Сергей Беляк - Адвокат дьяволов
Все это было полчаса назад. Здесь, на вашем рынке. И кто докажет, что и раньше такого не бывало? И при чем тут казачий круг? На плакатах и пакетах про круг-то ничего не написано. Просто казаки сказали: «Любо!» Ну, и что? Где тут обман избирателей?…
Члены комиссии согласно закивали. Два мужика, явно удовлетворенные моим объяснением, заулыбались. Председатель комиссии объявила перерыв.
Эти мужики тут же ко мне подошли и представились. Оказалось, что они члены местной организации ЛДПР, а один из них — кандидат в депутаты.
Как выяснилось, мое появление здесь было для них полной неожиданностью, ведь они знали меня как адвоката своего партийного лидера, и вдруг я приехал поддержать их противника. Мне пришлось объяснить товарищам, что я не член их партии и работаю не только на Жириновского.
— А вот вы, — сказал я, — поступаете неразумно. Ваш главный конкурент и непримиримый противник — кандидат от КПРФ, а вы набросились на Очирова. У вас же, если честно, нет никаких шансов победить коммуниста. А у Очирова такой шанс есть. Так вам надо бы сплотиться с Очировым, чтобы совместно свалить коммуниста…
— Ну да, — согласились георгиевские жириновцы. — Конечно, у Очирова есть ресурсы. А нам Вольфович никаких ресурсов не выделил — свои деньги вкладываем… А без ресурсов какая же победа?
— Верно, у Очирова есть и ресурс, и связи, — подхватил я. — И человек он порядочный — в случае победы вас не забудет. Ему же здесь нужны будут помощники. А вы — в самый раз…
После перерыва кандидат в депутаты от ЛДПР отозвал свою жалобу на Очирова. А руководитель очировского штаба Мефодий заявил, что их люди не имеют никакого отношения к раздаче муки и продуктов населению Георгиевска: «Пакеты выдавались в штабе бесплатно всем подряд, а для чего их потом люди использовали — мы и знать не знаем…»
Такое простое объяснение большинство членов комиссии устроило.
— Честь имею! — радостно сказал генерал Очиров всем на прощание и уехал вместе с Мефодием и Купером в штаб.
А меня пригласили к себе в гости либерал-демократы, после чего мы отобедали с ними в какой-то местной армянской шашлычной.
Жириновцы оказались вполне приличными, любящими свой край людьми, хотя и немного наивными, как большинство россиян в глубокой провинции. На чистом энтузиазме, за счет собственных, весьма скромных, средств они годами поддерживали активность в Георгиевске своей парторганизации и очень хотели верить в то, что их помнят и ценят в далекой Москве.
А штаб генерала Очирова гудел, словно пчелиный улей: Мефодию и Куперу, благодаря местным знакомым Очирова, удалось рекрутировать массу помощников, большинство из которых походили на городских сумасшедших и очень напоминали собой сборную московскую тусовку из анпиловцев и сторонников Новодворской.
Некоторые из них были такие активные и прилипчивые, что нам часто приходилось просиживать весь день в штабе без обеда на одном чае. А вечером в Георгиевске поужинать в приличной обстановке было решительно негде, поэтому мы садились в штабную машину (обычные «жигули») и велели водителю отвезти нас в Кисловодск, Пятигорск или куда-нибудь еще, где можно было нормально поесть и отдохнуть от всего этого дурдома.
В один из таких поздних вечеров в Кисловодск мы отправились вдвоем с Купером, были голодные и потому злые, а те рестораны, куда мы заезжали, оказывались, как назло, либо уже закрыты, либо на спецобслуживании, то есть в них плясали и шумели свадьбы.
Наконец какой-то гаишник показал нам ресторан, который, по его словам, был очень дорогой, но работал допоздна.
В этом ресторане, украшенном белыми «античными» колоннами из гипса, гремела музыка и тоже было полно людей.
Но нам все-таки нашли столик прямо у входа, за которым мы и устроились с Алексеем лицом к залу, чтобы лучше видеть то, что там происходило.
А там отмечали дни рождения две компании: большая еврейская семья со стариками и детьми, сидевшая за длинным столом, и армяне — мужчины и женщины среднего возраста, расположившиеся напротив.
Мы сделали заказ и, пока нам готовили жареных перепелов, салаты и харчо, пили холодное белое вино, поглядывая на присутствующих. Те тоже с интересом смотрели на нас. Но со стороны еврейской компании это было не очень заметно, а вот армянские мужчины весьма демонстративно и враждебно поглядывали в нашу сторону, танцуя со своими толстозадыми женщинами в аляповатых платьях в обтяжку или сидя за столами и демонстрируя нам волосатые мощные руки с высоко закатанными рукавами черных рубашек.
Тем не менее мы были спокойны и невозмутимы. Набросившись на еду, как только она оказалась у нас на столе, мы все равно продолжали кидать взгляды и на тех, и на других, и на сцену, при этом наши лица оставались непроницаемыми — на них не было ни улыбок, ни удивления — ничего. И мы сами практически не разговаривали, да в таком шуме это было и невозможно.
На сцене четверо музыкантов — два гитариста, саксофонист-клавишник и барабанщик, классический состав кабацких лабухов, — поочередно и очень громко исполняли всего две лишь песни, каждый раз объявляя их названия в микрофон.
— «Еврейские глаза», песня Марата Левина, по просьбе наших уважаемых гостей, — произносил солист с придыханием.
— Песня первой любви Арно Бабаджаняна, по просьбе наших уважаемых гостей, — говорил он спустя минуты четыре.
И так, друг за другом, без конца.
Когда мы съели харчо и приступили к перепелам, я попросил Лешу пригласить официанта. Тот, в белой рубашке и в черном фартуке, тут же услужливо склонился к нам в ожидании нового заказа. На его фартуке блестела латунная табличка с надписью «Витя». Не поворачивая головы к официанту, я попросил Купера узнать, сколько стоит заказать песню. «Пятьдесят рублей», — ответил официант. «Леша, дай Вите полтинник», — сказал я.
— А сейчас, — обрадованно объявил солист ансамбля, — по просьбе наших новых уважаемых гостей «Мурка»!..
Евреи заулыбались, дружелюбно закивав нам, а армяне резко перестали глазеть в нашу сторону.
Музыканты играли на подъеме. Лучшего исполнения «Мурки» я не слышал ни до ни после этого.
А мы так же, без эмоций, с каменными лицами, прослушали песню, доели и, щедро отблагодарив Витю, уехали.
Не знаю, за кого нас там приняли (выглядели мы совсем не «по-бандитски»: я был в твидовом пиджаке и водолазке, а блондин Купер с косичкой длинных волос и в просторном хипповском свитере), но впечатление на присутствующих мы явно произвели. И всю дорогу до своего санатория в Минводах хохотали, вспоминая подробности этого ужина…
Выборы Очиров все-таки проиграл, заняв привычное для себя второе место. Но как человек благородный и умеющий держать удары судьбы, он устроил прощальный банкет для всех тех, кто ему помогал в избирательной кампании, пригласив на него также и своих союзников из ЛДПР.
Однако еще до банкета Валерий Очиров все-таки попытался изменить ситуацию в свою пользу.
Во-первых, мы съездили с ним в Ставрополь к краевому прокурору.
По дороге в краевой центр, куда мы мчались в машине на бешеной скорости, нас несколько раз безуспешно пытались остановить гаишники. Они выскакивали из постовых будок или кустов и бежали к нам наперерез, размахивая полосатыми палками. Но Очиров каждый раз приказывал водителю не тормозить и только прижимал к стеклу свое эмвэдэшное удостоверение, как будто милиционеры могли с расстояния пяти и более метров, на бегу, рассмотреть, что он там им показывает. Все это, конечно, выглядело как издевательство главного консультанта над несчастными гаишниками. Но когда нас все-таки остановили на КПП у самого Ставрополя, генерал еще и отругал милиционеров за нерасторопность.
Прокурор, внимательно выслушав Валерия Николаевича ровно десять минут, любезно предложил нам всем кофе и пообещал, что прокуратура тщательно проверит правильность подсчета голосов и соблюдение закона при проведении выборов.
— Честь имею! — сказал генерал, крепко пожимая руку прокурора на прощание. И через полчаса мы уже неслись в обратном направлении. Но уже не так быстро.
Еще раз я услышал его «Честь имею!» на следующий день, когда он порывисто выскочил из своего штаба, предложив нам всем следовать за ним.
— Куда? — спросил я Мефодия и Купера, но те только пожали плечами.
Мы сели в свою машину и поехали следом за генералом по улочкам вечернего Георгиевска.
— В чем дело? — снова спросил я ребят.
Оказалось, что какая-то добровольная помощница из штаба Очирова заявила генералу, что знает в городе очень влиятельного человека, который может отменить результаты выборов. И он сейчас якобы готов немедленно встретиться с Очировым.
Мы подъехали к какому-то старому производственно-административному зданию из белого кирпича, принадлежащему то ли мукомольному заводу, то ли швейной фабрике. Очиров вышел из машины, и следом за ним оттуда же вылезла высоченная старуха с лошадиным лицом и в серой юбке чуть ли не до пят. Очиров открыл обшарпанную входную дверь в здание и галантно пропустил вперед эту старуху.
