Газета День Литературы - Газета День Литературы # 70 (2002 6)

МАГДАЛИНА

На ладонях — отблеск алой сферы.

Всё в веснушках — смуглое лицо.

— Встань, Тиверий! Это — Символ Веры,

Тайна Бога — красное яйцо.

Будь как раб и робко следуй рядом,

Ни о чём не спрашивая впредь,

Обожая жар волос и взгляда,

Красных юбок мчащуюся медь.

Зацвели смоковницы — о вере.

О надежде — гнёзда вьют орлы.

Для иной любви раскрыли двери

Все блудницы сонной Магдалы.

Мы пришли, Господь благих воздухов,

Чашу пить и Пасху есть — с Тобой.

Воскресенье — это юность духа,

Юность плоти, царственно живой.

Мы пришли — любить светло и строго.

Ведь на спящей в пашнях звёзд Земле

Каждый сущий повторяет Бога

Искрой жизни, вспыхнувшей во мгле.

Свет слепит глаза, слагаясь в знанье.

И звенят цветы, трава и лес,

Захлебнувшись в юном ликованье,

Что Христос — воистину воскрес!

ВАРВАР

В.Г. Бондаренко

В дни позора, в глухую разруху

Ты приходишь, как дал тебе Бог,

Грубой плотью и варварством духа

Пировать на руинах эпох.

Ты хохочешь в святилищах веры

В новом плеске кровавых знамён

Там, где мчался сандалий Венеры,

Там, где лавр заплетал Аполлон.

Ночь всё глуше, пожар всё бездонней,

Всё хмельнее мечты журавли,

И горит в чернозёме ладоней

Первобытное солнце Земли.

Видно, впрямь не хватало нам воли

Брать, шалея, от жизни своё:

Нам остались лишь всполохи боли,

Зыбь надежды, любви забытьё.

Всё нам кажется диким и пошлым

В новом мире, которого нет:

Прикипевшим к созданиям прошлым

Непонятен грядущего свет.

Непонятны — всесилие хамов,

Ложь без меры, грабёж без стыда,

Древний пепел разрушенных храмов,

Разум, рухнувший в ночь без следа.

Мы кричим тебе в гневе: ты — горе,

Желчь позора, бессилие слёз

Тибрских пойм, Византийского моря,

Нищих северных русских берёз.

Но горишь ты в огне обновленья,

От разрухи не пряча лица,

Словно первенец дикий творенья,

Не отпавший от воли Творца.

***

Брось на холст лесов мазки развалин —

Хутор, вросший в сорную траву.

Здравствуй, мастерская русских далей

С вечной перспективой в синеву!

Я стою, лишившись дара речи,

И звенит кукушкой в туче хвой,

Растворяясь в небе новой встречи,

Добрый гений Родины больной.

Громок гомон вымокших растений.

Вновь, входя в крутую вышину,

В красных соснах солнце множит тени,

Возвращая миру глубину.

Лес гудит в столбах косого света,

Мхи и гнёзда помня наизусть,

И прядёт из птичьих трелей лето

Горизонт во всю Святую Русь.

И легко у Бога на кулижках

Всех простить, забывши обо всём,

И опять за будущим вприпрыжку

Побежать, как дети за дождём.

А потом — в огне любви высокой,

По стволам взметнув блаженный взгляд,

С Родиной, забытою до срока,

Хохотать и плакать невпопад.

Древний стон гортанного напева.

Хвойный, прелый терем бытия.

Чудь лесная — птица или дева —

Нам кукует вёсны в три ручья.

ЗАБЫТОЕ ИМЯ

Расстреляли тебя — и забыли

В хвойной мгле, посредине тайги.

Закружили снега, заглушили

Конвоиров глухие шаги.

И волчица полярная выла,

И Полярная пела звезда

Над твоей ледяною могилой,

Безымянной уже навсегда.

Лишь сосна с арестантской котомкой,

Сбив на плечи морозный свой плат,

Называла тебя Незнакомкой,

Что-то вспомнив сквозь годы утрат.

И плыла под Полярной звездою,

Разметавшись на север и юг,

Арестантской тайгой ледяною

Русь в сиянии света и вьюг.

И шумели столетние кедры

Над крестами безвестных могил,

И светились запретные недра

Нерастраченным золотом жил.

В те года по медвежьим распадкам

Постреляли немало невест.

Но, в согласьи с земным распорядком,

Так же — пели и пили окрест.

Так же — тлели глаза обречённых

Гнить до смерти в ГУЛАГовской мгле.

Так же — гнали в тайгу заключённых

По замёрзшей от горя земле.

Но слыхали и выси, и недра

Рёв, пугающий каждую плоть:

То медведем выламывал кедры

И стонал твоё Имя Господь.

И светилось то Имя средь ночи,

Поборовши и тленье, и страх,

Как всемирной Любви средоточье,

Как снежинка на Божьих устах.

СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ

Когда замрёт широкий шум движенья

И сосны выпьют купол синевы,

Подвинет солнце медленные тени

На циферблате луга и травы.

Тогда в глазах звенящей веру птицы

Зажгутся солнцем замыслы твои,

И ты увидишь, как вокруг творится

Торжественная живопись земли.

А солнца шар — над шаром крон парящий,

От тёмной хвои оторвёт свой взгляд,

И колокольчик забормочет в чаще,

И тени лет, дрожа, скользнут назад.

Тогда — войди в плывущий мрак растений,

Нырни в глубины тени, слейся с ней,

И твёрдо знай: от боли изменений

Свободен мир играющих теней.

И ты увидишь времени лагуны —

Затоны в ряске, в соснах берега.

И крикнет голос, солнечный и юный,

Что жизнь тебе, как прежде, дорога.

Но, возвращаясь в зрелый день простора,

В познанье помни меру, слабый прах:

Не спрашивай широкий шорох бора,

Который час на солнечных часах.

ЗАВОДЬ

Рыбка медленный ил шевельнула

В глубине твоих тинных зрачков.

Шевельнула — и тут же спугнула

В ряске глаз моих стаю мальков.

Мы смеёмся, не зная ответов

На вопросы о смысле житья,

И кувшинками мечется лето

На прогретых вирах бытия.

Наше детство поёт над лесами,

Где разумны все твари подряд,

И Господь между миром и нами

Никаких не поставил преград.

И молчат нам словами наитий

Дебри трав и задворки планет,

И горит островами открытий

Под веслом шевелящийся свет.

Спой мне песню о солнце и чуде!

Там, где ивы срослись над рекой,

Головастиков в старой запруде

Можно запросто трогать рукой.

***

Стареет мир в трагической печали.

Всё глубже мрак. Всё злей безверья мгла.

Среди сиреней, в грозах русских далей,

Ещё горят над миром купола.

Но лаской и любовью не согреты,

В пустынном одиночестве ночей