Эксперт Эксперт - Эксперт № 05 (2013)
При этом речь шла скорее о символическом событии, выражающем состояние духа, нежели о реальном и окончательном переломе в ходе войны. Весенняя кампания 1943 г. не была для СССР такой уж победоносной, немец снова взял Харьков. Реальный и окончательный переход инициативы к Красной Армии, после которого началось неуклонное движение на запад, вплоть до Берлина, случилось лишь к концу лета после Курской дуги («Наши войска овладели городом Белгород! Наши войска овладели городом Орел!»). Да и то воевать предстояло еще почти два года — где Орел и где Берлин?
А уж 2 февраля, в день окончательной сталинградской капитуляции немца, можно было говорить лишь о снятии совсем гибельной угрозы.
Девиз советских войск «За Волгой для нас земли нет!» можно, конечно, считать риторикой: «Отчего же нет? Земли хоть отбавляй до самого до Тихого океана», — но земля, обеспечивавшая существование единой страны и возможность дальнейшего ведения войны, действительно заканчивалась на правом берегу Волги. С перерезанием этого водного пути связь с Закавказьем, и без того ослабленная (флаг со свастикой уже развевался на Эльбрусе, и три горных перевала через Кавказский хребет немец уже занял), утрачивалась окончательно. Вместе с бакинской нефтью и ленд-лизом через Иран. Перерезание путей, ведущих в Среднюю Азию, также делалось лишь вопросом времени, причем небольшого. Сопротивление Гитлеру, вероятно, продолжалось бы, но в наихудших (хотя, казалось бы, хуже, чем в 1942-м, уже некуда) условиях — без нефти, без важнейших транспортных путей, со все более и более символическим сообщением с союзниками и с окончательной утратой промышленной и ресурсной базы Юга страны — эта база на длительную перспективу переходила в руки Германии. Такие перспективы давали только возможность погибнуть с честью или же с бесчестием, прочих реальных альтернатив не просматривалось. Причем для понимания, к чему дело идет, не нужно было быть выдающимся стратегом. Достаточно было школьной карты с синими и красными стрелами.
Строки «Как удержатся наши // Там, на среднем Дону? // Этот месяц был страшен // Было все на кону» представляли точное понимание обстановки. На кону действительно было все — даже хуже, чем в 41-м. Оттого и битва за Сталинград отличалась редкостным даже по меркам Восточного фронта ожесточением и безжалостным расходованием бросаемых в мясорубку подкреплений. Слова на смерть маршала Жукова «Блеском маневра о Ганнибале напоминавший средь волжских степей» были идеально точны — полководец уготовил 6-й армии Паулюса не просто поражение, но именно Канны: взятие в клещи и уничтожение. Но прежде блеска был средний срок жизни пехотинца, брошенного под Сталинград, — одни сутки. Прежде маневра были методично кидаемые в топку все новые дивизии, прежде маневра сворачивались целые офицерские училища и бросались под Сталинград неаттестованными. Это даже не «Все для фронта, все для победы», это более приземленное «Нам бы день простоять, да ночь продержаться» — должен когда-нибудь немец выдохнуться.
Когда он в самом деле наконец-то выдохся и клещи окружения сомкнулись, генералы стали умолять Гитлера, расписавшись в провале кампании 1942 года, но спасая армию, дать приказ окруженным пробиваться от Волги, на которой для немца уже земли не было, на запад: «Мой фюрер, оставить 6-ю армию в Сталинграде — преступление. Это означает гибель или пленение четверти миллиона человек, а потерять такую огромную армию — значит сломать хребет всему Восточному фронту». Как военспецы они были кругом правы, но в мировой войне, где еще есть дух войска и дух народа, причем не только своего народа, но и неприятельских, число попыток ограничено. Больше одной редко бывает. Похоже, Гитлер понимал это лучше, чем генералы. Понимал, что прежнюю войну он проиграл, но есть шанс развязать новую, ту самую тотальную, о которой 15 февраля, через две недели после Сталинграда, в берлинском «Спортпаласте» будет говорить Геббельс, и эту уже абсолютно тотальную войну — выиграть.
Гитлер был прав, что Сталинград означал проигрыш войны. Мнение народов было такое же. В оценке перспектив новой, тотальной войны он ошибся. К счастью.
