Валерий Шамбаров - Маги в Кремле, или Оккультные корни Октябрьской революции
В результате эдакого «финта» наша армия осталась без боеприпасов. А Германия и Австро-Венгрия как раз в это время перенесли главный удар на восток. Что и стало причиной «Великого отступления». Англия и Франция, помощи не оказали. У них просили начать наступление, оттянуть врага на себя. Но союзники тянули, ссылались на неготовность. Просили оружия – не давали. Добавился и финансовый кризис. До войны у России было два основных источника бюджета – экспорт зерна и винная монополия. Но экспорт шел через южные порты, а путь через Босфор закрылся. А доходы от винной монополии исчезли со введением сухого закона. Союзники в валютных кредитах отказывали.
И все это стало предметом массированного политического шантажа, развернувшегося с двух сторон, извне и изнутри. Резко активизировалась печать, обрушивая шквал нападок на правительство. Премьер-министр Горемыкин говорил: «Наши газеты совсем взбесились. Даже в 1905 году они не позволяли себе таких безобразных выходок, как теперь… Надо покончить с газетным враньем. Не время теперь для разнузданности печати. Это не свобода слова, а черт знает что такое…» Но правительство ничего не могло поделать с прессой! Политической цензуры в стране не существовало, а военная действовала в соответствии с законом и утвержденными циркулярами, освобождающими «военных цензоров от просмотра печатных произведений в гражданском отношении».
Оппозиция цеплялась за любой повод. Возмущалась «преследованиями» галицийских униатов – когда русофоба митрополита Шептицкого выслали из Львова… аж в Киев! Требовала больших прав и бесконтрольности земцам, вновь поднимала вопрос об аресте большевистской фракции думы. В июле открылся съезд «Земгора» и начал нагнетать вопрос… о дороговизне. А затем открылась и очередная сессия Думы, и нападки приняли лавинообразный характер. Протоколы заседаний Совета министров отмечали у Думы полное «отсутствие охоты нести текущую работу над рассмотрением внесенных правительством законопроектов, хотя они и вызваны потребностями обороны, а напротив, склонность к потрясающим речам и запросам».
Муссировались «польский вопрос», «финский вопрос», «еврейский вопрос». При Думе возникла «Коллегия еврейских общественных деятелей», организовалось «информационное бюро», собиравшее все антиеврейские факты и ухитрявшееся доставать даже секретные приказы. Правда, в огромной подборке документов, «информационного бюро», опубликованной впоследствии И. В. Гессеном в «Архиве русской революции», нет ни одного упоминания о фактах каких-либо расправ с евреями или погромов. Но до кучи валилось все – даже распоряжение командира пехотной дружины покупать для солдат качественные конфеты известных фирм, а суррогаты местечковых производителей не брать, как вредные для здоровья.
Причем оказалось вдруг, что «еврейский вопрос» тесно связан с… финансовым. Сообщения о русском «антисемитизме» широко тиражировались и в странах Антанты, и в США. На Россию давили. Банкиры отказывали в кредитах. Даже британский военный министр Китченер настаивал, что «для успеха войны одним из важных условий» является «смягчение режима для евреев в России». И министр финансов Барк вынужден был констатировать, что пока этот вопрос не будет решен, «западный рынок закрыт, и мы не получим ни копейки». 17 августа на заседании Совета министров было принято решение о «быстрых и демонстративных» уступках. «Черта оседлости» была отменена.
Но… этого как будто и не заметили! Западная пресса по-прежнему продолжала антироссийские выпады. А собственная оппозиция – атаку на власть. В августе по инициативе думской фракции прогрессистов, влиятельных промышленников А. И. Коновалова и И. И. Ефимова, был сформирован «прогрессивный блок», объединивший ряд либеральных партий и групп. И требовавший сформировать «правительство общественного доверия». Подотчетное Думе и состоящее из «народных избранников». Читай – из них самих. Прогрессисты провозглашали: «Только сильная, твердая и деятельная власть может привести отечество к победе». А таковою может быть лишь власть, «опирающаяся на народное доверие» и «способная организовать сотрудничество всех граждан». В резолюциях указывалось на «неспособность правительственного элемента организовать страну для победы». Рябушинский писал в газетах, что для сохранения «великой России» необходима «замена существующего режима правления конституционным», что обеспечит «мощную поддержку буржуазии либеральному правительству».
Аналогичные требования посыпались со всех сторон. И с думской трибуны. И от Московского ВПК. И от «Земгора», Мосгордумы, Биржевого общества, Старообрядческого съезда, Яхт-клуба, Объединенного Дворянства… Впрочем, за этими многочисленными вывесками стояли одни и те же люди. Гучков, Рябушинский, Коновалов, Львов, Челноков, Терещенко и еще десяток-другой. Которые выступали то в статусе депутатов, то лидеров перечисленных организаций – чтобы создать иллюзию «массового напора». Дошло до того, что «Утро России», газета финансовых и промышленных магнатов, требуя отставки правительства, 26 августа запустила «пробный шар», опубликовав желательный список нового кабинета во главе со Львовым.
Пресек эту вакханалию царь. Издал высочайшее повеление, ставящее на место зарвавшихся купцов и заводчиков. Они попытались вручить ему выработанное обращение – он отказался их принять. Обвинениям и критике, катившимся в адрес армейского руководства, Николай II ответил тем, что принял пост Верховного Главнокомандующего на себя, заявив: «В такой критический момент верховный вождь армии должен стать во главе ее». А 15 сентября подписал указ о роспуске Думы. И никакой гром не грянул. Никаких предрекаемых революций и возмущений не случилось (отсюда, кстати, видно, какой на самом деле «всенародной поддержкой» пользовалась оппозиция). И разошедшиеся либералы сразу прикусили языки. Первая атака на власть захлебнулась.
Но проблемы остались. И раскачка страны продолжалась. Усугублялось положение тем, что Первая мировая, как и любая война, вызвала расслоение людей на патриотов, стремящихся оказаться поближе к передовой, и шкурников, старающихся быть от нее подальше. Россия к тому же оказалась единственной страной, которая позволила себе воевать со вполне «мирным» тылом. Даже рестораны, кафешантаны, театры и прочие увеселительные заведения функционировали на полную катушку. Ни о каком затягивании поясов даже речи не было. Люди продолжали жить, ни в чем себе не отказывая, сыто и избалованно. Тот, кто в мирное время ездил в «Яр» и снимал ложу в Мариинке, продолжали это делать и в военное. И тот, кто отплясывал под гармонику в дешевой пивнухе, тоже остался при своих радостях. Страна стала жить в двух разных системах ценностей. Одна часть населения сидела в окопах, лечила раненых, пыталась как-то наладить снабжение или просто молилась за ушедших на фронт и с волнением ждала от них весточек. Другая держалась лишь за собственные интересы, политиканствовала, интриговала, всласть пила и ела, а к войне относилась в качестве «болельщиков», перемывая кости «игрокам» и глубокомысленные обсуждая, не пора ли сменить «тренера»…
Не было недостатка в продовольствии и предметах первой необходимости. Но в связи с транспортными проблемами в разных местах начались «недохваты» – там одного, там другого, что приводило к подорожанию. И очень быстро торговцы научились создавать «недохваты» искусственно, чтобы взвинтить цены. Что вызывало соответствующее возмущение избалованных россиян. А раз так, то и оппозиционные олигархи стали создавать эти искусственные «недохваты». И германские агенты – через подконтрольные немцам российские фирмы и банки…
На фронте людей не хватало, а в тыловых городах разрастались огромные запасные батальоны. «Автором» этого явления стал любимец Думы военный министр Поливанов. Господин весьма энергичный. «Спасая Россию», он летом и осенью 1915 г. призывал в строй все новые и новые контингенты. Но послать-то их на фронт было нельзя из-за отсутствия винтовок! Запасные батальоны разбухали до 12–15 тысяч человек. При офицерских штатах нормального батальона, на тысячу солдат. Дурели в тесноте казарм, злились, оторванные от своего хозяйства не пойми зачем – без оружия им оставалось заниматься только строевой. Разлагались враждебной пропагандой, заражались слухами и страхами.
Впоследствии в «демократическую» историографию была внедрена версия, что царь, мол, не шел на своевременные реформы, упрямствовал, что и стало причиной катастрофы. Чушь! Ведь те же самые деятели, которые претендовали на власть в «правительстве общественного доверия» впоследствии получили ее, составив костяк Временного правительства. И показали, на что они «способны», мгновенно наломав дров и развалив государство. Государь прекрасно знал никчемность этих пустых болтунов и вполне справедливо не спешил призывать их к рычагам управления.
