Анатолий Вишневский - Время демографических перемен. Избранные статьи
Никому (кроме, может быть, Прокруста) не придет в голову искать «альтернативные варианты развития», «разные аттракторы» и т. п. на правой панели графика, всем понятно, что речь идет об обычной вариации в рамках нормы. Это не исключает того, что в каждом отдельном случае можно предположить какие-то объяснения – генетические или другие – высокого, низкого или среднего роста того или иного человека, попытаться исследовать каждый отдельный случай и т. п. Но при этом изначально ясно, что все случаи укладываются в норму, находятся в пределах естественной вариативности и едва ли могут служить причиной чьей-либо озабоченности. Почему тогда столь же естественная вариативность на левой панели графика должна вызывать пристальное внимание теоретиков-демографов? Это внимание было бы легче понять, если бы речь шла о политиках, желающих, например, повторить успехи соседней страны, и можно понять проведение политики, направленной (не всегда успешно) на достижение такого результата. Но независимо от того, принесет такая политика плоды или нет, речь будет идти о каких-то подвижках в рамках одного и того же исторического типа рождаемости, созданного демографическим переходом.
Приписывание теории демографического перехода представлений об абсолютной одинаковости конечного результата для всех стран, регионов и т. п. примитивизирует теорию и придает видимость обоснованности ее критике. На самом деле, теория не содержит посылки «конечной одинаковости», изначально ясно, что демографический переход – это, в том числе, и переход от одного типа пространственно-временного разнообразия демографических показателей к другому. Наверное, новое разнообразие заслуживает внимания исследователей, более глубокого осмысления, в том числе и в контексте его сравнения с допереходным разнообразием, – такое сравнение будет, скорее всего, в пользу нового разнообразия. Но, в любом случае, это осмысление высветит еще какие-то грани демографического перехода и приведет к углублению теории, а отнюдь не к отказу от нее.
Рис. 7. Ранжирование стран по итоговой рождаемости женской когорты 1969 года рождения и известных людей по росту
Источники: для левой панели графика – База данных Института демографии НИУ ВШЭ; для правой панели – сайт http://www.polezno.com/interesno/46.
Раздел 2
Россия перед лицом демографических перемен
Незавершенная демографическая модернизация в России[53]
Демографическая модернизация рассматривается в этой статье с позиций концепции «консервативной», или «инструментальной» модернизации России, развитой автором ранее[54]. В свою очередь, отправной точкой для разработки этой концепции послужили как раз размышления по поводу советской демографической реальности.
В ряду других социально-исторических процессов демографическая модернизация предстает как демографический срез общей модернизации, понимаемой как превращение аграрного, сельского общества в промышленное и городское. В странах пионерной модернизации – это постепенная спонтанная трансформация, идущая на протяжении жизни нескольких поколений и охватывающая все стороны исторического развития – его технологическую составляющую, эволюцию системы социальных отношений и институтов, изменения культуры и даже структуры человеческой личности. В странах догоняющей модернизации, к которым относится и Россия, – это прежде всего основанное на избирательном заимствовании готовых образцов ускоренное развитие отдельных сегментов общественного организма при сохранении, по крайней мере частичном, всех остальных, традиционных сегментов в неизменном виде. Более того, из-за отсутствия в таких странах исторически подготовленных движущих сил модернизации частичная направленная и избирательная трансформация вынуждена опираться на традиционные социальные формы как на свой основной ресурс, что порождает заботу об их консервировании.
Определение «консервативная» указывает на эту сторону догоняющей модернизации – ее опору на сохраняемые и даже охраняемые традиционные социальные формы, нормы, ценности и т. д. Определение «инструментальная», со своей стороны, – указание на зависимость такой модернизации от заимствования готовых «инструментов», технологических и научных достижений без органичного для них социального и культурного «бульона», вне которого они не способны к саморазвитию. Таким образом, оба определения описывают один и тот же процесс с разных сторон и взаимно дополняют друг друга.
I. Незавершенная модернизация смертности
Успехи модернизации. Самым ярким свидетельством незавершенности демографической модернизации в России служит ситуация со смертностью.
В сравнительно недалеком прошлом смертность была высока повсеместно, в 1870‑е годы даже в Европе были страны, ожидаемая продолжительность жизни в которых не достигала 40 (Германия, Нидерланды) и даже 35 лет (Австрия), на этом фоне Россия не выглядела слишком отсталой. Но модернизация смертности во всех странах европейской культуры в это время уже началась, в них разворачивался эпидемиологический переход, и продолжительность жизни быстро росла. К началу XX в. она уже определенно оторвалась от своего допереходного уровня, все чаще превышала 45, а то и 50 лет, в то время как в России никаких существенных изменений не происходило, смертность оставалась традиционно высокой, чему соответствовала очень низкая продолжительность жизни – 32 года на момент первой российской переписи населения (1897). В первые десятилетия XX в. некоторое снижение смертности наметилось и в России, но оно шло медленно, отрыв России от передовых стран того времени неуклонно нарастал.
Часто думают, что перелом наступил после установления советской власти, однако статистика этого не подтверждает. Годы революции, Первой мировой и особенно Гражданской войны прервали даже ту слабую тенденцию к снижению смертности, которая все же наметилась в России в первые десятилетия XX в. Самое большее, что удалось сделать за период между двумя мировыми войнами, это возвратиться на предреволюционный уровень и, может быть, чуть-чуть улучшить показатели смертности к концу 1930‑х годов. Но отставание от западных стран за это время даже увеличилось.
Экономическая, социальная и политическая обстановка в межвоенном СССР не способствовала снижению смертности, скорее, напротив, нередко тормозила его или даже служила причиной роста смертности. В то же время, по-видимому, какие-то общецивилизационные процессы, протекавшие в СССР, как и во всем мире, в это противоречивое для страны время и связанные с распространением городской культуры, ростом образования, развитием системы здравоохранения, делали советское общество более восприимчивым ко многим нововведениям, на которые опирался тогда эпидемиологический переход на Западе. Их освоение часто было просто необходимостью, без них была бы невозможна стремительная урбанизация, приводившая к появлению огромных людских скоплений в городах, рисковавших стать источниками массовых эпидемий. Не могли не сказаться и промышленно-технические последствия индустриализации, расширявшие возможности заимствования и распространения новых медицинских и санитарных технологий.
Все это принесло плоды не сразу, в конце 1930‑х годов смертность в России была еще очень высокой, каждый пятый младенец умирал, не дожив до года, практически не снижалась смертность взрослого населения, ожидаемая продолжительность жизни мужчин была такой же, как в конце 1920‑х, и мало отличалась от уровня 1913 г. У женщин положение было несколько лучше, но не принципиально, отрыв от европейских стран или от США был колоссальным[55].
Резкий скачок произошел только после войны и, по-видимому, прежде всего был связан с появлением в это время антибиотиков, позволивших резко сократить детскую смертность и вообще смертность от инфекционных заболеваний, включая туберкулез. Советская наука и советская промышленность оказались к этому времени на достаточно высоком уровне, чтобы быстро освоить это мощное оружие борьбы со смертью. Оно было создано на Западе (особенно важным был период с момента открытия А. Флемингом пенициллина в 1928 г. до получения чистого пенициллина X. Флори и Э. Чейном в 1940 г.), но уже в 1942 г. З. Ермольевой был получен первый отечественный пенициллин, и вскоре он стал внедряться в практику. Младенческая смертность в СССР начала снижаться уже во время войны[56] и в 1950 г. была вдвое ниже, чем в 1940 г. Два десятилетия между серединой 1940‑х и серединой 1960‑х годов стали периодом небывало быст рого снижения смертности в России, в результате которого резко сократилось ее отставание по продолжительности жизни от западных стран. К сожалению, этот период закончился, и Россия стала быстро терять завоеванные позиции. В то время как в большинстве промышленно развитых, урбанизированных и в этом смысле модернизированных стран смертность продолжала сокращаться, в России и в других советских республиках, напоминавших эти страны по уровню урбанизации, промышленного развития, образования и ряду других параметров, на первый взгляд, говоривших и о сходном с западным уровне модернизации, рост продолжительности жизни прекратился и даже сменился ее снижением.
