Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты
Обнаружили линную братию мы по соседству на озере относительно небольшом. Но съемка не получилась. Уходя от загонщиков, плывших на резиновой лодке, стая разбилась на мелкие группы. И мы из засады в кустах лишь издали наблюдали, как гуси выбегали на берег и прятались в тальнике.
А утром, проснувшись и оглядев галечное озеро в бинокль, гусей мы увидели. Вечером или с рассветом по суше они перебрались сюда и держались на середине воды.
Сухопутные путешествия небезопасны для птиц, лишенных возможности стать на крыло. Подстерегают их хищники, главным из которых всегда был человек. Линных гусей загоняли в сети и убивали на бегу палками. Тут, на речке Морошечной, птицы платят не великую дань лисам, да, возможно, тревожили их иногда еще и вертолеты.
На воде нашу лодку гуси встретили без большого испуга и подпустили почти вплотную, но потом всполошились, разбиваясь на группки. Было видно, с каким проворством гребли они лапами, а потом, помогая себе культяшками неоперенных крыльев, они рывками как бы прыгали по воде, поднимая фонтаны брызг. А когда расстоянье до лодки сокращалось предельно, гуси ныряли в воду.
Было их тут несколько сотен. Выглядели они поджарыми, похудевшими.
Оставив стаю в покое, в бинокль мы наблюдали, как гуси выбегали на берег и, пригибаясь, резво бежали и прятались в травах. До соседнего озера было километра четыре. Пешим ходом птицы расстояние это одолевают легко. Когда в полдень мы улетали, гуси были уже на озере. Их стая голов в пятьсот сверху виднелась серым овальным пятнышком.
• Фото автора. 22 августа 1997 г.
Таежный тупик
На этот раз летел я к Агафье из Горно-Алтайска через Телецкое озеро. Непогода три дня держала вертолет на приколе. Жара, все лето стоявшая на Алтае, вдруг резко сменилась холодом, и горы сделались непролазными – туман, тучи, дождь. Сообщили: в какой-то деревне градом побило коров и множество птиц. Агафьино место, судя по сводкам, было центром ветров и потопа.
Все-таки утром 13 августа опытный летчик нашел над перевалом просвет и буквально прополз по долине к нужному месту. «Скорее, скорее!» – мешки метнули на камни, и я тоже почти мешком скатился по лесенке. Машина, увеличив обороты винта, сейчас же скрылась, и я остался среди промокшего мира. На горах лежал снег, ниже висели перины тумана, Еринат, обычно спокойный, теперь ревел на камнях.
А по кладке – по двум бревнам, над потоком висевшим, – с палочкой резво семенила Агафья. «Вот уж никак не ждала. Погода-то…»
Перенося через реку поклажу, обсуждаем погоду. Она тут с зимы была «непутевой» – в марте все таяло, в апреле стала тайга зеленой, чему полагается быть только в мае, а май был тропическим – 35 градусов! И стояла жара тут до самых последних дней.
– Я первый раз в жизни купалась в речке…
– Но вода-то ведь ледяная…
– А что делать? Спасу не было…
Теперь на Агафье, как обычно, для утепления два платка, резиновые сапоги и хламида, сшитая из одеяла.
Из трубы хижины столбиком вверх («к вёдру») вьется дымок. Железная печка накалена, как зимою. Греем у печки руки. Разговор для начала нестройный – о погоде, о новостях, какие случились тут за год.
Из рассказанного главным было посещенье горячих ключей в начале прошлой зимы. Попутный вертолет «подвез» Христа ради Агафью, когда на ключах уже не было ни единого человека. Одна – с мешками посуды, картошки, крупы, сухарей, с иконкой, свечами и «походным» снарядом для добыванья огня.
Даже на крымском пляже в тепле и при солнце один человек чувствовал бы себя далеко не уютно. А тут ни единой души на сто километров вокруг. И снега такие глубокие с октября, что Агафья благодарила Бога за догадку захватить с собой лыжи.
Весь сухостой вблизи от ключей спилен тут на дрова теми, кто лечится летом. (Обычно это охотники и шахтеры). Пришлось ходить на лыжах, искать что-нибудь подходящее. Пилила и колола дрова на месте, потом на козьей шкуре, приготовленной для постели, волочила поленья к избушке.
Тайга снабжает грибами, ягодами, орехами. Река – рыбой.
На заготовку дров ушла неделя. Еще три дня чинила Агафья у хижины потолок. Потом в рост человека прорыла в снегу траншею от избушки к ключу. И только тогда приступила к леченью.
«По оплошности не захватила фонарик. И свечей немного взяла. Почти все время – в потемках. Открою у печки дверцу – вот и весь свет. При нем ела, читала псалтырь».
Зимою тайга пустынна. Только мыши, почуяв сухарный дух и крупу, каким-то образом пробрались в хижину. И кедровка еще по утрам приветствовала криком странного в этих местах человека на лыжах.
Два месяца, почти до Нового года, жила Агафья возле ключей. Под конец после каждого снегопада чистила площадку, где мог бы сесть вертолет. Каким-то попутным рейсом вертолет сюда завернул, и «курортница» радостно покидала пожитки в мешок – домой!
– Слухи дошли, будто еды на день-другой оставалось…
– Молва, как речка, – не остановишь. Еды хватило бы еще на месяц. Однако соскучилась – дома-то лучше.
«На хозяйстве», пока Агафья лечилась, оставался художник Сергей из Харькова, рискнувший тут зимовать. Прожил он до лета. «Сбежал от жары, – смеется Агафья. – Обнадежил вернуться – да что-то нету».
Ключи помогают Агафье от «ревматизмов, хондроза, радикулита». Но, как и говорили врачи, горячие ванны нехороши для внутренней ее болезни. «Вот растет, – расстегнула она хламиду и положила ладонь на хорошо заметное вздутие живота. – Растет…» И сразу перевела разговор на другое, вполне понимая, что в ее положении надеяться можно только на Бога.
Появленье тут нового человека все живое приводит в некоторое возбуждение. Пес Тюбик хорошо чувствует в рюкзаке моем колбасу и вполне законно ждет угощенья. Но он словно бы испытывает неловкость за попрошайничество – то заглядывает в глаза мне, то встает на задние лапы перед Агафьей. Его обязанность тут – упреждать появленье медведей. И дело свое он знает вполне. Весной, когда сажали картошку, во время обеда залаял Тюбик так сильно, что Сергей и Агафья схватились за ружья. Но медведь ограничился тем, что расплющил лапой ведро, пожевал картошки и, «нагадив изрядно», убрался в тайгу.
Медведей тут дразнит запах, идущий от живности. Бородатые козы, спокойные как апостолы, ходят у огорода на привязи. Их три – козел и две дойные «иманухи». Три литра молока в день – большое подспорье к здешней еде, но и хлопот с козами много. Надо заготавливать на зиму корм, надо поить, доить, привязывать их то в одном, то в другом месте. И Агафья находится в размышлении: всех извести – чем кормиться? Оставить одну без козла – какое же молоко? Склоняется к мысли оставить козла и одну «имануху».
Рассказывает о любви козы к ласке. «Сяду доить – не все молоко отдает, упрется в бок лбом – чеши ей затылок между ушами. Почешешь – отдаст…».
Парий в этой компании – рослый белый козел, привязанный возле клетушки. Ему нечасто достается свежая травка. Агафья, знающая свойства его характера, не скрывает к козлу презренья. Он ей, кажется, платит тем же. Он, впрочем, и всякого, кто подойдет близко, норовит достать рогом.
Робкие, пугливые существа в этой таежной закути – куры. Число их тут достигало почти двух десятков. Осталось теперь только шесть. Возглавляет компанию бравый черный Петро, начинающий криком день за час до того, как прозвенит в избе у Агафьи будильник.
С курами хлопот немного. Есть у них утепленный сарайчик, есть истоптанный, пометом загаженный дворик, в достатке еды – зерна и картошки. Но куры слабы и, по мненью Агафьи, какие-то «порченые», одна снесет яйцо – остальные его тут же склюют. «И кости слабые. Одну петух потоптал, так поломалось крыло». Пришлось объяснять птицеводу, откуда «порча». Агафья быстро все поняла: не хватает курам животного корма. «Едак, едак! Рыбу чистишь, так они кишки, как разбойники, рвут друг у друга. И молоко с удовольствием пьют». Проблема эта тяжело разрешимая. Мяса в хозяйстве нет. Не могут в загоне сидящие пленницы клюнуть таежных козявок и червячков. Задачу решила бы рыба, но удочкой много ее не поймаешь а рыболовная изгородь на реке снята, и одной Агафье ее не поставить, да и следить за ней трудно. «Вот если бы сеть…» Я обещал где-нибудь сеть раздобыть и прислать…
Первой живностью Лыковых были кошки. Привезенные геологами, они быстро навели порядок на огороде – переловили бурундуков, набегавших из тайги на посевы ржи, гороха и конопли. С тех лет перебывало кошек тут много. Прошлой зимой, когда Агафья лечилась, погиб здоровенный котяра, совершавший из «усадьбы» рейды в тайгу. При нем горох в безопасности был не только от бурундуков, но также от зайцев. Взрослых он решительно прогонял, а малых ловил, как мышей. Но зимой, кажется, по недосмотру Сергея, кот замерз (возможно, и старость кота тому помогла). А столь же активная кошка попала в капкан, настороженный для норки. Норка «поганила» рыбу в ловушках, и Агафья решила этот разбой пресечь. Оказалось, рыбой в ловушке интересовалась и кошка. Попав в капкан, она захлебнулась. Осталась Агафья с одной черной мышатницей. Этой силы явно недостаточно против зайцев-бурундуков. «Горох пришлось убрать загодя – весь бы сожрали».
