Сергей Кремлёв - Если бы Гитлер не напал на СССР…
— Я хорошо понимаю вас, герр Мацуока, — поддержал его фюрер. Он непритворно задумался и тоном прочувствованным и искренним сообщил:
— Надо идти на риск, пока сам молод и есть силы и энергия… А войны все равно не избежать! Провидение любит того, кто не ждет, когда на него обрушится опасность, а идет ей навстречу!
Фюрер вновь сделал паузу и закончил:
— Я ни минуты не буду колебаться и выступлю с ответным ударом при любой эскалации войны, не зависимо от того, какая сторона это начнет — Россия или Америка…
Через два дня Гитлер отдал приказ о вторжении в Югославию и в Грецию. В Лондоне и в Вашингтоне рассчитывали, что СССР в той или иной форме поддержит правительство Симовича, но Сталин на провокацию не поддался. И вместо английской эскалации войны на юге Европы фюреру удалось «свернуть» там прямой конфликт. Война на Балканах закончилась быстро.
Хотя и сложно было сказать — надолго ли…
* * *МАЦУОКА оставался в Берлине до 5 апреля. Впереди же у него вновь была Москва.
Глава 6. Весна 41-го: от Москвы и Токио до Багдада
После отъезда Мацуоки Сталин вызвал в Москву Жданова и почти два часа вместе с ним и Молотовым обсуждал положение дел.
— Все эти басни, — говорил он им, — о «моральном коммунизме» — вещь хорошая, но это из области благих пожеланий… Тем не менее без партнёров во внешнем мире нам нельзя… Кто наши партнёры в Европе? В Азии? Вообще в мире?
Молотов угрюмо молчал, а Жданов с готовностью откликнулся:
— В Европе по-крупному — только Германия.
— Вот то-то и оно… — поднял палец Сталин. — Поэтому мы и отказались от поддержки югославов… Они сами выбрали свою судьбу, связавшись с Лондоном, а нам с немцами из-за них ссориться ни к чему… Гитлера можно понять.
Молотов молчал, Жданов же кивнул, соглашаясь, но спросил:
— Ну а в Азии, товарищ Сталин? Неужели мы не можем договориться с Чаном?
— Мы уже не раз пытались сделать это, Андрей Андреевич! Сколько помогали — и деньгами, и техникой, и людьми… — вздохнул Сталин. — Наш Чуйков до сих пор сидит там военным советником, но Мацуока, хотя и хитрит, говорит правду — в конечном счёте Чан Кайши смотрит на Вашингтон… Американец Стилуэлл у него давно ходит в ближних… Чуйкова в Чунцине терпят, а перед Стилуэллом заискивают… И с японцами Чан тоже не очень-то ссорится…
Сталин опять вздохнул и обратился к Молотову:
— Что молчишь, товарищ Молотов? Видишь, «товарищ» Мацуока в соратники набивается… Пойдём?
— Только если отдаст обратно Южный Сахалин, — не принимая шутки, серьёзно ответил Молотов.
Сталин тоже стал серьёзным.
— Ты, Вячеслав, конечно, прав… Но в Азии нам бы надо ориентироваться на блок с японцами — при ряде условий… Скажем, если они согласятся жать на Чана и не трогать Мао… Мао пока слаб, но тут у нас линия ясная: мол, господа японцы, Мао с нами, и если вы хотите, чтобы мы шли с вами, то принимайте в компанию и нашего товарища коммуниста Мао Цзэдуна… Уж он-то англосаксам не служит… А если Чан — такой уж слуга англосаксов и противник Японии, — тут Сталин хитро прищурился, — давайте, мол, образумим его все вместе… А?
— Хорошо бы, — невольно улыбнулся Молотов.
— Да, неплохо бы, — согласился Сталин. — Когда Мацуока вернется, вести разговор с ним в таком духе, может, и рановато. Но вести его когда-то придётся… Наверное…
Сталин задумался, потом твердо заявил:
— Ясно одно — устойчивого союза с Англией и Америкой у нас быть не может никак — они просто не способны на честные союзы с кем-либо. Такая уж натура…
Он пыхнул трубкой, улыбнулся:
— Немцев хотят уверить, что Сталин-де желает победы ослабленной, «выдохшейся»-де, «оси»… Подтекст очевиден — пусть, мол, англосаксы истощат силы рейха, а потом Сталин будет диктовать ему условия. Цель распускания таких слухов тоже очевидна.
— Да уж, — согласился Жданов.
— Но выгодна ли нам победа ослабленной, — Сталин подчеркнул это слово, — «оси»? Тогда мы лишимся сильного союзника в противостоянии англосаксам.
Молотов недовольно блеснул стёклами пенсне, и Сталин, заметив это, спросил:
— Чем, Вячеслав, недоволен?
— Рано нам тягаться со Штатами, товарищ Сталин.
— Рано, говоришь? Согласен… Но вот товарищ, — Сталин произнес это слово с неподражаемой сложной интонацией, — Гитлер предупреждал тебя прошлой осенью, что противодействие США — это не задача 45-го года, а задача 70-го, 80-го года… Да же — двухтысячного года.
— Я столько не проживу, — бросил Молотов…
— А я — тем более, — добродушно согласился Сталин. — Но и фюрер не доживет, а задумывается. И верно делает! Задача-то — есть!
* * *6 АПРЕЛЯ 1941 года Мацуока вернулся в Москву, и на следующий день его принял для первой беседы Молотов.
Вечером же 7 апреля Мацуока, японский посол в Москве генерал Татекава и один из заместителей Молотова по наркомату Лозовский сидели в центральной ложе Большого театра. На сцене взмахивали крыльями непременные лебеди. Мацуоке, впрочем, балет искренне нравился. Татекава смотрел его не впервые и якобы шутливо жаловался Лозовскому (вообще-то, его фамилия была Дридзо) на наркома внешней торговли СССР Микояна:
— С господином Микояном очень трудно сговориться о закупках японского шёлка…
— Ну, он у нас первый купец в стране, и ему виднее, — дипломатично отшучивался Лозовский.
— А вот господин Молотов согласился закупить у нас шёлка на три миллиона иен! Но, господин Лозовский, вы много денег требуете с наших рыбопромышленников. Вот если бы вы покупали у нас консервы по тем ценам, которые платит Англия… А то ведь нам некуда сбывать свою продукцию!
— Ну, господин Татекава, — теперь, в свою очередь прикрывая шуткой серьёзный разговор, парировал Лозовский, — вы не только военный специалист, но и хитрый купец! Хотите рыбу, добытую в наших водах, нам же и продавать, да еще и по ценам английского рынка!
Все эти пререкания имели под собой давнюю больную тему — рыболовную конвенцию, которой Россия была обязана прощелыге Витте-«Полусаха-линскому» ещё со времён недоброй памяти Портсмутского мира 1905 года. И теперь Татекава стал горячо напоминать Лозовскому, что дети, мол, должны выполнять обязательства отцов и что в Японии так издревле и заведено.
— Во-первых, для нас японские законы не обязательны, господин Татекава, — резонно возразил Лозовский, — а во-вторых, мы — сами собственные предки и поэтому придется принимать новую рыболовную конвенцию.
Мацуоку в Токио прозвали «господин сто тысяч слов» и «говорящая машина». Но в этот вечер он был немногословен и ограничивался темами исключительно театрально-балетными… Первая беседа с Молотовым далась ему непросто, и он был весь в раздумьях относительно бесед, ещё предстоящих и вряд ли более лёгких.
Впрочем, министр сообщил Лозовскому, что видел в Америке знаменитую Анну Павлову, а потом не выдержал и прибавил:
— У нас с господином Молотовым состоялся интересный трёхчасовой разговор.
И опять нить беседы потянули Татекава и Лозовский. Лишь под конец спектакля Мацуока сказал заместителю наркома:
— Две недели тому назад в Москве было холодно, а когда я приехал в Берлин — там было уже жарко… Теперь тепло и тут. Так что вы верно заметили на вокзале, господин Лозовский, — я привёз с собой тепло.
— Это и неудивительно, господин министр, — рассмеялся Лозовский, — кажется, в Европе сейчас жарко со всех точек зрения?
Мацуока не смог сдержать вздоха и признал:
— О да! Очень жарко.
* * *9 АПРЕЛЯ 1941 года, в среду, Мацуока и Молотов встретились во второй раз… После их совместного обеда гостя повезли на автозавод имени Сталина — «ЗИС», а потом он уехал на день в Ленинград. 11 апреля «Красная стрела» привезла Мацуоку обратно, и он встретился с Молотовым в третий раз.
Беседы эти были достойны пера Шекспира или Бернарда Шоу… Оба переговорщика были людьми опытными, упорными и упрямыми — недаром Вячеслав Михайлович имел дедом по матери богатого вятского купца Небогатикова… На него не производили впечатления ни «сто тысяч слов», ни заявления Мацуоки о том, что речь идёт об улучшении отношений на 50–100 лет. При этом японец не считал нужным поднимать вопрос о пересмотре злосчастного Портсмутского мира.
Молотов же, наоборот, подчёркивал, что в СССР смотрят на этот мир примерно так, как в Германии смотрели на Версальский договор. И в ответ на предложение продать Северный Сахалин предлагал японцу продать России Сахалин Южный и некоторые группы северных Курильских островов.
Судя по всему, переговоры шли к концу без видимых результатов. Мацуока хотел заключить пакт, Молотов требовал взамен отказа от сахалинских концессий… И ни один, ни другой не уступали.
День 12 апреля 1941 года начался у японского гостя с двух институтов Академии наук, продолжился фабрикой «Трёхгорная мануфактура», а вечером его отвезли в МХАТ. Шли «Три сестры», Ольга произносила свой последний монолог и восклицала: «Кажется, ещё немного, и мы узнаем, зачем живем, зачем страдаем…»
