Николай Устрялов - Этика Шопенгауэра
Как видно из всех предшествующих рассуждений, эта реальная сторона задачи никогда не может быть разрешена путем объективного познания; когда исходной точкой берут представление, никогда нельзя выйти за грань представления. Но ведь путь объективного познания - не единственный доступный для человека путь. "Мы не только познающий субъект, но, с другой стороны, и сами представляем собою вещь в себе; и, следовательно, к той подлинной внутренней сущности вещей, до коей мы не можем проникнуть извне, для нас открыта дорога извнутри, - словно подземный ход или потайная галерея, которая как бы изменою сразу вводит нас в крепость, совершенно недоступную для внешнего натиска".Если бы человек был только чистым субъектом познания, "окрыленной головою ангела без тела", то ему, роковым образом, было бы суждено вечно бродить у входа загадочного замка и ограничиться срисовыванием фасада. Искомый смысл мира остался бы для него навеки скрытым. Но внимательный анализ проблемы обнаруживает, что положение совсем не так безотрадно. Существует верный и надежный ключ к разгадке всякого явления в природе. Этот ключ - сам человек или, правильнее, человеческое тело. В самом деле, "субъекту познания, который в силу своего тождества с телом выступает как индивидуум, это тело дано двумя совершенно различными способами: во-первых, как представление в воззрении рассудка, как объект среди объектов, подчиненный их законам; но в то же время оно дано и совсем иначе, именно - как то каждому непосредственно известное, что обозначается словом воля. Каждый истинный акт его воли сейчас и неминуемо является также движением его тела. Волевой акт и действие тела - не два объективно познанные различные состояния, объединенные связью причинности; они не находятся между собою в отношении причины и действия: нет, они одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами, - во-первых, совсем непосредственно и, во-вторых, в воззрении для рассудка. Действие тела не что иное, как объективированный, т.е. вступивший в поле воззрения, акт воли". Можно даже сказать, что "все тело есть не что иное, как объективированная, т.е. ставшая представлением, воля". Или, иначе, - "воля это априорное познание тела, а тело - апостериорное познание воли".
Таким образом, наше хотение - это единственный случай, когда мы имеем возможность понять какой-нибудь внешне выраженный процесс и с его внутренней стороны, это - единственное, что нам известно непосредственно, а не дано, как все остальное, только в представлении. Но ведь наше хотение внешним образом познается, как наше тело. Отсюда легко заключить, что все предметы, познаваемые нами как представления, имеют кроме того и свою внутреннюю сущность, аналогичную сущности нашего собственного тела. Значит, мы должны стараться понять природу из себя самих, а не наоборот, себя из природы. Непосредственно известное должно служить для нас истолкованием того, что известно лишь косвенно, а не наоборот. "Мы будем, - пишет Шопенгауэр, и это кит, на котором держится вся его метафизика, - все объекты, которые не есть наше собственное тело и потому даны нашему сознанию не двояко, а лишь как представление, - мы будем рассматривать их по аналогии с телом; мы признаем, что как они с одной стороны вполне подобны телу, служат представлениями и в этом однородны с ним, так и с другой стороны, если устранить их бытие в качестве представлений субъекта, то полученный остаток, по своему внутреннему существу, должен быть тем самым, что мы в себе называем волей".
Резюме приведенной аргументации может быть выражено в следующих словах нашего философа: "То, что Кант противопоставлял, как вещь в себе, простому явлению, которое я более решительно называю представлением, то, что он считал совершенно непознаваемым - эта вещь в себе, этот субстрат всех явлений и, значит, в сей природы, представляет собою не что иное, как то непосредственно известное и очень близкое нам, что мы в сокровенной глубине своего я познаем как волю". 20
Так строит свою метафизику Шопенгауэр. По его мнению, "задача метафизики состоит не в том, чтобы перелетать опыт, в котором нам дана наличность мира, а в том, чтобы глубоко понять его, так как опыт, внутренний и внешний, является, несомненно, главным источником познания; ибо лишь путем надлежащего и в соответственном пункте произведенного сближения внешнего опыта с внутренним и сочетания таким образом этих двух столь разнородных источников познания, возможно решение мировой загадки". Путь истинной философии лежит в середине между всезнайством старого догматизма и безнадежностью кантовской критики. Кант ошибся, полагая, что метафизика не может исходить из опыта: допускать, будто одно лишь то, что мы знаем до всякого опыта, способно вести нас за пределы возможного опыта - значит впадать в бесспорное petitio principii... "Предвзятое понятие о чисто априорной метафизике непременно оказывается пустым; метафизика должна иметь эмпирические источники познания". Она "остается имманентной и никогда не переходит в трансцендентную, никогда не отрешается совсем от опыта, а представляет собою просто-напросто его истолкование и разъяснение, ибо о вещи в себе никогда не говорится иначе, как в ее отношении к явлению". Она стремится дешифрировать мир и найти ключ к тому, что в мире является. Мы уже видели, что по Шопенгауэру "окончательная и самая важная разгадка сущности вещей может быть почерпнута только из самосознания: последнюю тайну мира человек носит внутри себя, и внутренний мир доступен ему непосредственнее всего". Мы уже видели также, что эта последняя тайна мира раскрывается человеку как воля. "Воля, как вещь в себе, составляет внутреннее истинное и неразрушимое существо человека, радикал души. Сердцевина каждого существа заключается в его воле". Воля - "самая сердцевина, самое зерно всего частного, как и целого; она проявляется в каждой слепо действующей силе природы, но она же проявляется и в обдуманной деятельности человека: великое различие между первой и последней касается только степени проявления, но не сущности того, что проявляется... Воля - сущность мира и ядро всех явлений". 21
Каковы же качества, специфические признаки, внутренние свойства этого мирового, все собой объемлющего и повсюду проявляющегося начала?
Одной из любимых мыслей Шопенгауэра была мысль о непосредственной зависимости сознания от физиологических процессов в человеческом организме. "Интеллект - это простая функция мозга... Познание по своей природе вторично и представляет собою лишь органическую функцию одной части тела". Подобные выражения постоянно встречаются в произведениях нашего мыслителя. Здесь ему так и не удалось преодолеть тот грубый примитивный материализм, смертельным врагом которого он, как известно, сам себя всегда считал. "Представить себе познающее сознание без мозга так же трудно, как пищеварение без желудка" пишет он. Но ведь мозг это, в свою очередь, не что иное, как явление, обнаружение, продукт, словом, "вторичный момент" непреходящей и везде пребывающей воли. Ясно отсюда, каким должно было рисоваться философу отношение между интеллектом и волею: "интеллект - это вторичный феномен, организм - первичный, т.е. непосредственное проявление воли; воля - нечто метафизическое, интеллект - нечто физическое: интеллект, как и его объекты, - простое явление; вещь в себе есть одна лишь воля; выражаясь все более и более образно и метафизически, можно казать: воля - субстанция человека, интеллект - акциденция; воля - материя, интеллект - форма; воля теплота, интеллект - свет... Воля представляет собою корень нашего существа и действует со стихийной мощью, тогда как интеллект, в качестве момента придаточного и многоразлично обусловленного, может действовать лишь производным и условным образом... В сердце находится человек, а не в голове... Я устанавливаю, - заявляет Шопенгауэр, - во-первых, волю, как вещь в себе, как начало совершенно первичное; во-вторых, ее простую видимость, объективацию - тело, и, в третьих, познание, как простую функцию одной из частей этого тела". Таким образом, полное отделение воли от познания является одной из основных черт излагаемого учения: воля действует и без всякого познания. Главное ее свойство определяется как бессознательность: "воля - нечто бессознательное; деятельность ее слепа и хотя сопровождается познанием, но не руководится им... Воля сама по себе бессознательна и представляет собою лишь слепой, неудержимый порыв, слепое, глухое, одностороннее и неизменное стремление". Она стремится к жизни, сама не зная зачем. По существу своему она - бесконечное стремление; ибо каждая достигнутая цель опять становится началом нового стремления, и так - до бесконечности. 22
В этой бессмыслице бессильного стремления - источник и корень знаменитого шопенгауэрского пессимизма: ведь "всякое стремление вытекает из нужды, из недовольства своим положением, и, следовательно, пока его не удовлетворят, оно - страдание". Много ярких, блестящих, поистине гениальных страниц посвятил наш мыслитель "ничтожеству и горстям жизни". И на мир природы, и на мир человеческий взглянул он сквозь мрачную призму своей метафизики, и страшная перед ним раскрылась картина. Везде - страдания, несчастия, как в великом, так и в малом, всеобщее горе, беспрерывный труд, непрестанная сутолока. бесконечная борьба, подневольная работа, связанная с крайним напряжением всех физических и духовных сил... "Все хлопочут, одни в мечтах, другие на деле, - суета неописуемая... От ночи бессознательности пробудившись к жизни, воля видит себя индивидуумом в каком-то бесконечном и безграничном мире, среди бесчисленных индивидуумов, которые все к чему-то стремятся, страдают, блуждают; и как бы испуганная тяжелым сновидением, спешит она назад к прежней бессознательности... Все в жизни говорит нам, что человеку суждено познать в земной счастии нечто обманчивое, простую иллюзию... Жизнь рисуется нам как беспрерывный обман - и в малом, и в великом... Мир оказывается полным банкротом и жизнь - такое предприятие, которое не окупает своих издержек. Люди подобны часовым механизмам, которые заведены и идут, сами не зная для чего; всякий раз, когда зачат и рожден новый человек, опять заводятся часы человеческой жизни для того, чтобы нога в ногу и такт за тактом, с незначительными вариациями, повторить уже бесчисленное число раз сыгранную шарманочную пьесу. Наш человеческий мир царство случайности и заблуждения, которые беспощадно распоряжаются в нем и в крупном, и в мелочах. Между страданиями и скукой мечется каждая человеческая жизнь. Всякое удовлетворение, т.е. всякое удовольствие и всякое несчастье, имеют отрицательный характер, между тем как страдание по своей природе положительно. Что дни нашей жизни были счастливы, мы замечаем лишь тогда, когда они уступают место дням несчастным. Часы протекают тем быстрее, чем они приятнее, и тем медленнее, чем они мучительнее. Точно так же, скучая, мы замечаем время, а развлекаясь - нет. Это доказывает, что наше существование счастливее всегда тогда, когда мы его меньше всего замечаем; отсюда следует, что лучше было бы совсем не существовать... Наш мир - худший из возможных миров". И с большим удовольствием цитирует Шопенгауэр известные слова гетевского Мефистофеля:
