Евгений Стригин - Предавшие СССР
Сначала его перевели в Москву на временное место. 12 апреля 1985 года был назначен заведующим отделом строительства ЦК КПСС. Так на сцене появился ещё один важный персонаж разыгрываемой трагедии. — фигура очень интересная и далеко не однозначная.[366] «, — писал уже опальный его бывший охранник, — был убеждённым коммунистом, старательно посещал партийные мероприятия, и его тогда вовсе не тошнило от коммунистической идеологии. Но в рамках этой идеологии он был, наверное, самым искренним членом партии и сильнее других партийных боссов стремился изменить жизнь к лучшему».[367]
Видимо это и соблазнило.[368] Знать бы ему, что «самый искренний член партии» так потом возненавидит эту партию, предавшей его (по его собственному мнению). Мало того, он хотя бы формально превратиться в противника коммунистических идей, и заживёт так вольготно, как и не снилось. Но это будет потом, а пока…
В Свердловске Хозяином был он сам, в Москве он был слугой Хозяина. Это сильно угнетало самолюбивого и самостоятельного.
Чуть позже 1 июля 1985 года был утверждён секретарём ЦК КПСС по строительству.
«…На этом пленуме решалась судьба многих ключевых фигур перестройки, но в тот момент это оставалось незамеченным, потому что многих в стране ещё плохо знали. И все говорили только о назначении министром иностранных дел».[369]
Тем временем во всю искали какой-либо негатив о деятельности руководства Москвой. Искали, похоже, для того чтобы скомпроментировать это самое руководство. Шла идеологическая подготовка битвы за Москву.[370]
19 декабря 1985 года Политбюро ЦК КПСС удовлетворило просьбу об освобождении его от обязанностей члена Политбюро и первого секретаря Московского горкома КПСС. По словам, за полчаса до заседания вызвал его и потребовал написать заявление об уходе на пенсию, якобы предварительно согласовав этот вопрос с членами Политбюро.[371]
Власть сменила, но «критический вал разоблачений столичных властей нарастал».[372] Но фоне ошибок старого начальника лучше выглядят достижения (если они есть) нового.
4.6.3. Задача у была простая. «Задача — искоренить гришинское наследие. Москва всегда была инкубатором партийных кадров для всей страны, и для верхних эшелонов власти особенно. Кроме того, в столице была крупнейшая партийная организация, в которую входили партийные организации всех центральных органов власти».[373]
«Первоначально нравилось, как действует неутомимый. Он хвалили за то, что тот решительно очищает столицу от гришинского наследия».[374]
Ломать не строить. «…За очень короткое время, за какой-то год, он сменил 23 первых секретаря из тридцати трех при помощи подхалима, который сидел у него в орготделе, — сказал генеральный директор НПО „Станкостроительный завод“ Н.С. Чикирев и добавил. — Я не думаю, чтобы товарищ был такой проницательный человек, что он за полгода узнал секретарей и наворочал столько».[375]
«Подвергшиеся гонениям и унижениям работники, естественно, глубоко переживали невзгоды. Бывшие секретари Киевского и Перовского райкомов партии, не выдержав гонений и унижений, выбросились один с седьмого этажа административного здания и разбился насмерть (А.В. Коровицын ), другой — с четвёртого этажа стоящегося здания, отделавшись травмами (А.П. Аверченков ). Некоторые изгнанные секретари райкомов партии, председатели райисполкомов, работники горкома, горисполкома, хозяйственных и общественных организаций серьёзно заболели (инфаркты миокарда, нарушение кровообращения и т.д.), оказались в больницах. Естественно, пострадали семьи, близкие изгнанных работников».[376]
Лес рубят — щепки летят. вспоминал: «Один раз я присутствовал на бюро горкома, и мне было неловко слушать, как, отчитывая провинившегося руководителя за плохую работу, унижал при этом его человеческое достоинство. Ругал и прекрасно понимал, что униженный ответить на равных ему не может».[377]
сменял московскую номенклатуру, это нравилось многим и рядовым москвичам (надоели засидевшиеся чиновники) и другим номенклатурным фигурам (освобождались вакантные места). Все было бы прекрасно…
4.6.4. «Но особыми успехами Москва похвастаться не могла (как, впрочем, и вся страна). Зато сам стал как бы теснить в сознании людей. На фоне московского секретаря казался вялым и консервативным. это совсем не нравилось. К тому же ему стали жаловаться на то, что беспощадно расправляется с московскими кадрами, а результата все равно нет».[378]
, похоже, перестарался. То ли слишком прямолинен был, то ли затронул слишком многих. А, скорее всего, и то и другое.[379] «…Москва не для медведей. Это город лис и удавов.
Провинциал сразу же увяз в изощрённом болоте Москвы. Любитель стиля «одним махом», он смог смахнуть лишь партийную московскую элиту, ему непосредственно подчинённую, но смахнуть теневой капитал, коррупцию, на что замахнулся, ему было не по силам».[380]
Дело в том, что московская номенклатура являлась тогда составной и важнейшей частью всей номенклатуры. Они были тесно переплетены. И грубая зачистка вызвала реакцию отторжения не только среди московской, но и частично всей номенклатуры. слишком прямо понял задачу, слишком по-коммунистически, по-ленински, а на дворе стояло уже другое время. И если на словах номенклатуры готова была говорить о восстановлении социальной справедливости, борьбе с коррупцией то на деле она этого делать особенно и не собиралась.
, например, публично ведя борьбу с привилегиями, в то же самое время отстраивал себе новую роскошную дачу. Такая вот номенклатурная диалектика. А его слова принял за чистую монету.[381] И зря.
В команде сложилось мнение, что нужно приструнить. «…Весной и летом 1987 года, был поставлен вопрос о том, чтобы избрать кандидата в члены Политбюро в члены Политбюро. Однако …теперь высказался против. Вряд ли можно сомневаться, что именно это обстоятельство для обидчивого и капризного стало исходным пунктом его конфликта с Политбюро и ЦК КПСС осенью 1987 года».[382]
Началось противостояние двух влиятельных партийных начальников, одного ( ) из которых уже начал побаиваться[383] и другого ( ), который начал создавать для генерального секретаря проблемы с управлением страной.
«Собственно говоря, с, несмотря на глубокую неприязнь, у было значительно больше общего в чисто психологическом плане, чем с, что, кстати, вполне могло обострять их политическое и личное соперничество. Оба — ярко выраженные властные натуры обкомовских „хозяев“, жёстких в общении с подчинёнными, нетерпимых и подозрительных к тем людям из внещнего круга, кто не разделял их взглядов. Оба, свято верившие в то, что эффективность политики измеряется решительностью предпринимаемых организационных мер и обеспечивается незыблемостью авторитета руководителя».[384]
Но ещё только начал беспокоить генерального секретаря, хотя уже имел авторитет среди руководства партии, а у этого не было.
нужно было бы сменить тактику. Но он этого тогда не понял, стал сначала спорить на заседаниях Политбюро, затем писать письма, а не любит читать неприятные письма. Пришлось подключать Пленум ЦК.
Июньский (1987 года) Пленум ЦК КПСС был посвящён экономической реформе. взял и выступил без высочайшего разрешения. И не просто выступил, а покритиковал кое в чем.
Суть разногласий на Пленуме, по мнению будущего премьера, не имела ничего общего с экономикой. Вот как он их объясняет в своей книге «Горбачёв-путч. Август изнутри»: «Моё участие в подготовке июньского 1987 г. Пленума ЦК КПСС и программы 1990 г. позволяет говорить, что и, не будучи экономистами, теоретиками или практиками, не были „рыночниками“, не представляли себе, что такое рынок и как им управлять, что можно и нужно с его помощью достигнуть, а тем более, как это практически сделать. В силу этого их разногласия по поводу реформ отражали не противоречия в подходах и принципах, а лишь противоречия в процессе их борьбы за единоличную верховную политическую власть, и потому они (разногласия, противоречия) должны были быть созданы, если бы даже их не было на самом деле… Но в тот период они одновременно и объединяются, когда надо убрать третьего. Здесь суть качаний и, и, их непрерывных взаимных претензий и соглашений».[385]
«Когда в октябре 1987 г., желая подыграть, выступил на Пленуме ЦК против Секретариата и персонально против, то абсолютное большинство членов ЦК решительно поддержали последнего. Для это был в высшей степени тревожный звонок: он предупредил, что уровень влияния генсека в ЦК стремительно падает и что его право на власть становится в глазах партии все более проблематичным».
