Ковры под псевдонимом - Яков Фроимович Шестопал
А что с накладными?.. Они тоже не простое препятствие на пути деляг: все-таки подписи должностных лиц, печати, штампы. Ничего, преодолели! Благо, не перевелись вокруг доброжелательные ротозеи. Например, две «замечательные» женщины — секретари-машинистки фабрики, они же (одна постоянно, другая периодически) — хранительницы круглой печати предприятия и большого углового штампа. Хранили не где-нибудь, а в сейфе. Но стоило Лиско попросить их о небольшой услуге — поставить печать или штамп на чистые бланки накладных и других документов (она, видите ли, торопится, а руководство, словно на грех, куда-то исчезло), — как обе с готовностью (и не один раз) освежили штемпельную подушечку.
Пошли навстречу махинаторам и в объединении «Химчистка». Дело в том, что приобретенное в Москве нетканое полотно серо-белого цвета и стоило два восемьдесят метр. То, которое привезли из другого города, — чистобелое, и его цена девять рублей двадцать копеек. Разница в цене сырья породила разницу в качестве продукции. Это заметили и работницы бухгалтерии фабрики, которые видели ковры в продаже и не преминули посудачить по сему поводу.
Видимо, слухи дошли до производителей ковров, они решили кое-что предпринять. Узнав, что в объединении «Химчистка» имеется чисто-белое полотно, туда направился Вольский, его гостеприимно встретили, выделив для нужд коврового цеха три рулона по 25 погонных метров в каждом. Чем отблагодарил Вольский ее работников? Это осталось их тайной.
Впрочем, хватит о ротозеях, благодетелях, угодниках. Если читатель помнит, было обещано вернуться к некоторым действующим в грязной истории лицам, а вернее бездействующим.
Первым в списке мы поставили бы директора райбыткомбината Дмитриева, к которому поначалу явились приезжие комбинаторы. Он отказался принять их предложение, но дал адресок «Индтрикотажа». Спору нет, Дмитриев поступил правильно, не дав втянуть себя в аферу. Что дело нечистое, он, человек опытный, понял сразу. Мараться не захотел. Нацелил мошенников на другое предприятие.
Но его позиция не была истинно гражданской. Надо иметь мужество предупредить преступление, если знаешь, что оно готовится другими. Что помешало ему снять трубку и позвонить в милицию, прокуратуру: дескать, заявились подозрительные типы с подозрительным предложением. Ан нет. Верх взяла позиция «моя хата с краю».
Директор Репнинского райбытобъединения Чубчик и его заместитель Сенчук чуть было не сговорились с посетителями, но по какой-то причине (боязнь неприятностей? желание заручиться поддержкой сверху?) пошли на попятную. И тоже, если подходить формально, вроде бы поступили честно. Но, как и Дмитриев, дальше этого не пошли.
Почему не забила тревогу, почему молчала, заняла позицию стороннего наблюдателя руководитель производственно-технической службы облбытуправления Драч? Это потом, вызванная как свидетель, она возмущалась, говорила, будто что-то подозревала, убедительно доказывала всю пагубность и противоправность совершенного. А где же раньше-то была?
Этот же вопрос можно обратить и к главному инженеру КТБ, разгадавшему аферу сразу. Но и он своих рук пачкать не захотел, а потому оказался, как и другие, в малопривлекательной роли потатчика.
Уголовное дело, о котором идет речь, дает основание говорить не только о непростительной пассивности отдельных людей, об их равнодушии к общественному достоянию, к нарушениям норм нашей жизни, но и о той обстановке, которая способствует совершению преступления, незаконному обогащению, — бесхозяйственность, бесконтрольность, полное игнорирование нормативных документов, регулирующих деятельность ряда предприятий и организаций бытового обслуживания.
Посмотрите, как легко проходило в областном управлении бытового обслуживания согласование бумаг на организацию производства ковров фабрикой «Индтрикотаж». Где-то подозревали, что дело грязное. Кто-то кому-то намекал, что следовало бы воздержаться, свериться с законом. Но все благие намерения повисали в воздухе, не получали практического воплощения. Обломовщина, да и только, мы бы сказали, с преступно-халатным оттенком.
Те же бесконтрольность и бесхозяйственность, помноженные на всеобщее благолепие, взаимную вседозволенность, имели место и на фабрике «Индтрикотаж».
Вместо того чтобы остановить зло, пресечь его, вместо того чтобы забить тревогу, здесь лояльно отнеслись к людям, желающим жить не по средствам и получать не по труду. Такая антиобщественная линия поведения на руку расхитителям, стяжателям, нарушителям законности и порядка.
Только активная жизненная позиция человека, которому до всего есть дело, заслуживает уважения и поддержки. Ибо она служит благу общества, благу каждого из нас. «Государство — это мы» — не просто громкие слова. Это суть нашего социалистического бытия, нашего общественного сознания. Национальное богатство — наше богатство. Из него мы черпаем средства на социальное обеспечение и жилищное строительство, на новые дома отдыха и детские сады, на больницы и школы, на другие блага. Оно позволяет нам повышать заработную плату и пенсии. Так можно ли относиться к нему как к чужому, можно ли позволять распоряжаться им не чистым на руку людям?
БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ В РУКОВОДЯЩЕМ КРЕСЛЕ
Руководящих работников принято еще называть ответственными. Не знаем, как с точки зрения служебной терминологии, но с точки зрения здравого смысла второе наименование выглядит нелогичным. Хотя бы потому, что безответственных работников — будь они директорами или рядовыми, скажем, сапожниками — не должно быть.
Заведующий холодильным складом заготконторы райпотребсоюза Степан Степанович Черепица относил себя к категории ответственных работников и действительно числился в ней в масштабах, так сказать, районной номенклатуры. В последние годы постоянно был в числе руководящих и уже настолько привык, что вообще не мыслил себя в иной роли: как это, ему — и не командовать, не заправлять. Заправлял хлебозаводом, но оказался директором настолько слабым, что пришлось его отстранить, и он пережил несколько драматических для его самолюбия дней в ожидании другого назначения. Вдруг не дадут нового портфеля? Мысль об этом лишала сна, терзала душу и, занятый собственными переживаниями, он то ли подзабыл, за что конкретно лишился должности, то ли не придавал значения самой причине. А она крылась именно в безответственности, о чем без всяких обиняков и было ему сказано вышестоящим начальством.
Перед ним Черепица каялся, клялся, что все понял и исправится, — пусть только поверят и доверят новое дело, а дома, наедине с собой, злился, видел одни козни, чью-то месть и слова о безответственности, хотя и подкрепленные полным перечнем того, в чем он виноват, воспринимал как к нему не относящиеся, совершенно абстрактные и, значит, вовсе не существующие.
Когда последовал приказ о назначении заведующим холодильником, немедленно успокоился и приступил к работе, напрочь выбросив из головы хлебозаводской горький опыт. Решил, что все изменения
