Журнал Современник - Наш Современник 2006 #2
Русское же войско пламенело совершенно иным идеалом. Годы национального унижения, страшного разгрома Руси многому научили и князей, и простых воинов. Сквозь христианскую призму были осмыслены истоки национального бедствия XIII века. О причинах поражения страны в битвах с Батыем русские говорили: “Из-за гордости и высокомерия князей допустил Бог такое. Ведь много было князей храбрых и надменных, и похваляющихся своей храбростью”.
И еще говорили: “Бог смирил русскую землю нашествием безбожных иноплеменников. Обнаружилась греховная злоба, и дошел вопль греховный до ушей Господа Саваофа. Потому Он допустил на землю нашу такое пагубное наказание”. Великий проповедник XIII века епископ Владимирский Серапион на пепелище столичного города, население которого было практически полностью истреблено Батыем, а все церкви “наполнены трупья и телес мертвых”, обращался к православным с огненным призывом к покаянию: “Не раскаялись мы, пока не пришел народ безжалостный, по Божиему изволению… Испытав сие, братия, убоимся наказания этого страшного и припадем ко Господу своему с исповеданием, да не навлечем на себя больший гнев Господень, не наведем казни, больше прежней! Доколе не отступим от грехов наших? Пощадим же себя и детей своих! В какие еще времена видели мы столько жестоких смертей? А предадимся мы воле Господней, то всяческим утешением утешит нас Бог небесный, аки детей своих помилует Он нас, печаль земную отымет от нас, исход мирный в другую жизнь дарует”.
Русский народ воспринял татарское иго как наказание за грехи, вразумление свыше, в “свирепых пришельцах” он увидел бич Божий, направленный, по слову митрополита Иоанна, на то, чтобы “найдя в Церкви единственную опору, Русь, хотя бы и нехотя, отступила от бесконечных усобиц, поняв свое высокое предназначение”. Молодая державность Московского государства была выпестована Церковью, на долгие годы ставшей единственной хранительницей идеи о сильной и независимой Руси, в то время как князья продолжали враждовать между собой, заискивая перед ханами и раздирая и без того истерзанное тело страны. Возвышение Москвы началось с момента превращения ее в центр русского Православия при митрополите Петре. И духовное трезвение стало возвращаться народу по молитвам Церкви. Не случайно именно воспитанник святителя Алексия, митрополита Московского, благоверный князь Дмитрий Донской стал тем вождем, который повел Русь к свободе. Древнерусские писатели согласно свидетельствуют, что московского князя вдохновляло мужество и желание встать “за землю Русскую, за веру христианскую”.
Нельзя пройти мимо и еще одного летописного указания, которое проливает свет на два туманных момента: почему великий князь Дмитрий, только что уплативший Орде дань и всячески стремившийся сохранить с ней мир, выступает против Мамая? И почему преподобный Сергий Радонежский, который незадолго до того не хотел благословить Дмитрия на войну с ханом, теперь говорит ему: “Подобает тебе, господине, пещися о врученном от Бога христоименитом стаде. Пойди против безбожных, и, Богу помогающу тебе, победиши”? Многие русские авторы XIV-XV вв. дают на эти вопросы однозначный ответ. Мамай изменил традиционную ордынскую политику веротерпимости и покровительства религиям покоренных народов. На Русь он идет с мыслью “разорити Православную веру и осквернити святые церкви, и всему христианству хощет покорену от него быти”. Сокрушение Православия и желание осесть на завоеванной территории — таковы мотивы Мамая, чуждые его предшественникам. При таком положении вещей под вопрос ставилось само историческое бытие Руси, сам факт ее дальнейшего существования, и Куликовская битва приобретала поистине наднациональное значение. Здесь и кроется, скорее всего, ответ на главный вопрос той эпохи: почему Русь почти 150 лет не вступала в противоборство с Золотой Ордой, а против Мамая вышла на бой столь решительно?
Авторы летописного “Сказания о Мамаевом побоище” и поэтической “Задонщины” видят в даровании русским победы на Куликовом поле прощение Богом Руси ее грехов. “Возвыси Господь род христианский, а поганых уничтожи и посрами их суровство”. Хоть и были сильны ордынцы, но “сынове русские силою Святаго Духа бияху их”. В восприятии современников победа над Мамаем явилась Божиим даром. “По милости Божией и Пречистой Его Матери и молитвами сродников наших Бориса и Глеба, и Петра, Московского святителя (митрополит Киприан) и игумена Сергия, и всех святых молитвами врази наши побеждены суть, а мы спасохомся”, — говорят воеводы уцелевшему в бою князю Дмитрию.
Итак, Дмитрий Донской, а вместе с ним и вся Русь, стремится к совершенно иному идеалу, чем Чингисхан и тем более Мамай: это христианский идеал тишины: “Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте”. А потому как о высшем благе, наступившем после Куликовской победы, летописец говорит предельно кратко: “И бысть тишина в Русской земли”.
* * *Силой своей христианской веры и воодушевления русский народ смог преодолеть все выпавшие на его долю тяжкие испытания — усобицы князей, набеги кочевников, почти трехвековое татарское иго. Вера помогала ему и позже отстаивать от иноземцев и иноверцев свою культуру: не пустить на родную землю шведов и немецких рыцарей, изгнать поляков и преодолеть разлагающую смуту, пережить нашествие французов, создав при этом грандиозную Российскую империю от Черного моря до Белого и от Балтики до Тихого океана. Эта же христианская сила русской души действовала и в последней, самой кровавой в истории человечества Второй мировой войне, ставшей для России поистине Великой Отечественной. “Поле Куликово и Отечественная война, разделенные более чем полутысячелетием, — сказал в своем выступлении на IX Всемирном Русском Народном Соборе писатель Валентин Распутин, — невольно в нашем представлении возвышаются над Россией огромными скорбными курганами. Но они встают рядом еще и потому, что там и там вместе с огневым разящим оружием в не меньшей степени действовало оружие духовное, скреплявшее защитников Отечества в единую плоть и единый дух, в цельную неодолимую преграду”.
Исторические реалии этих двух событий и схожи, и различны. Схожи, так как в обоих случаях Русь испытала нашествие иноплемённых. Различны, так как с 1917 года душа России, хранимая Православной Церковью, подвергалась неослабевающему, неслыханному надруганию, и не было никакой возможности начаться тем духовным оздоровительным процессам, которые оживили Древнюю Русь при святителе Алексии и преподобном Сергии. Однако за неполных двадцать четыре года (с 1917 по 1941 г.) душа народная до конца исказиться не могла. Русский человек на ментальном уровне оставался православным, он “весь был пронизан, несмотря на новые веяния, дыханием тысячелетней России, он сам был ее дыханием, будучи частицей ее тела. Еще не было и быть не могло того, что появилось потом: будто человек выше Родины и живет в ее стенах по какому-то юридическому соглашению…” За этот период времени еще не удалось народную душу, столетиями воспитанную на незыблемых духовно-нравственных традициях, в почитании дарованной Богом Родины, отторгнуть от ее корней. Родина — Мать! Это слово жило в сердце каждого русского, а не только сходило с пропагандистских плакатов. В Отечественную войну русский народ вступил с тем же духовным стержнем, так и не сокрушенным большевиками, что и в Куликовскую битву. И потому трудно не согласиться со словами В. Распутина, что “навались Великая Отечественная еще лет через двадцать, воевать и побеждать оказалось бы гораздо труднее. Сказались бы и духовная потрепанность, и постепенное отслоение от родной земли”.
В этом и состоит генетическая связь наших великих побед от Куликова поля и Ледового побоища до Сталинграда и Курской дуги: один дух водительствовал русскими воинами XIV и XX столетий: это тот дух, который созидал и хранил Святую Русь — Великую Россию — страну “Жар-птицу”. Потому со всей очевидностью можно утверждать, что победа в Великой Отечественной войне родилась на Куликовом поле, плоть от плоти и кровь от крови ее.
Не раз иностранцы удивлялись тому религиозно-эпическому отношению к смерти, которое демонстрировали русские солдаты, умиравшие от страшных ран и невыносимой боли. Откуда оно? Как прошло сквозь века от Александра Невского и Дмитрия Донского до Кутузова, Скобелева, героев Великой Отечественной войны?
Лишь в сознательном, а порой бессознательном ощущении бессмертной души, предстоящей Богу, могли черпать русские воины это мужественное спокойствие перед лицом последнего своего часа.
В эти дни мы вспоминаем великое историческое событие, изменившее судьбу русского народа, судьбу страны, событие, которое еще раз заставляет нас всмотреться в пути России. В борьбе с монголо-татарским игом русский народ доказал свою великую духовную и национальную жизненную силу. Он поднял и пересилил гнет могущественной Монгольской империи, которая, как свидетельствует непредвзятая историческая наука, представляла собой “высокоорганизованное государство, сумевшее установить единый и прочный порядок на гигантской, не имеющей прецедентов территории — от Тихого океана до Карпат”. Но Русь оказалась сильней. Три столетия “колобродили монголы на Руси; жгли и грабили; возвращались, свергнутые, и вламывались, изгнанные. Но не одолели Руси; сами изжились и выродились, иссякли и захирели, но не истощили утробу нашего духа”. Именно России было суждено стать наследницей основных территорий Белой и Золотой Орды. Война, горе и лишения (600 лет войны на 1100 лет истории) ковали дух Руси. Великий русский философ И. Ильин пишет: “История России есть история муки и войны. От печенегов и хазар — до великой войны XX века. Отовсюду доступные, ниоткуда не защищенные — мы веками оставались приманкой для оседлого Запада и вожделенной добычей для кочевого Востока и Юга. Нам как будто на роду было написано — всю жизнь ждать к себе лихих гостей, всю жизнь видеть разгром, горе и разочарование; созидать и лишаться; строить и разоряться; творить в неуверенности; жить в вечной опасности, расти в страданиях и зреть в беде”.
