Пассажиры первого класса на тонущем корабле - Ричард Лахман
Мишенью для объединённых сил менее значимых держав Испания становилась в XV веке и в ходе Тридцатилетней войны 1618–1648 годов. Модель Кеннеди может продемонстрировать, что причиной нескольких испанских поражений в Европе было то, что «Испанская империя одновременно сражалась сразу на трёх фронтах, а её враги сознательно оказывали друг другу если не военную, то по крайней мере дипломатическую и коммерческую помощь»,[128] что и объясняет неспособность Испании приобретать территории после 1590 года. Наиболее принципиально то, что голландцы смогли завоевать независимость и отобрать американские и азиатские колонии у куда более богатой Испании с помощью англичан и французов, тогда как Испания одновременно воевала с Францией, Швецией и различными германскими политиями.
Кеннеди приводит мало свидетельств того, что «имперское перенапряжение» воздействовало на испанскую экономику и истощало будущие возможности Габсбургов нести военные расходы. Все обнаруживаемые Кеннеди признаки фискальной слабости — значительная автономия каждой территории Габсбургов, за исключением Кастилии, которая обеспечивала основную часть королевских доходов, налоговые льготы, которыми пользовались аристократы и корпоративные структуры, и монополии, замедлявшие экономический рост и торговлю, — были порождениями структуры империи Габсбургов. Если эти слабости углублялись последующими усилиями Испании по сохранению и расширению своей империи, то Кеннеди не объясняет, как это происходило. Прежде всего он ничего не сообщает о впечатляющем падении доходов Габсбургов от их американских колоний в первой половине XVII века — именно в тот период, когда Габсбурги понесли наиболее значимые военные и территориальные потери в Европе.
Франция, несомненно, была богатейшим европейским государством с 1630-х по 1790-е годы. В отдельные моменты в ходе этого периода она совершала скромные приращения территории, тогда как беспрецедентные завоевания при Наполеоне состоялись после того, как Британия достигла решительного преимущества в фискальной сфере. Несмотря на то, что население и доходы Франции были равны населению и доходам её трёх главных соперников вместе взятых, с 1680-х до 1750-х годов она была не в состоянии достичь каких-либо геополитических преимуществ. В эту эпоху Франция не приобрела никаких территорий в Европе (за исключением отнятой у Габсбургов Лотарингии в 1735 году), не расширяла свои колонии и не устанавливала контроль над какими-либо новыми торговыми маршрутами. Во второй половине XVIII века Франция утратила многие свои колонии, хотя удерживала решительное фискальное преимущество над Британией. Огромное фискальное преимущество французского
ancien ]]> régime [Старого порядка — фр.] приносило Франции определённые территории в Европе, хотя революционное воодушевление республиканских войск и предводительство Наполеона дали ей гораздо больше. Франция была совершенно неспособна конвертировать свои доходы в колонии.Как утверждает Кеннеди, двум попыткам Франции достичь гегемонии на континенте (в 1660–1714 и 1793–1814 годах) воспрепятствовали масштабные коалиции других великих держав и менее значимых государств, которые отчаянно хотели избежать существования в условиях французской гегемонии. По мнению Кеннеди, способность Франции воевать против этих масштабных коалиций снижалась по мере того, как издержки затяжных войн истощали французскую экономику.
Хотя Кеннеди усматривает черты сходства между двумя провальными попытками Франции достичь гегемонии, существовали и принципиальные отличия между двумя указанными периодами. Наполеону противостояла объединённая и полностью мобилизованная коалиция всех прочих европейских государств, тогда как коалиция против Людовика XIV была менее основательной: за полвека его правления Британия и другие державы порой сами объединялись с Францией.[129] Экономическое и демографическое преимущество Франции над другими державами в первый из указанных периодов было более существенным, чем при Наполеоне.[130] На основании модели Кеннеди можно спрогнозировать, что при Людовике XIV Франция была бы более успешной, чем при Наполеоне, однако в действительно всё было наоборот. При Старом порядке Франция наращивала приграничные территории, но с 1630-х по 1780-е годы ей не удавалось удержать какие-либо другие территории в Европе, а колоний у Франции за это время появилось немного. Наполеон же какое-то время контролировал большую часть Европы, даже несмотря на то, что уступил Британии большинство остававшихся у Франции колоний.
Кеннеди не приводит никакого анализа того, каким образом военные расходы, а не вечная «незрелость финансовой системы»[131]ослабляли рост экономики Франции. А в попытке объяснить такую аномалию, как невпечатляющие территориальные приобретения Старого порядка, он выходит за рамки своей модели. Франции, утверждает Кеннеди, не удалось реализовать некую последовательную континентальную или морскую стратегию: «Разрываясь между войной во Фландрии, Германии и Северной Италии, с одной стороны, и кампаниями в проливе Ла-Манш, Вест-Индии, Нижней Канаде, Индийском океане, с другой, Франция не раз оказывалась “меж двух стульев”».[132] Кроме того, Кеннеди описывает нерешительность Франции при Людовике XIV, достижение ею ясности целей при более слабом Людовике XVI, когда Франция сконцентрировала свои военные ресурсы для помощи Американской революции, а затем и крупнейшие приобретения при Наполеоне — но не даёт этому объяснения.
Нидерланды обрели фактическую независимость, когда их бюджет составлял пятую часть от бюджета властвовавшей над ними Испании. Большинство своих колоний голландцы захватили у их коренного населения, а не у предшествующих европейских завоевателей. Те немногие колонии, которые они отняли у держав-конкурентов, были добыты в моменты, когда голландцы обладали меньшими государственными доходами, чем их соперники, а утрата голландцами большинства их колоний в пользу англичан произошла в то время, когда доходы нидерландского государства втрое превосходили доходы, получаемые Британией. В ходе первых двух англо-голландских войн Нидерланды обладали дополнительным преимуществом в виде союзной им Франции. Голландцы отторгли провинцию Гельдерн у Испанских Нидерландов и сделали её неотъемлемой территорией своей страны в 1714 году, когда доходы Испании и Нидерландов были почти равны, а куда более богатая Франция была не в состоянии сделать какие-либо территориальные приобретения. Голландцы достигли многого с относительно небольшими ресурсами и утратили большинство колоний на пике развития своего фискального потенциала.
Усилия Нидерландов по удержанию статуса великой державы, утверждает Кеннеди, были обречены в силу неспособности этой небольшой страны позволить себе как наземные вооружённые силы, необходимые для обороны от Франции, так и военно-морские силы для защиты её побережья, колоний, а также европейских и международных торговых путей от британских и испанских нападений. Неотъемлемая стратегическая слабость Нидерландов заставляла их вступать в союз с Британией. Этот
