Итоги Итоги - Итоги № 28 (2013)
Этот театр
Владимир Урин, который приходит на смену Анатолию Иксанову, обладает совершенно другим опытом управления театральным предприятием. У МАМТа имени Станиславского и Немировича-Данченко уникальная репутация в профессиональном сообществе. Если и существует реальное доказательство жизнеспособности модели театр — дом, то это именно «Стасик», как ласково именуют этот театр в просторечии. А ведь в 1995 году Урин получил тоже отнюдь не образцовое хозяйство. Театр был обескровлен предшествующими конфликтами, уходом дирижера Евгения Колобова, за которым потянулись оркестр и хор... Но Урин по своему духу строитель и созидатель, осуществивший реконструкцию театра как в прямом, так и в переносном смысле. Причем стройка, во время которой театр пережил два пожара, шла с осложнениями. Труппа, не имея площадки, скиталась по гастролям, но была сохранена. В итоге получился театр, который представляет собой одно из самых привлекательных театральных пространств с супермодернизированной начинкой. Ну а самое главное — в этом замечательном доме сохранился театральный дух коллективного сотворчества, и, пожалуй, ни один музыкальный театр подобной атмосферой похвалиться не может. Те, кто в нем служит (именно это слово я бы употребила), горой стоят друг за друга, радуются успехам коллег, испытывают искреннюю гордость за свой театр. В чем тут дело? Нет интриг, внутренних распрей, зависти? Каждый, кто работал в театре, знает, что это никогда и никуда не денется. Но одно дело, когда каждый чих выносится в прессу и обсуждается на обывательском уровне, и совсем другое — когда неизбежные конфликты решаются, как в семье, миром.
У нового гендиректора Большого не только отличный послужной список, но и чисто человеческая репутация — широко известен демократизм Урина. В МАМТе царит атмосфера раскрепощенности и доверия, у каждого есть возможность прийти к директору со своими проблемами. Он создал прекрасную команду — по принципу «штучности», конечно. Да, она существует по схеме, известной с прежних, советских времен, но в этом театре она работает — система главных специалистов. Главный режиссер оперы Александр Титель собирает труппу и воспитывает не только певцов, но и актеров. Артистов никто не держит за крепостных, некоторые становятся звездами, востребованными в мире. Театр спокойно отпускает их в свободное плавание и радостно принимает в свои объятия — они приезжают и поют в спектаклях родного театра. Во главе оркестра стоит молодой, но отлично себя зарекомендовавший Феликс Коробов. В театре замечательный главный художник Владимир Арефьев... Мозговой центр театра — супруга и соратник Урина Ирина Черномурова, критик по профессии. Ее должность — начальник отдела по зарубежным связям, благодаря ее вкусу, чутью и невероятной активности театр получил (раньше всех!) в сотрудники хореографов мировой величины Джона Ноймайера и Начо Дуато, освоил балетный язык Иржи Килиана… Фестиваль современного танца с приглашением известных западных трупп в «Стасике» начали делать еще в 1997 году. Все, что декларировалось в 90-е годы в Большом театре, МАМТ так или иначе уже осуществил.
Столичная критика, всегда смотревшая на этот театр с некоторой снисходительностью, все чаще стала признавать его равноправие с Большим. Были совершенно выдающиеся спектакли, такие как «Богема» Тителя. Были совершенно изумительные постановки — опера «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси, поставленная французской командой, но с включением своих певцов. Спектакль прошлого года «Война и мир» Прокофьева иначе как подвигом назвать невозможно, причем самая густонаселенная опера исполняется только московскими силами. Дееспособность стационарной труппы, то есть самого что ни на есть русского репертуарного театра, доказывается здесь регулярно. В то время как Большой театр осуществляет свои проекты лишь с помощью кастингов, отдавая предпочтение западной театральной модели.
Конечно, не обошлось без сложностей. Очень сильно подкосило театр исчезновение (как впоследствии выяснилось, гибель, никак не связанная с его профессиональной деятельностью) главного балетмейстера Дмитрия Брянцева. Пожалуй, единственная малоприятная и чисто театральная история в «Стасике» произошла совсем недавно по случаю премьеры оперы «Сон в летнюю ночь» Бриттена, но и она была рождена не художественной, а общественной ситуацией. Это отличная режиссерская работа, и то, что началось скандалом, закончилось триумфом: сначала профессиональные эксперты не нашли там и следа «порнографии и педофилии», а затем «Золотая маска» признала его лучшим спектаклем российского театрального сезона.
Вероятно, сейчас в «Стасике» стоит плач, труппа ощущает себя осиротевшей. Но любой оперный театр — это как огромный корабль, махина, которую сразу свернуть с курса не так-то просто. И хочется верить, что Ара Карапетян (в прошлом первый заместитель Урина) сумеет продолжить начатое его предшественником.
Просто театр
Придя в Большой, Владимир Урин попадет в театр, где все устроено не так, как он привык. С одной стороны, и это подчеркивают многие знающие люди, Большой театр функционирует как хорошо отлаженный механизм. Выпуск спектаклей осуществляется по современным продюсерским технологиям, театр предоставляет творцам все мыслимые возможности. Никто об этом почему-то не говорит, все зачарованно следят только за скандалами. Но Большой театр — не просто бренд, это государство в государстве. Он имеет ранг национального достояния и дополнительно финансируется специальной строкой, прописанной в распоряжениях президента. Он пронизан имперским духом, там сложнейшая внутренняя обстановка. Чтобы там работать, надо иметь обостренное чутье на разного рода подводные течения, интриги и тайны, все, чем славится мир закулисья. В Большом это приобретает гипертрофированные формы, иногда совершенно чудовищные и труднообъяснимые, но ведь и театр все-таки Большой. Условно говоря, из дома Урин попадет в клетку с хищниками, причем откуда они на него выпрыгнут, с какой стороны — совершенно неизвестно. Вопрос, который задавали себе многие: собственно, зачем все это Урину?
Ситуация с его назначением легко описывается знаменитым выражением из фильмов об итало-американских мафиози: ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться. Наверняка это предложение он получил не впервые — министр культуры Мединский прямо сказал: «Мы не принимаем спонтанных решений». Но Урин ответил согласием лишь тогда, когда уже просто невозможно было дальше отказываться. Да, в конце концов, есть и азарт, подогревающий личные амбиции, есть стремление к расширению горизонтов.
Что ему предстоит? Есть отвратительное наследие прошлого — клака, с ней не смог справиться Алексей Ратманский. Кстати, его попытка привить Большому театру принципы западного демократичного существования потерпела крах. Интеллигентность и чувство собственного достоинства были восприняты как слабость. Невероятные амбиции балетных звезд вкупе с их менталитетом, в котором все самое главное заложено телесно-физическим воспитанием и жесточайшей дисциплиной, и есть серьезная проблема. Это одна из причин конфликтов в Большом, абсолютное большинство которых связано именно с балетом. Рискну предположить, что интеллигентская нерешительность Иксанова сыграла и с ним злую шутку. Он вовремя не сумел остановить зарвавшихся, тех, кто позволял себе выливать тонны грязи в публичном пространстве. Ведь в чем суть притязаний Николая Цискаридзе? Отчего-то он сначала вообразил, что может не хуже Ратманского руководить балетом, а затем его аппетиты распространились на руководство уже всем театром! Отвратительная история, когда двенадцать наших выдающихся деятелей театра поставили автографы на письме президенту и подставили коллегу Иксанова (к тому моменту министр Мединский уже продлил его завершавшийся контракт). Но скажем прямо: без поддержки кого-то из высокопоставленных лиц, покровительствующих театру, не мог бы балетный танцовщик, пусть и с широкой (благодаря шоу-бизнесу) известностью, претендовать на такую власть.
Большой театр — слишком завидный кусок, чтобы не нашлось желающих его проглотить. А уж желающие театром порулить с помощью медийно раскрученного персонажа тем более найдутся. Возможно, и Урин столкнется с чем-то похожим.
Балетных артистов больших (императорских) театров держат в адекватном состоянии два фактора — либо непререкаемый творческий авторитет руководителя, либо жесткая палочная дисциплина, к которой балетные артисты приучены с детства (а лучше и то и другое). К примеру, в другом крупнейшем музыкальном театре страны, Мариинском, проблем точно не меньше, чем в Большом, — начиная со свежеотстроенной второй сцены. Но Валерий Гергиев обладает и харизмой, и волей — и никаких воплей протеста оттуда не слышно. Или уж они очень негромкие... Урину точно придется многое поменять в себе, расстаться со своим демократичным обликом, со своим знаменитым пуловерно-джинсовым стилем в пользу дорогих костюмов. Ему, всегда элегантно подтянутому, это пойдет. Гораздо сложнее будет перестроиться внутренне, поменять свои привычки и правила. Удастся ли ему свой демократический стиль жизни, поведения и внутритеатральных отношений привить в театре, который насквозь пронизан иным духом? На это можно положить жизнь.
