Газета День Литературы - Газета День Литературы # 77 (2003 1)
— Ты, пожалуйста, сама поговори, — полувелел, полупопросил жену, — а я рядом... Ты же знаешь, не могу я общаться с такими...
Еще бы, Елена лучше всех в мире знала его позицию и откровенно была рада хотя бы тому, что Станислав Олегович решился сопроводить ее до соседской двери...
Открыла, видимо, супруга электрика. В застегнутом на одну пуговицу вылинявшем халате (рыхлая, желтая грудь, заплывшие жиром ноги на всеобщее обозрение), волосы, седоватые и сухие, растрепаны; и дверь распахнула широко, морщинистое лицо искажено улыбкой. Но увидела соседей, ойкнула и толкнула дверь на них. Исчезла, как привидение.
Станислав Олегович, подавив приступ тошноты, тем более острый, что из квартиры несло чем-то протухшим, с трудом заставил себя не убежать домой. Укоризненно взглянул на Елену, она в ответ, виновато и умоляюще, на него...
Дверь распахнулась вновь. Супруга электрика была уже более-менее в человеческом виде — по крайней мере халат застегнула.
— Извиняюсь, что я так... Здравствуйте! — затараторила. — А я думала, это мой. Уж так, по-семейному... Еще раз пардону!
— Мы, собственно, гм, — перебил Гаврилов, — к вашему мужу. Так его нет?
— Должен вот с минуты быть на минуту. Он вообще-то аккуратно приходит.
— Тогда простите за беспокойство. — И Станислав Олегович развернулся к приоткрытой двери своей уютной квартиры.
— А что случилось-то? — вдогон голос супруги электрика. — Может, передать чего?
— Да нет, спасибо, — бросил Гаврилов через плечо.
И тут жалобно встряла Елена:
— У нас, понимаете, плита опять отказала. Ваш муж ее как-то ремонтировал, может, как придет — посмотрит. А? Мы рассчитаемся...
"И речь до чего изменилась! — поморщился Станислав Олегович. — Да, приучены мы под этих мимикрировать. И не отличишь".
— А, ну это! — перекрыл его мысли почти вскрик соседки, беззастенчиво жадный (калым почуяла!). — Я уж думала... Ясно, скажу. Чего же...
— Спасибо! — заунижалась дальше Елена. — Так мы ждем?
— Аха, я сразу пошлю, как явится.
— Спасибо вам, спасибо огромное!..
У порога Гаврилов пропустил жену вперед, вошел сам, захлопнул обитую дерматином с обеих сторон, тяжелую дверь. Елена, чувствуя, что муж на взводе, юркнула к детям.
Он постоял в прихожей, отдышался, огляделся. Вроде все как обычно. Порядок, чистота, в воздухе легкий аромат освежителя. Доносятся радостные голоса играющих сына и дочери. Но спокойствия нет, пальцы подрагивают, в горле застрял горький шершавый комок... Чтобы успокоиться, Гаврилов еле слышно прошептал свои любимые стихотворные строчки нелюбимого, в целом, поэта:
Вот придет водопроводчик
И испортит унитаз,
Газовщик испортит газ,
Электричество — электрик.
И действительно, он почувствовал себя лучше, когда представил этих мультипликационных водопроводчика, газовщика, электрика. Взял и в своем воображении перелопал их, как мыльные пузырьки... Нет и нет, и хорошо.
Выпил на кухне холодной кипячёной воды... Писать расхотелось, рабочее настроение было все-таки серьезно испорчено... Он включил все три "блина" на плите, но лампочки-индикаторы не загорелись. Пошевелил осторожно громоздкую розетку — лампочки так же безжизненны... Подождал, потрогал "блины". Холодные, никакой надежды. Выключил.
Казалось, барабанные перепонки лопнули, болезненно хрустнув, от звонка в дверь. И Гаврилов не слышал, как прошагал по паркету в прихожую, как отщелкнул "собачку" замка, как скрипнули дверные шарниры.
На пороге стоял электрик и держал отвертку, как нож.
Раиса Романова ПОЛЫХАНИЕ СЕРДЕЦ
Поздравляя Раису РОМАНОВУ с юбилеем, редакция желает
ей радостей, успехов, творческих удач и публикует ее новые стихи
ВОГНУТЫЕ ЗЕРКАЛА
1
Весна. Но в воздухе беда.
Ведь ты прощаешься с Землею.
И всколыхнулось, как вода,
Все, что подернулось золою.
Твой телефон мне шлет привет.
...Раскаянье? —Нет! —Окаянство:
Звучит реестр обид и бед
Сквозь утомленное пространство.
А я ответить не стремлюсь,
Свои анналы поднимая.
Прощать без повода учусь, —
Душой скорбящей обнимая.
И вспоминаю лишь одно:
Пожар, вoзжженный в сердце юном,
Твой осторожный стук в окно,
Любовь, гулянья в свете лунном.
Сияет молодости свет.
Но ветер память остужает:
Летит состав прожитых лет —
И эхо звук опережает.
2
Как сладко пальцы запускала
В младые волосы твои!
Как час глубинный выкликала:
"О Боже! Полночь сотвори!"
Тебя ль любила? Только ты ли
Горел клеймом в груди моей,
Иль это только угли были, —
Жар золотой летящих дней?
Прямые плечи обнимая
И повиликою виясь,
Себя не помнила сама я,
До сфер небесных возносясь.
О этот трепет плоти юной
И полыхание сердец!
За них дарован нам в Подлунной
Царей всесущего венец?
Помалу в прах нисходит тело,
Не ночь — зарю душа зовет.
Но ничего не отгорело —
И в снах тревожных не дает
Успокоения прохлада.
И в беспокойном забытьи
Опять молю тебя: "Не надо!", —
В объятья падая твои.
3
Пропал в провале вогнутых зеркал.
Но выпуклым остался эпизодом.
Меня не беспокоил, не искал.
И плавно опадали год за годом.
Как образ разрушения, возник,
Разбередил очнувшуюся душу-
Судьбы моей настойчивый двойник.
Гляжу — и чары смерти не разрушу.
Зачем пришел? Напомнить, что умру?
Что мир от сотворенья не менялся,
Что все мы, словно листья на ветру,
И ни один на ветке не остался?..
4
Листья ракиты — резвится плотва
В токе предвечной реки...
Речь моя — искры над пеплом — слова —
Только упорством крепки.
Веет их ветром пустыни мирской,
Душу мою теребя.
Милый мой! Был ты совсем не такой,
Как намечтала тебя.
Вот и прошло сорок лет над Землей.
Что ж ты звонишь издали?!
Разве не сделалось белой золой
Все, что мы вместе прошли?
Мыкала я с чужаками беду,
Гордое сердце скрепя,
Падала я на безжалостном льду,
Не призывая тебя.
Ты ль не корил меня мнимой виной?
Ты ли не выбрал разгул?..
Только прощаясь с юдолью земной,
Руки ко мне протянул...
5
Все прошло. И открыты ворота.
И сквозняк выметает листву.
И эпистол цветных позолота
Не примчится сквозь даль-синеву.
Вот зигзаг мирового разлома!
На другом, на последнем краю
Посреди незнакомого дома
Незнакомкой столичной стою.
Ты пришел к своему воплощенью:
Виноватым седым старичком —
Предо мной. И приводишь в смущенье;
Ты не чужд мне. Но и не знаком.
Не гляжу на тебя! Как смириться?!.
