Александр Сидоров - Стихи

смазливых, ярких и души

стых - и длинноногих - дев,

которые не прочь, раздев

шись, к нам нырнуть в кровать,

вы, словно сорок тысяч брать

ев (как говаривал Гамле/т),

любить не сможете, а след

ственно, на кой же ляд

душе потребно это бляд

ство? она, как и во сне,

погребена обледене

вши... впрочем, к черту вши:

я, истопник своей души,

к ней тихи спичку подношу

майн готт, какой же будет шу

хер....

Фемина, не дышите на свечу...

Фемина, не дышите на свечу,

Не хлопайте глазами на поэта;

Послушайте сюда: я вас хочу...

Не торопитесь, я же не про это.

Я вас хочу спросить как на духу:

Кто я для вас, смешной и нелюдимый?

Как говорят французы - ху есть ху?

Не бойтесь, это - непереводимо.

Я к вам явился из волшебных снов,

Шикарный в меру сил, как Слава Зайцев,

Здоровый, как Порфирий Иванов,

Задолбанный судьбой, как сто китайцев.

И презирая кукольных Пьеро,

Привыкших сердцем тряпочным швыряться,

Я настежь распахнул свое нутро

И предложил вам в нем поковыряться.

Я ненормален - есть такой грешок,

Не раз на этом пойман был с поличным.

Я знаю, что любить - нехорошо.

Скажу вам больше - даже неприлично.

И вас пугает мой нелепый вид,

Нелепые слова нелепой страсти...

Но кто же знал, что вас слегка стошнит,

Когда я распахну вам душу настежь?

Не склеилось у нас, и нечем крыть;

Мы с вами разной масти и покроя.

Позвольте трубку мира докурить,

И я топор любви навек зарою,

И грудь свою, как гроб, заколочу:

Душа сгнила, поэзия - протухла...

Фемина, не дышите на свечу:

Она давным-давно уже потухла.

Март 1999 г.

МАМОНТ

Не плачь, соловушко, по мне,

Не лезь мне в душу с певчим хламом ты:

В моей безрадостной стране

Поэты вымерли, как мамонты.

И лбы безбожные крестя,

Доисторических следов ища,

Народ гуляет по костям

Полуистлевшего чудовища.

Но не разбудишь мертвеца,

И не услышат хамы хмурые,

Как полутонные сердца

Гудели под звериной шкурою.

А я вас все-таки люблю

Слепые, жалкие, калечные...

Я - мамонт! Я еще трублю

.......................

МУЗЫ

Август. Зной. Торгуют арбузами.

Цельсий в небо подбросил плюс.

Со своими верными музами

Не мычу я и не телюсь.

Ну каких шедевров поэзии

Дожидаться от этих муз?

Загорать на крышу полезли,

Уплетать медовый арбуз.

К солнцу попки задрали голые

Ни фантазии, ни ума!

И плюют в беспечные головы

Православных и басурман.

Ни минуты от них покоя мне:

Налетят, устроят погром,

А потом срифмуют такое мне,

Что ни в сказке и ни пером!

С этой бешеной бабьей кликою,

Чтим соседями как урод,

Вряд ли что я создам великое,

А скорее, наоборот

Не видать Нобелевской премии,

Не носить лавровых венков...

И убитый горем, в гареме я

Горько плачу от их стишков.

Лишь единое утешение

В милых музах я нахожу;

Но об этом, прошу прошшения,

Никому я не расскажу.

.........................

СТИХИ

Стихи нисходят на коне крылатом:

Плюх прямо с неба в блюдечко с салатом!

Утрется ручкой, носиком шмыгнет

И что-нибудь ядреное загнет

Про ночь, про страсть, про встречи тет-а-тет...

Вдруг сверху снова что-то - шлеп в паштет!

Я нахожу стихи невдалеке:

За пазухой, в кармане, в кошельке,

В носке, в стакане, в стеллаже меж книг;

Куда ни плюнь - то таракан, то стих.

Квартира, как психушка, как бедлам:

Лопочут и топочут по столам,

Дерутся и грызут карандаши,

В тетрадях чертят рожи и шиши,

Визжат и стонут, плачут и звенят

А я гоняю этих бесенят!

Я с ними бился в шутку и всерьез,

Я пробовал однажды дихлофос,

Я их ловил и в баночку сажал,

И даже мухобойкой угрожал.

А все-таки я не могу без них;

Мне кажется, я сам - всего лишь стих,

Я сам упал с небес и вполз, как тать

Стонать и плакать, петь и хохотать.

Давите кулаком и каблуком,

Травите мышьяком и коньяком,

И окунайте мордою в салат,

И распинайте, как Христа Пилат

Я рифмою своей кровоточу

И ничего другого не хочу...

....................................

СОНЕТ

Нет, я умру не на больничной койке:

Беспутный гражданин босяцкого района,

Я повторю судьбу веселого Вийона

Меня уроют где-то на помойке.

Я душу рвал, рыдал, в красивой стойке

Рычал стихи со взором воспаленным

Чтоб в морге дуборезы утомленно

Оттачивали курс шитья и кройки.

Мой добрый друг, патологоанатом,

Мы связаны с тобой одним канатом:

Я сам любил возню в словесной требухе...

К поэзии я полз, как змий к Олегу

Так помяни усопшего коллегу,

Который помянул тебя в стихе.

.......................

ОХОТА

Утро рдеет ли в высях, небесная кровь ли

истекает по куполу, звезды смывая...

Восприяли начало звериные ловли,

рвутся своры борзых, как орда кочевая.

В захоронках кричальщики чутко застыли,

гулко бьются сердца о кресты на гайтанах;

забран лес отдаленный в тенета густые,

и лихие охотники в красных кафтанах

погоняют коней своих скорым побегом

в направленье сетей, что искусно сокрыты;

в топком поле осеннем, серебряным снегом

поутру припорошенном, вязнут копыта.

От веселой гоньбы хорониться напрасно

в заповедном лесу легкоступным еленям:

мечут стрелы наездники в дальность прекрасно,

и, наждавши в размер, подсекают колени

убегающим жертвам арканом змеистым;

режет глотку секач, и на лезвии плоском

луч багряный играет, и свита со свистом

мчит к добыче, коней ожигая внахлестку.

Пересвист удалой над полями несется,

разлетается вширь над округою всею

за окраины леса, где раннее солнце

золотит чешуи превеликого змея.

Дремлет змей, и тяжелые веки прикрыты,

словно раковин створы; и в панцирь одеты,

два змеиные зрака, как две маргариты,

полыхают во тьме чрезъестественным светом.

Звонкий посвист и лай, громкий хохот и кличи

растревожили змея; навстречу восходу

вскрылись веки, и ноздри, учуяв добычу,

раздуваются... Змей начинает охоту.

............................

Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?

Николас Ленау

Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?

Ведь все на месте: в море острова,

в мозгу туман, солдаты - при старшинах,

кинжал - в спине... И в целом жизнь - права.

Все козыря - при ней, а мелочь - в сносе,

и ты опять остался в дураках.

Нет в жизни счастья, Фауст, майн геноссе

но есть порядок в танковых войсках.

Все как всегда: очередной Гертруде

придется выпить свой стакан с вином;

рождаются стихи, и умирают люди...

В Багдаде все спокойно. В основном.

..........................

Мир замер. Время кончилось. Пока

секунд в резервуар не закачали

остановилась пуля у виска,

застыли клочья пены на причале;

недвижно в подворотне босячье

команда алкашей из высшей лиги;

недвижим звук - свисает только "е"

через губу у пьяного ханыги;

окаменели юные тела

в своем самозабвенье воспаленном:

Она и Он, в чем мама родила,

переплелись, как змей с Лаокооном.

А жизнь - течет. Резервуар всосет

горючее по самую макушку

и пуля хрупкий череп разнесет,

и алкаши допьют свою чекушку,

и, задрожав, любовники в огне

насытят ненасытное желанье,

и даже самодержец на коне

пошевелит своею медной дланью,

дождем обрушат птицы свой помет

на шляпы граждан в Курске и Париже!..

Никто и не заметит, не поймет,

что время стало несколько пожиже.

.....................................

РОСТОВ ДРЕМЛЕТ

Как прибалдевшие буддисты

в глубоком трансе

Ростов еще не пробудился,

и не старайся

в его шафрановые глюки

с утра воткнуться;

так в шапито - мелькают руки,

мелькают блюдца,

циркач жонглирует, колдует

уже за гранью,

и ничего не существует

в его сознанье

ни мам, ни бабушек, ни внуков,

ни дамы в ложе,

ни слов, ни запахов, ни звуков

он приморожен,

он как сомнамбула, как зомби,

но вы не верьте:

в нем скрыта жизнь - как скрыто в бомбе

дыханье смерти,

всего лишь пять минут в программе,

за ним - коверный...

Вот так и город мой утрами

в себя повернут.

Его безлюдные бульвары

почти что мертвы;

"шорк-шорк" - скребут о тротуары

усердно метлы,

чтоб избежать лихих наездов

жильцов свирепых,

бомж выползает из подъезда

и чешет репу,

"буль-буль" - раздавит свой фунфырик

смурной бичара;

и где-то вспыхнет свет в квартире,

и дню начало...

Раз ты по жизни ростовчанин,

вставай с утра ты,

и ты забудешь про печали

и про утраты,

и тишиною непривычной

слегка прибитый,

ты сам поймешь, как неприличны