Ги Меттан - Запад – Россия: тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса
Царь – ровня императору Священной Римской империи
Тем временем Киевская Русь разрывалась под натиском междоусобных войн и внешних врагов. С середины XIII века, после нашествия Чингисхана, она оказалась во власти монголо-татар. Тем не менее, впоследствии русским удалось создать стабильное государство, объединив земли вокруг Москвы в XIV веке. Это обирание земель оказалось настолько успешным, что после падения Константинополя русское государство смогло выступить преемником исчезнувшей Византийской империи. Московскому князю Ивану III, правившему с 1462 года, удалось сбросить монголо-татарское иго и добиться статуса правителя всех русских княжеств. Принятый им титул царя (сокращенный вариант слова «цезарь») своим звучанием демонстрирует претензии одновременно на связь с Византией и монголами[141].
После многочисленных попыток завоевания со стороны европейцев и двух столетий тяжелейшего монголо-татарского ига русские ни за что бы не смирились с новой оккупацией. Это отчаянное стремление к независимости и равному статусу с другими государствами сохраняется и по сей день. Из-за своего горького исторического опыта русские готовы на огромные жертвы, лишь бы сохранить свою независимость. В этом на собственной шкуре убедились польские, шведские, французские и немецкие захватчики, которые пытались последовать примеру тевтонских рыцарей и монголо-татар.
«Провозгласив себя хранителем византийского наследия – статус, который еще больше укрепился в результате женитьбы на племяннице последнего византийского императора, – Иван III объявил свою власть данной от Бога, встав в один ряд с императорами Востока. Подобная концепция власти достигла апогея, когда русский царь объявил себя главой церкви в соответствии с доктриной универсализма, отрицающей власть папы и провозглашающей Москву Третьим Римом»[142].
В 1520 году псковский старец Филофей подведет православную основу под это политическое решение, заявив что «…яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя. <…> Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти. <…> Яко вся христианская царства потопишася от неврных, токмо единаго государя нашего царство едино благодатию Христовою стоит». Так были заложены основы русского национального самосознания[143].
На Западе этот текст часто использовали для изобличения империализма русских, приписывая им мессианское стремление «захватить» Европу. Тем не менее, это грубая ложь, поскольку попытки Запада обратить русских православных в свою веру начались еще в XII веке, за триста лет до заявления Филофея. В восприятии русских этот тезис лишь подтверждает равенство России с другими государствами и отказ подчиняться сторонней силе, европейской или азиатской. Он имеет то же символическое значение, что и легенда о суассонской чаше[144] или история Жанны д’Арк во французской национальной мифологии – ни больше, ни меньше.
Решив провозгласить себя преемником Византии и защитником православия, Иван III открыл новую эпоху в истории России. Он сделал ее полноправным игроком на европейской сцене. Иван III и его преемник Василий III сыграли важнейшую роль. Благодаря своему решению Иван III de facto стал ровней европейским монархам, заявив, что ему причитаются те же титулы и атрибуты, что и европейским суверенам. Вместе с тем он придал своей власти божественный ореол, присущий королям и императорам Запада.
Кроме того, Иван III открыл Россию для европейских творцов, пригласив в Москву архитекторов из Италии и из нынешнего швейцарского кантона Тичино, в том числе флорентинца швейцарского происхождения Пьетро Солари. Вот почему крепостные стены Кремля, возведенные в 1480 году, напоминают укрепления замков в итальянском Милане и тичинской Беллинцоне.
Впрочем, правы были и те европейские правители эпохи Возрождения, которые принялись оказывать знаки уважения России и направлять туда своих послов и наблюдателей. В данном контексте легко понять отказ Ивана III принять титул короля от германского императора Фридриха III, который хотел заключить союз. Это стало бы символом вассальной зависимости от империи и согласия с ее планами покорения Европы. Ответ Ивана III Фридриху вполне однозначен:
«Мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы, а просим Бога, чтобы нам дал Бог и нашим детем и до века в том бытии, как есмя ныне государе на своей земле, а постановления, как есмя наперед сего не хотели, так и ныне не хотим»[145].
Граница из готических церквей, разделившая Европу пополам
В XVI веке протестантизм перенял свойственное Западу недоверие к православию и не попытался залатать разрыв, расколовший Европу на две части. С момента возрождения российского могущества в XV и XVI веках этот водораздел пролегал не только в умах верующих, но и в культурных и политических вопросах.
В течение пяти веков «демаркационная линия» Север – Юг разделяет две составляющие европейского христианства и практически полностью совпадает с границей между русской и европейской цивилизациями. Она начинается в Финляндии и Швеции, проходит через страны Прибалтики, Польшу, Галицию и всю Западную Украину, а также Молдову.
С восточной стороны румыны и молдаване отчасти составляют исключение из правила. Румынская церковь православная, но автокефальная, а их культура и язык, развившиеся после завоевания Дакии римлянами, имеют латинские корни. В то же время с западной стороны от границы сербы – и в меньшей степени болгары, которые всегда колебались между выбором одной из двух религий после нерешительного обращения в православие – придерживаются православной веры и используют кириллицу. Из всех славян, живущих западнее России, они наиболее близки русским.
Как отмечает французский историк Ален Безансон, специализирующийся на истории католичества, границы Европы совпадают с границей католицизма и готического искусства:
«Восточная граница Европы может быть представлена линией, соединяющей последние готические церкви. Эта линия проходит по границе Финляндии, стран Прибалтики, Польши, Венгрии, Хорватии, Словении. Она как раз совпадает с границами Европейского союза, насчитывающего 25 государств-членов [28 в 2016 году. – Прим. авт.]. <…> А дальше резко начинается территория византийского искусства»[146].
Другими словами, неевропейское варварство. В завершение своей мысли Ален Безансон возлагает вину за этот водораздел на Россию, которая якобы ненавидит католичество:
«Европа заканчивается там <…> где она сталкивается с другой цивилизацией, режимом, имеющим совершенно иную природу, религией, которой она чужда».
Это суждение в корне неверно, поскольку на самом деле, как отмечалось выше, для европейцев православие с XI века остается одним из главных факторов, провоцирующих ненависть к России. Польские католики до сих пор продолжают борьбу с православием. В 1596 году польско-литовское королевство заставит подчиниться папе православную церковь нынешней Западной Украины (Брестская уния) и даже захватит Москву в 1612 году. Протестантское королевство Швеция попытается сделать то же самое на севере. Создание униатской греко-католической церкви на Украине станет их единственной победой за тысячу лет. Еще в конце XX века понтифик польского происхождения Иоанн Павел II пытался посылать католических миссионеров на Украину, но безрезультатно.
Во время Крымской войны 1854 года епископ из французского города Тюль писал: «Там живут люди, называющие себя христианами, однако более опасные для Церкви, чем даже язычники». В то же время парижский архиепископ Сибур открыто заявлял: «Истинная причина этой войны – необходимость дать отпор ереси Фотия»[147]. Не будем забывать, что одним из факторов, подтолкнувших Наполеона III к развязыванию войны в Крыму, помимо желания взять реванш за поражение своего дяди, Наполеона I, стали настоятельные требования католических епископов-ультрамонтанов[148]. Они поддерживали польских католиков и грезили новым крестовым походом против православных русских.
В конце XIX века аббат Рорбахер в своей книге «Всемирная история католической церкви» (Histoire universelle de l’Église catholique) все еще настаивал, что «для Рима и всего того, что связано с католической церковью, нет врага опаснее, чем московский самодержец»[149]. Он приводит комментарии французской прессы 1840-х годов по поводу книги де Кюстина:
«В России создается собственное папство. Повсюду, от Балтики до устья Дуная и Венецианского залива, претворяются в жизнь планы по замене русской церкви на католическую, царя на папу и, говоря современным языком, деспотизма мирской власти на свободу власти духовной»[150].
А вот как описывал русскую отсталость, вызванную православной верой, немецкий историк Пауль Рорбах в начале XX века:
