигара, усы и жилетка развевались по ветру, от «прямотоков» дикий треск… И вот в таком режиме мы мчались минут двадцать по какому-то серпантину. В конце концов, остановились у его дома. Первое, что меня поразило, когда мы закатили мотоциклы в гараж, – идеально чистое махровое полотенце, которое он кинул мне со словами: «Протри свой байк». Отказываться было неудобно, хотя после протирки полотенце превратилось в грязную тряпку. Поднявшись в дом, я получил еще одно махровое полотенце (но уже для себя) и отправился в душ. Там я обнаружил огромное количество баночек с таблетками, этикетки которых были подписаны от руки. Таблетки валялись по всей комнате, где поштучно, где горками, все разных цветов и размеров.
Помывшись, вышел из душа и увидел странное зрелище: в темной комнате стоит какой-то агрегат, испускающий голубоватое свечение. «Да, – думаю, – инопланетян мне только еще не хватало». Но оказалось, что хозяин просто установил горизонтальный солярий и в данный момент находился внутри. Ну а когда он вылез, мы познакомились по-настоящему. Оказалось, что усач – генерал морской пехоты Джеферсон Бурбон, участвовавший практически во всех военных конфликтах США за несколько последних десятилетий. Дом его был набит оружием – от современных образцов до коллекционных экземпляров, а на стенах висели многочисленные награды, в том числе врученные лично президентами, а также разные военные фотографии и плакаты. В спальне над кроватью – авиационная бомба. На участке стояли мраморные плиты в память о боевых деяниях хозяина, а над домом каждый день поднимался американский флаг. На вопрос о пистолете, висевшем под мышкой, он ответил, что получил его лично от президента и имеет полное право его носить. Более того, он может пристрелить любого, кто нападает на него, или в пьяном виде начать стрелять по колесам полицейской машины, и его оправдают, потому что он подставлял собственную задницу за свою страну в «горячих точках». Я слушал его рассказы и понимал, что этот мужик – настоящий беспредельщик. У него были абсолютно безумные глаза, пистолет и куча таблеток в ванной, которые он жрал. Генерал доказывал мне, что нужно легализовать наркотики, потому что это колоссальный бизнес, и государство должно контролировать его, что нужно по тем же причинам легализовать проституцию, ведь побороть ее невозможно.
Говорили о многом, даже о смысле жизни. Мне было интересно, как и чем живет человек. «Хочешь знать, что я думаю об этой жизни?» – спросил он меня, затем взял лист бумаги, фломастер и крупно написал: «Just now!» [33] На меня смотрели его безумные глаза, он тыкал мне в нос этим листом и говорил: «Видишь? Если ты хочешь что-то сделать, если ты о чем-то думаешь, если хочешь прожить жизнь не зря, то сделай это ПРЯМО СЕЙЧАС! Не говори себе: „Я высплюсь, я вырасту и сделаю это потом – сейчас я не могу или не хочу». Если тебе что-то нужно, сделай это сейчас, потому что „потом» не будет!» Позднее это «Just now!» я написал на своем бензобаке рядом с фотографией индейского вождя.
Говорили мы обо всем и так проговорили всю ночь. Под утро, когда глаза уже слипались от усталости, генерал сказал мне: «Пойдем, покажу тебе, где ты будешь спать, а то ко мне сейчас должна девушка прийти». Я спросил: «А ты женат?» Он ответил: «Да, но это – любовница, а вообще у меня их три». И действительно, скоро приехала девушка лет двадцати, а мужику-то сильно за полтинник! Вот у человека здоровье!
Когда он вел меня спать, я сказал: «Я вот знаю, как тебя зовут, а ты, почему ты не спрашиваешь, как зовут меня?» Тогда он уставился мне в глаза и сказал: «Когда я попал во Вьетнам, мне было восемнадцать лет. Я воевал там три года. И за эти три года я потерял все свое подразделение. Я носил отдельные части тел моих друзей, я был в плену, я оставил там очень многое. И за эти три года для меня перестали существовать имена. Для меня существует только порядковый номер, номер жетона. Проще хоронить номер, а не имя человека. К имени проще привязаться, его тяжелее терять. Поэтому со времен Вьетнама я не спрашиваю имен». Тут я осторожно спросил хозяина: «А что это за баночки такие?» На это он ответил, что после Вьетнама не прошло ни одного дня, чтобы в его мозгу не прокрутился хотя бы один фрагмент той войны. В состоянии войны он сам находится постоянно. У человека пять степеней состояния сна, но он попадает лишь в первую – легкая дремота. Но и для этого ему нужно сожрать пригоршню препаратов.
Утром, когда я проснулся, мы сели завтракать. Я увидел на холодильнике фотографию, на которой стояли три парня и две девушки, причем девушки откровенно восточного вида. На мой вопрос, кто это такие, он ответил, что это его дети, причем явно выделяя слово «его». «Они для меня равны, и я их одинаково люблю».
А потом он поведал мне, что свои награды и привилегии получил, убив лично около двухсот человек. И потом он вернулся во Вьетнам и удочерил двух сирот. Переосмысливая свою жизнь, он постарался этим что-то изменить. Сейчас дети выросли и живут самостоятельно в разных концах Америки. Он оставил мне их телефоны, и позднее я встретился с одной из его дочерей в Балтиморе.
Бурбон – интереснейший человек! Развлекал меня как мог. Например, стоим мы у него во дворе, а он протягивает мне веревочку и спрашивает: «Не хочешь опробовать мой Gun Mаchine? [34] Я тяну за веревочку, пытаясь сообразить, что такое «Gun Machine», и тут раздается оглушительная пулеметная очередь, после которой у меня несколько месяцев звенело в ушах. Как рядом с ним живут соседи – не понимаю!
Выезжая из Сан-Франциско, я вспомнил слова своего бывшего шефа о том, что человек, находящийся в США по рабочей визе, должен работать, и миграционная служба должна быть постоянно в курсе его перемещений по стране. Если ты увольняешься, то должен предупредить миграционную службу. И тут я ощутил шаткость своего положения: ведь уже две недели никто не знает, где я. К тому же я человек по американским понятиям очень подозрительный. Так никто не путешествует в одиночку с палаткой и спальником. Обычно путешественники – это колонна трейлеров, набитых всякой всячиной от запаса продовольствия до джакузи. Так что я все-таки решил позвонить в миграционную службу. И правильно сделал. Мне тут же сообщили, что вследствие моего двухнедельного отсутствия мои документы были подготовлены для объявления меня в розыск. Я попытался объяснить девушке на телефоне мою проблему, упрашивая мне помочь. На следующее утро на работе она чудом выцепила мои документы, которые уже были подготовлены для отправки в полицию и ФБР.
