Николай Лесков - Сборник статей
Мы не имеем оснований ни защищать, ни отвергать полную достоверность подробностей, заключающихся в приведенной нами из «Современных известий» корреспонденции. Но если они справедливы, то арест Плотицына, о котором мы извещали во вчерашнем нумере, имеет громадное значение. Оказывается, что глава скопческой секты в России, которым был арестованный Плотицын, имел в своем ведении и, может быть, в довольно бесконтрольном распоряжении десятки миллионов рублей в банковых билетах и в золоте и серебре, при которых убыток в 700 000 рублей мог быть для него нечувствителен; оказывается, что капитал этот образуется с давнего времени, потому что много здесь золота екатерининского чекана и потому что мешки успели уже полуистлеть; оказывается, что секта скопцов имела у нас в России свой особый тайный банк с основным капиталом, большим всех других банков, исключая государственного, — имела свое тайное казначейство, и, без сомнения, с тайными же приходами и расходами; оказывается, что противонравственная, противообщественная секта скопцов далеко не была такою невинною и такою безучастною в политическом отношении, как это думали в последнее время: у ней питались надежды на основание в России нового скопческого царства; для этого она в течение столетия, по меньшей мере, приготовляла денежные средства, которые возросли к настоящему времени до тех размеров, в каких они найдены в моршанских кладовых Плотицына; с целию ниспровержения нынешнего порядка дел в России и установления новой скопческой эры моршанские скопцы вступили в сношения с революционною польскою партиею и надеялись во имя Петра III произвести в России восстание. Многое и другое объясняется «моршанским открытием». Объясняется, например, прекращение многих скопческих процессов в наших административных и бывших судебных сферах, причем страдали лица, доносившие на них, потому что моршанские миллионы были близки к всемогуществу; объясняется, почему противоестественная секта не только не обнаруживает признаков упадка, а, напротив, существует и распространяется, почему на нее даже в эпоху гонений на раскольнические собственно секты наше законодательство смотрело вообще мягко и снисходительно, а администрация не преследовала особенно строго совершаемых скопческими вожаками новых случаев оскопления, почему в настоящее время даже общественное мнение, даже его органы как-то холодно относились и относятся к самой безобразной и отвратительной секте, почему скопцы-торговцы богатели не по дням, а по часам, и «желтые» лица, только что начавшие коммерцию, производили огромные обороты.
Но при всем том известия моршанского корреспондента так поразительны, так грандиозны, что мы все еще не решаемся верить им вполне и будем ждать подтверждений, чтобы сделать новые выводы и заключения. Во всяком случае, кажется, то несомненно, что дела темной секты будут теперь снова подвергнуты тщательному расследованию, и расследование это, производимое новым судебным порядком, вызовет наружу много тайн, касающихся деятельности богатейших московских, петербургских и сибирских скопцов, и что скопческий мир при этом известии вздрогнет сильнее, чем от самого страшного подземного удара.
1869 год.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 8-го ФЕВРАЛЯ
История нашего образования по части раскола слишком еще не богата своим содержанием. До 1854 года в течение 187 лет, — считая начало раскола с большого Московского собора, — не было и мысли о научном изучении этого явления и о научной подготовке для противодействия ему лиц, так или иначе соприкасающихся с раскольниками. Гражданская власть, с первых же дней заявив себя защитницею и помощницею церкви против раскола и приняв на себя обязанность преследовать и искоренять оный, занялась составлением разного рода законодательств, касающихся отступивших от церкви старообрядцев. История законодательства поучительна в том отношении, что правительство чрез каждую почти четверть столетия убеждалось в непригодности существовавшей для него системы и придумывало новую. Впрочем, еще с начала XVIII столетия оно осознало недостаточность одних внешних мер и обязало духовенство действовать на заблуждающихся путем слова. Начиная с Петра I и кончая настоящим временем, появлялись довольно часто постановления, рассылались указы, предписывающие местному духовенству озаботиться вразумлением заблуждающихся. Казалось бы, подобные напоминания духовенству о его прямых обязанностях должны были заставить его позаботиться о надлежащем образовании по части раскола, так как для успешного действования на раскольников путем слова необходимо знание дела, а знание это не может быть достигнуто без сериозного изучения. К сожалению, хотя приходскому духовенству и делались внушения раскрывать перед заблуждающимися неправоту их учения и незаконность отделения от церкви, но о подготовке его для выполнения этой немалотрудной задачи не было и помина. Отчего происходило такое видимое невнимание к делу специального образования по расколу, сказать трудно. Быть может, думали, что говорить с раскольниками, раскрывать пред ними неправоту их учения так легко, что не требуется никакой специальной подготовки. Может быть, с другой стороны, и не придавали этому делу особенной важности, полагая всю сущность в деле обращения от раскола в гражданских законодательных и полицейских мерах, а дело убеждения ставя на второй план. Ведь писал же один миссионер XVIII столетия, что под тесноту штрафов и наказаний убеждать гораздо удобнее и что под этим только условием и можно ожидать надлежащих плодов от словесных вразумлений. Еще яснее высказывался насчет увещаний в 1737 году один епархиальный начальник. 2 ноября, по поводу присланных в его епархию раскольников для увещания, он писал, между прочим, что ему, преосвященному, при старости своей «зело трудно иметь много разглагольств с ними», а потому не лучше ли смирять их постом и стегать плетьми, ибо он полагает, что в сердцах их кроется дух хульный на православные церкви и православных архиереев. Святейший Синод предписал ему «чинить по пастырскому». Были, впрочем, лица, которые своими трудами учеными старались внести светоч в господствовавший повсюду мрак относительно раскольнических заблуждений. Патриарх Иоаким, Игнатий, митрополит тобольский, Иов, митрополит новгородский, святой Димитрий Ростовский, Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Питирим нижегородский, Феофилакт Лопатинский, Арсений Мациевич, Никифор Феотский, Платон, митрополит московский, преосвященный Игнатий, преосвященный Филарет, митрополит московский, оставили книжные памятники своих занятий против раскола. Здесь мы не будем останавливаться на научном достоинстве этих сочинений, из которых многие не утратили своего значения и до сих пор, не будем раскрывать их направления, отвечающего духу известного времени. Но нельзя не заметить прежде всего, что число этих сочинений крайне незначительно для того промежутка времени, в какое они вышли в свет (1667–1849), для промежутка в 180 лет. А если при этом возьмем в расчет литературное движение в течение этого времени в среде раскольников, обратим внимание на их научную деятельность, то малочисленность вышедших в свет противораскольнических сочинений будет еще ощутительнее. В каталоге писателей «староверческой церкви» Павла Любопытного, обнимающем собою время от начала прошлого столетия до 1829 года, указано 934 сочинения. Положим, что в числе поименованных любопытных сочинений есть много ничтожных, едва ли заслуживающих и упоминания, но зато можно указать между ними и такие, которые богатством содержания могли бы сделать честь любому ученому. XVIII век и первая четверть XIX были временем самой оживленной борьбы раскола с православием и разных раскольнических сект между собою. В это время представители его подыскивали основания для своих воззрений, исторические, канонические и диалектические, — созидали науку из своих верований. Это была золотая для раскола эпоха литературной деятельности Денисовых, Петрова, Холина, Ив. Алексеева, Скачкова, Заяцевского, Павла Любопытного; в это время вышли в свет «Поморские» и «Диаконовы ответы», «Меч духовный», «Щит веры», ответы Монина, ответы Пешехонова и многие другие сочинения, служащие и до сих пор опорами раскола и более или менее известные старообрядцам. Ясно, что для опровержения означенных сочинений требовалась несравненно большая православно-полемическая литература, чем какою подарило нас означенное время. Не забудем, что все означенные писатели противораскольнических сочинений — архипастыри; значит, занятие по расколу составляло достояние высших духовных особ и то очень немногих. Что же сказать о пастырях наших, для которых столь необходима была противораскольническая проповедь?.. Где получали и какое образование имели они по части раскола? Почти до половины XVIII столетия приходское духовенство было поставлено вне всякой возможности узнать хоть кое-что по части раскола. Немногие противораскольнические сочинения того времени составляли большую редкость и едва ли читались кем-либо из приходского духовенства. От этого священники и возможности не имели, да, кажется, и мало думали о словесной борьбе с расколом. Напротив, «от пресвитерского небрежения», по словам одного писателя первой половины XVIII столетия, уже много российского народа в погибельные ереси уклонилось… «А вся сия гибель, — продолжает он, — чинится от пресвитеров; ибо не только от лютеран и латинян ереси, но и от самого дурацкого раскола не знают, чем оправити себя, и их бы обличить и научить, как им жить, и от пропасти адския как им избыть, но и запретить крепко не разумеют, или не смеют, или на пенязи склоняются, небрегут о сем». Предписания начальства об увещаниях оставались только на бумаге.
