Анатолий Ливри - Встреча c Анатолием Ливри

Д.Ф. Так и не снизошел на него божественный дух?

А.Л. Да, профессорам, обычно, чего-то не хватает. Или, скорее, в чём-то у них излишек. Об этой нехватке я говорил десять лет назад в Сорбонне, повторяю это и теперь в университете Ниццы. Я – единственный «преподаватель» в западных университетах, который преподает эти неразумные вещи, и которого пригласили с полным сознанием того, что я буду говорить и преподавать именно их.

Д.Ф. Я хочу продолжить рисовать картину преподаваемого тобой мировоззрения. Человек был расколот на части, чтобы заново отыскать и собрать свою целостность, которая для него есть случайная возможность, чреватая новым взрывом и новым расколом. Сверхчеловек Ницше – это символ новой целостности и единства человека, его задача, чреватая взрывом.

А.Л. Да, это содержится в текстах Ницше, и я могу показать это: фраза за фразой. Что происходит в четвертой частиЗаратустры? В пещере у Ницше собираются все «высшие люди», которых он встретил на своей горе, да еще три зверя: орел, змея и королевский осел. Пещера – место, где происходит мистерия их соединения, это еще и «детская комната»Nietzschedixit, в которой происходит рождение нового существа. Все эти высшие люди и звери собираются там как бы в одного высшего человека, к которому Заратустра обращается уже как к единому Высшему человеку, и, как выделяет Ницше, чуявший необходимость преступления и перед орфографией, прописной буквой в середине фразы, онивOдин голос –mitEinem Munde–отвечают ему.

Д.Ф. Это рождение нового, высшего существа само по себе тоже есть опасная ситуация, как для мира, так и для самого этого существа. Всё изменилось. И тут ты говоришь, что сверхчеловек в принципе долго жить не может, что он живет только во время самого динамитного взрыва и некоторого периода медленного после него угасания. А затем вдруг следует неожиданный разворот: сверхчеловек, оказывается, может и долгожительствовать, выжить после взрыва, если на то будет особая милость Диониса. Мне тут слышится твоё желание «спасти сверхчеловека» от его взрывной судьбы, найти выход из безвыходной ситуации уничтожения прежнего обычного человеческого бытия для «сверхчеловека». Сама выборочная милость бога Диониса, дарующего взорвавшемуся человеку время для дионисического творчества, загадочна и непонятна.

А.Л. В этом и заключается божественность, которая для обычных людей выглядит случайностью. Но уже Ницше прозревает, что «случай – это высшая аристократия мира», что люди есть лишь игральные кости для богов. Бог может всё. Он может смилостивиться над своим удачным созданием и… вернуть его обратно в человеческий, расколотый на части, облик, как это он сделал, например, с лидийским царем Мидасом, получившим божественный дар обращать всё в золото, но потом взмолившийся к богу, чтобы его дар приняли назад в обмен на прежнюю человечность. Но Дионис может и не смилостивиться, как не смилостивился он над Ницше. В этом смысле мы полностью в руках Бога, которого сами и призвали.

Д.Ф. Так расскажи про эти варианты, в том числе и про третий вариант сверхчеловека-долгожителя: бог проявляет милость и после божественного взрыва дарует время для творчества.

А.Л. Что происходит? Взрыв происходит на душевном уровне, а тело молниеносно следует за душой. Происходит «ускорение» – не нудная дарвинистская эволюция, а взрыв. Разница между Мидасом и Ницше состоит в том, что Мидас попросил, чтобы бог вернул его в прежнее состояние, а Ницше нет.

К тому же Мидас пытается выведать божественные тайны нечестивым путем, шантажем и хитростью. Он приказывает подмешать вино в ручей, из которого пил Силен, захватывает в плен этого воспитателя Бога, а затем выменивает заложника на дар превращать все вещи в золото (Кстати, Силен всё же успевает сказать Мидасу страшные слова о том, что лучшее для него, как человека, то есть отпрыска презренного и однодневного рода, – не родиться вовсе, а второе – побыстрее умереть). Золото в Греции имело особую ценность, именно за ним греки отправлялись за моря и в Азию. Персия и Лидия были странами, откуда греки привозили золото. Это были сверхбогатые мистические территории, где находятся золотые копи: когда Ксенофон возвращается из похода бедняком, никто в Элладе не верит, что он не припрятал миллионов. Даже между собой греки предпочитали расплачиваться на драхмами, а дариками – золотыми монетами с изображением царя Персии Дария. Греки из золота создавали выдающиеся произведения искусства, такие как статуя Зевса в Олимпии из золота и слоновой кости. И поэтому, если Мидас требует этот дар, то всё происходит не ради богатства – Мидас жаждет стать самым выдающимся скульптором. Ведь в Греции не было абстрактного искусства, абстрактного они не понимали и ничему абстрактному не доверяли, и правильно делали. Прекрасным для греков было именно то, что похоже на природу, на живую натуру. Наивысший комплимент такому художнику как Зевскис состоял в том, что птицы слетаются на его натюрморт, чтобы склевать нарисованные фрукты. Так вот, превращая своим прикосновением зверей в золотые статуи, Мидас становился величайшим художником, ибо эти золотые изваяния были совершенны как живые, как идеальные произведения искусства в золоте.

С точки зрения греков – варвар, но эллинизированный мифом – Мидас стал сверхскульптором. Но то же самое происходило и с продуктами, к которым прикасался Мидас, и которые превращались в золото. Мидас стал умирать с голоду. То есть, став сверхскульптором, Мидас уже не может не продолжать своего созидания, и поэтому он обращается к Богу, чтобы тот смилостивился, избавил его от дара, снова сделав его... человеком.

Другие, получившие божественный дар честнее, посредством, например, мистерий, так не поступают. Об этом пишет Еврипид вВакханках, которые так шокировали Ницше. Всё должно происходить согласно Божьей воле. Нужно подчиняться Богу реально, ежедневно, ежеминутно, а не молиться время от времени какому-нибудь идолу или грядущему Мессии – которого, замечу, можно и пропустить – в этом, кстати, мука, в коей бьётся (если перефразировать Ницше) весь современный мир: так называемое «еврейство» умело мстит – столько столетий изощрённости завистливого раба! – Вселенной, за то, что пару тысячелетий назад, возможно (а может и нет!?!) проворонили Мессию. Ну, да об этом после.

Вот суть учения Ницше: его Сверхчеловек – это определенная, ожидаемая Заратустрой стадия человека. Есть маленький человек (осколок человека), есть высший человек, собираемый в пещере Заратустры – матрице Вселенной, – и есть мистерия рождения Сверхчеловека, нечто застрочное, ожидаемое Заратустрой после знамения – льва со стаей голубей. Заратустра заговаривает о «детях своих», но мы не видим их. Мистерия происходящего скрыта от наших глаз.

Д.Ф. Да, мистерия остается вне текста. Но давай вернемся к сверхчеловеку-долгожителю. Как он возможен?

А.Л. Я не знаю. Это моя гипотеза, ведь пути Диониса неисповедимы. Шопенгауэр, например, говорит о «республике гениев», и у Ницше тоже была такая же идея. Набоков, кстати, также чувствует эту потребность и создает своих странных, взрывающихся персонажей. Его Фальтер (нем. «ночная бабочка»), о котором я пишу в «Физиологии Сверхчеловека», – это набоковский пример взорвавшегося и умирающего Сверхчеловека. Фальтер - это Ницше, потому что даже внешность Фальтера описана Набоковым как очень близкая к Ницше перед потерей рассудка, перед окончательным овладением им Дионисом. Но потом, возможно, происходит еще что-то.

Существует определенный способ тренировки, при которой тренером выступает сам Бог, который в течение годов и десятилетий доводит подопечного до определенной стадии, при которой становится возможным длительное сверхчеловеческое существование. Однако примеров тому я привести не могу.

Д.Ф. Может ты сам и будешь таким примером?

А.Л. Сам я не могу отвечать на такие вопросы. Бог сам решает, кто получит его дар. Дар, взятый самовольно, наверняка обернется ядом. Я могу только описывать в своих философских трудах, в своих литературных произведениях те процессы (в том числе и мои собственные), которые от других исследователей ускользают.

Д.Ф. Вариации на собственную тему?

А.Л. Да, и это определенный подход к тысячелетней традиции митраицизма через греческие тексты. То же самое Ницше делает с Дионисом. Дионис, которого встретил Ницше, это не какой-то его личный Дионис, которого видел только он и никто другой. Этого же Диониса до Ницше видели десятки литераторов, в том числе Еврипид, Архилох, Терпандр, Пиндар... А Дионис, которого Ницше встречает на берегу Сильвапланы, возможно был знаком и Эратосфену.

Д.Ф. Понятно. Но давай вернемся к ситуации рождения сверхчеловека, некоего внутреннего взрыва или метаморфозы. Мне нравится твоя мысль о том, что это и есть «действительное ницшеанство». Все наши исследования до этого момента выглядят достаточно умозрительными гипотезами или догадками, потому что мы не можем постигать саму ситуацию взрыва, не находясь внутри неё. Важная идея - сверхчеловек живет только во время взрыва. У тебя есть в России хороший единомышленник,Азсакра Заратустра, который также полагает, что сверхчеловек живет мгновением своей смерти, мгновенным вхождением в смерть как в особое состояние бытия, которое он пытается постигать и описывать с помощью своей неповторимой поэзии смерти. Это совершенно иной мир, где происходят скоростные мыслительные процессы, где начинается и осуществляется мышление без страха. Вот причина моего предыдущего вопроса. Задам его снова и по-другому. Насколько твоя последняя книга «Физиология сверхчеловека» является именнонеистовойпоэмой? Или, наоборот, насколько ты себя в ней еще сдерживал? Не боишься ли ты сам описываемого тобой взрыва (перестать быть человеком, выйти в иное измерение бытия)?