Николай Устрялов - Этика Шопенгауэра
Приведенные цитаты, взятые нами из различных сочинений Шопенгауэра, своим единогласием непреложно свидетельствуют, что в его понимании этика не только находится в прямой зависимости от метафизики, но что обе они составляют как бы две необходимые стороны одного и того же целого: каждая из них предполагает другую, одна не мыслима без другой. Это единство сознается и самим автором. "Только та метафизика, - пишет он, - представляет собой действительную и непосредственную опору этики, которая уже сама изначала этична, построена из материала этики - воли; и потому я с несравненно большим правом, чем Спиноза, мог бы озаглавить свою метафизику Этикой". А конечный вывод, удачно характеризующий изложенную этическую позицию Шопенгауэра, уместно формулировать в следующих, не лишенных оригинальности его словах: "быть честным, благородным, человеколюбивым - это значит не что иное, как претворять в действие мою метафизику". 17
Какова же его метафизика?
Конечно, нам нет надобности вникать в ее детали: нам важно лишь уловить ее основную, руководящую мысль, определяющую собой высший принцип, характер и направление интересующей нас этики.
"Мир - мое представление" - этой фразой начинается главное произведение Шопенгауэра.
"Для того, чья воля обратилась назад и отринула себя, этот наш столь реальный мир со всеми его солнцами и млечными путями - ничто". 18 Этой фразой главное произведение Шопенгауэра кончается.
Сопоставление приведенных фраз уже дает нам некоторое понятие о сущности разбираемой системы. С одной стороны мир есть представление. С другой стороны он - воля. Вне воли и представления он - ничто. Нетрудно заметить, что в этих двух определениях мира мы имеем дело с результатами двух различных к нему подходов - гносеологического и метафизического. Рассматриваемый с точки зрения теории познания, мир сводится к представлению, т.е. он существует только для субъекта. Он - не более, как "мозговой феномен", лишенный самостоятельной реальности. Таков неизбежный вывод идеализма, а по мнению Шопенгауэра, "истинная философия во всяком случае должна быть идеалистической... Реализм, который импонирует простому рассудку тем, что придает себе вид фактичности, на самом деле исходит из произвольного допущения и таким образом парит в воздухе, так как он перепрыгивает через первый факт или отрицает его, - тот факт, что все, что мы знаем, лежит внутри сознания". Только для субъекта существует все, что существует - вот исходный пункт гносеологии. Величайшей заслугой Канта считает Шопенгауэр указание на то, что между вещами и нами лежит еще интеллект, вследствие чего вещи не могут познаваться так, как они существуют сами по себе. То, что "Платон и индусы основывали на общем созерцании мира, высказывали как непосредственный голос своего сознания и изложили скорее в оболочке поэтических мифов, нежели в ясной и философской форме",- это самое "у Канта не только изложено совершенно новым и оригинальным способом, но и доведено путем спокойного и трезвого исследования до степени доказанной и неоспоримой истины... Кант вполне оригинально и самостоятельно пришел к той истине, которую неутомимо и своеобразно повторяет Платон: этот чувствам являющийся мир не имеет истинного бытия, а есть лишь вечное становление; он одновременно и существует, и не существует, и познание его есть не столько познание, сколько призрачная мечта". О том же говорит и основное учение Вед и Пуран - учение о Майе: "под ним разумеется то же самое, что Кант называет явлением в отличие от вещи в себе; ибо создание Майи и есть этот видимый мир, в котором мы живем, это колдовство, этот вечно ускользающий и внутренне пустой призрак, который можно сравнить с оптическим обманом или сновидением, эта пелена, окутывающая человеческое сознание, - нечто такое, о чем одинаково верно и неверно сказать, что оно существует и что оно не существует". Со времени Канта старая мысль восточных религий получила незыблемое основание и стала прочным достоянием разума: "ясное сознание и спокойное, строгое доказательство призрачности мира - вот основа кантовской философии, ее душа и вместе с тем ее величайшее достоинство". "Кант показал, что законы явлений, а следовательно и самый мир, обусловлены способом познания субъекта, и что, следовательно, сколько бы мы ни исследовали и ни умозаключали под их руководством, - в главном, т.е. в познании существа мира в себе и независимо от представления, мы не подвинемся ни на шаг вперед, а будем только вертеться, как белка в колесе. Догматических философов уместно сравнить с теми людьми, которые думали, что, идя вперед, можно дойти до конца мира; Кант же совершил своего рода кругосветное плавание и показал, что так как земля кругла, то при одном горизонтальном движении никак нельзя выйти за ее пределы. Равным образом, можно сказать, учение Канта показывает, что начала и конца мира следует искать не вне нас, а в нас самих... В мозгу - вот где находится каменоломня, доставляющая материал для величественных догматических построек".
Nos habitat, non tartara, sed nec sidera coeli:
Spiritus, in nobis qui wiget, illa facet.
Нельзя без противоречия мыслить ни одного объекта без субъекта. И вместе с тем познание способа действия какого-нибудь интуитивно воспринятого объекта исчерпывает уже и самый этот объект, поскольку он - объект, т.е. представление, так как сверх того в нем для познания ничего больше не останется.
"Итак, нет истины более несомненной, более независимой от всех других, менее нуждающейся в доказательстве, чем та, что все существующее для познания, т.е. весь мир, является только объектом по отношению к субъекту, воззрением на взирающего - короче говоря, представлением".
Бесконечное количество раз повторяется мысль о призрачности мира на страницах шопенгауэровских произведений, подтверждается гносеологическими аргументами и поясняется поэтическими образами. Естественно сопоставить жизнь и сон: "Жизнь и сновидение - это страницы одной и той же книги. Связное чтение называется действительною жизнью. А когда приходит к концу обычный срок нашего чтения (день) и наступает время отдыха, мы часто продолжаем еще праздно перелистывать книгу и без порядка и связи раскрываем ее то на одной, то на другой странице, иногда уже читанной, иногда еще неизвестной, но всегда - из той же книги... Такая отдельно читаемая страница действительно находится вне связи с последовательным чтением; но из-за этого она не особенно уступает ему: ведь цельное, последовательное чтение также начинается и кончается внезапно, почему и в нем надо видеть отдельную страницу, но только большего размера". Жизнь - долгое сновидение - таков результат проведенного до конца идеалистического мировоззрения. Все наше познание внешнего мира обусловлено рассудком, "интеллектом" и его категориями, мы способны познавать лишь явления, порождения собственного нашего существа.
Не есть ли горы, волны, небо - часть
Меня, моей души?
Таким образом, "извне в существо вещей проникнуть совершенно невозможно: как далеко мы ни заходили бы в своем исследовании, в результате окажутся только образы и имена. Мы уподобляемся человеку, который, бродя вокруг замка, тщетно ищет входа и между тем срисовывает фасад".
Но Шопенгауэр не останавливается на идеалистическом неведении и вовсе не думает, что вход в замок для нас закрыт бесповоротно. Уже то внутреннее противодействие, с которым мы принимаем мир только за свое представление, настойчиво подсказывает нам, что "такой взгляд, без ущерба для его правильности, все-таки односторонен и, следовательно, вызван каким-нибудь произвольным отвлечением". Им не исчерпывается сущность вещей и мира явлений, он раскрывает лишь половину истины, ибо, усвоив его, мы все находились бы еще - "на идеальной стороне задачи". Реальной же стороною должно быть нечто, от мира как представления toto genere отличное, - именно то, чем являются вещи сами по себе". 19
Как видно из всех предшествующих рассуждений, эта реальная сторона задачи никогда не может быть разрешена путем объективного познания; когда исходной точкой берут представление, никогда нельзя выйти за грань представления. Но ведь путь объективного познания - не единственный доступный для человека путь. "Мы не только познающий субъект, но, с другой стороны, и сами представляем собою вещь в себе; и, следовательно, к той подлинной внутренней сущности вещей, до коей мы не можем проникнуть извне, для нас открыта дорога извнутри, - словно подземный ход или потайная галерея, которая как бы изменою сразу вводит нас в крепость, совершенно недоступную для внешнего натиска".Если бы человек был только чистым субъектом познания, "окрыленной головою ангела без тела", то ему, роковым образом, было бы суждено вечно бродить у входа загадочного замка и ограничиться срисовыванием фасада. Искомый смысл мира остался бы для него навеки скрытым. Но внимательный анализ проблемы обнаруживает, что положение совсем не так безотрадно. Существует верный и надежный ключ к разгадке всякого явления в природе. Этот ключ - сам человек или, правильнее, человеческое тело. В самом деле, "субъекту познания, который в силу своего тождества с телом выступает как индивидуум, это тело дано двумя совершенно различными способами: во-первых, как представление в воззрении рассудка, как объект среди объектов, подчиненный их законам; но в то же время оно дано и совсем иначе, именно - как то каждому непосредственно известное, что обозначается словом воля. Каждый истинный акт его воли сейчас и неминуемо является также движением его тела. Волевой акт и действие тела - не два объективно познанные различные состояния, объединенные связью причинности; они не находятся между собою в отношении причины и действия: нет, они одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами, - во-первых, совсем непосредственно и, во-вторых, в воззрении для рассудка. Действие тела не что иное, как объективированный, т.е. вступивший в поле воззрения, акт воли". Можно даже сказать, что "все тело есть не что иное, как объективированная, т.е. ставшая представлением, воля". Или, иначе, - "воля это априорное познание тела, а тело - апостериорное познание воли".
