Михаил Веллер - Друзья и звезды
М.В. В связи с «Сослагательной историей» — о новой книге. Которая легла на прилавки России. «Царь-бомба». Какие-то вещи, как из всех твоих книг, читатель узнает впервые. Вся история легендарных испытаний на Новой Земле и вся история кубинского кризиса. И вот сейчас, анализируя былое в сослагательном наклонении, допускаешь ли ты мысль, что осенью 1962-го могла всерьез разразиться ядерная война?
B.C. Прежде всего внесу маленькую поправочку: тут ты чисто по Фрейду допустил оговорку — «Царь-бомба».
Потому что действительно «Царь-бомбой» сейчас ее называют. И не только из-за гигантской мощности. Но оттого, что это была такая же показуха, как и Царь-пушка не стрелявшая, как Царь-колокол не звонивший, как царь-танк Лебеденко, который не мог сдвинуться с места.
М.В. Ух ты. Ты хочешь сказать… что я перепутал название книги?
B.C. Пардон! Не хочу вас обидеть, сэр. Книга называется «Кузькина мать».
М.В. Позор на мою голову… Мне очень стыдно! Приношу свои извинения. Эта книга была мне тобою дарена и прочитана дважды. И все я помню, и фотографию Хрущева на обложке, и она называется «Кузькина мать»! Фрейд лукавый попутал, не иначе.
B.C. В следующий раз еще разберемся при встрече!
Так вот, «Кузькина мать». Я считаю, что мир действительно стоял на грани войны. Ситуация сложилась такая, что советники президента Кеннеди толкали его под локоть. Толкали: нажми на эту красненькую кнопочку, нажми!
Дело в том, что Советский Союз стоял на двух китах. Кит номер один — это тотальная секретность. Засекречено было всё. Кит номер два — это показуха. И вот сочетание показухи с тотальной секретностью — создавало совершенно искаженную картину даже у наших руководителей. Они были дезориентированы относительно нашей мощи: экономической, политической, технологической и так далее. Они сами себя постоянно обманывали.
Это подтвердил товарищ Андропов однажды, объявив, что мы не знаем страну, которой управляем. И действительно, когда идет сплошной поток страшной… ух, я не хочу использовать здесь ненормативную лексику.
У нас сложилось положение, когда обманывали и обманывались снизу доверху. Сверху донизу шли нехорошие, неадекватные, дикие какие указания. (Это звучит в реальном русском языке гораздо более складно.) Снизу доверху шел обман, сами себя обманывали и обманывали весь мир.
И вот при этом бардаке Америка, имея перед собой ситуацию, когда Советский Союз запустил первую межконтинентальную баллистическую ракету…
М.В. Один момент. Маленький технический перерыв. Сейчас мы разберемся и проведем разбор полетов состоявшейся весной в Лондоне встречи, в дни книжной ярмарки. Мы допустили несколько неправильных ходов, в результате чего ситуацию использовали не полностью.
B.C. Ой не полностью, не говори!
М.В. Я подозреваю, что нужно было съесть сначала в пабе по куску мяса с кружкой пива, а потом с удовольствием, в чудесную погоду, перейти на лавочку в парк и продолжить там при помощи флакона виски и холодной закуски.
B.C. Сэр, согласен полностью чисто конкретно.
М.В. Поскольку я тебя не собирался вербовать куда-то или склонять к безнравственным поступкам, то у тебя вполне было моральное право съесть кусок мяса за мой счет, если бы потом я пил виски за твой счет.
B.C. Следующий раз сейчас немедленно. У нас масса поводов и дат. Наступает год 50-летия «Кузькиной матери», 200-летия восемьсот двенадцатого года, 400-летия шестьсот двенадцатого года и весь остальной календарь.
М.В. А то обидно. Когда-то никогда никуда не пускали, потом не было ни копейки денег, а сейчас и пускают, и на билет наскребешь, и все равно какие-то проблемы.
B.C. У меня, кажется, уже голос хрипит. Хотя для непринужденности разговора и большей доверительности — вполне?
М.В. Возвращаясь. Про тот полет и судьбу Гесса я задумался давно и думаю до сих пор. А что касается наших исторических орлов, то я читал-читал, а потом не стало сил. Читал Алексея Исаева. Ведь что характерно? Товарищи официальные, профессиональные в кавычках историки, в своих рядах не нашли ни одного бойца с мозгами. И взяли какого-то со стороны. К специальности и образованию историка Исаев не имеет никакого отношения. И вдруг, именно вдруг он стал писать книжки по военной истории! А Академия военных наук (или как она там называется) стала их тут же нахваливать! Это очень интересный факт. Заметьте уровень специалистов — господ военных академиков.
B.C. Да. Его взяли быстро в Институт военной истории, дали ему там какую-то работу, а потом его оттуда выгнали.
М.В. Вот как?
B.C. Дело в том, что он своим интеллектом подавлял этих товарищей академиков. У них стали возникать трения, потому как для их уровня это было сложновато и высоковато. Там срабатывала авторская ревность, и не удержался он в их среде, в этом ученом учреждении.
М.В. Как говорил товарищ Саахов: «Слушай, обидно, да?»
B.C. Так. Есть! Здесь вот у меня на компьютере собрана по ленд-лизу кое-какая информация. Чтобы не с бухты-барахты. Итак.
Одна только Америка поставила Сталину 427 284 армейских грузовика, джипов — 50501.
Был поставлен целый флот в составе 595 кораблей, включая даже 3 ледокола (к ледоколам я особенно неравнодушен).
Было поставлено 13 303 армейских мотоциклов… стоп, это 13 303 бронетранспортеров. Советский Союз бронетранспортеры не производил, вообще ни одного.
Армейских мотоциклов — 35 041.
Путеукладчиков — 8089. Представьте себе: когда Германия отходила и ломала после себя железнодорожную линию — 8000 путеукладчиков.
1981 локомотив.
11 155 железнодорожных вагонов.
136 000 тонн взрывчатки.
3 820 906 тонн продовольствия. Вооот! Почти 4 миллиона тонн продовольствия! Далее:
2 317 694 тонны стали. То есть 2,5 миллиона тонн стали, включая броневую сталь.
50 000 тонн кожи.
1,5 миллиона пар кожаных армейских ботинок. Список бесконечный:
4952 истребителя «аэрокобра». Бомбардировщики А-20, Б-25…
Телефонных аппаратов — 423 107!
М.В. Это фактически насыщение связи именно американскими телефонными аппаратами.
Да — в свое время в гарнизонах машины были трех видов. Это были «студебеккеры», это были «доджи 3/4» и это были «виллисы». Потом «студебеккеры» стали заменяться на ЗИЛ-151, «виллисы» на ГАЗ-67. «Доджи» бегали еще долго. Вот грузовиков «шевроле» было меньше, они реже попадались.
А скажи — вот сейчас, когда Суворов уже бренд (причем не тот, который Александр Васильевич, он отдельно, а тот, который Виктор, с которым мы сейчас разговариваем), — когда ты ездишь на международные исторические конференции, там есть ли отношение к тебе, как к родоначальнику нового взгляда на начало Второй мировой войны? Как к автору новой теории начала Второй мировой войны, причем теория эта за двадцать лет настолько устоялась, что становится все более единственной, становится классической и бесспорной на глазах? То есть не теория даже, а просто правда и система фактов.
B.C. Это смотря в какую аудиторию попадаешь. Если я в Польше, то именно это отношение я встречаю. Если я в Болгарии, в Венгрии, в Румынии — именно так люди и относятся. Если, допустим, мы берем наших родных историков, то я — шпион британской разведки.
Или же сейчас пошло вот какое направление: «А чего нового он сказал? А разве нам это было ранее не известно?» Вот я слушал недавно передачу по радио, люди-историки, используя мои аргументы, которые я раскопал впервые и впервые использовал, говорят: вот смотрите, вот так, так и так, разве из этого не следует, что Сталин готовил нападение? Ха-ха-ха, разве же нам это было непонятно?
Но. Пусть было бы так! Но те же люди в той же передаче сразу же начинают меня обвинять в фальсификации. И в том, что я повторяю выдумки Геббельса. То есть когда они мои аргументы повторяют — это не Геббельс, это они самые умные. А когда я это говорю, то это Геббельс. Ничего нового под луной не происходит, и отношение к работе моей, к книгам, повторяю, самое разное.
Недавно я получил сообщение от моего издателя, очень благодарен ему, что переслал отзыв читательницы, которая пишет: будет такое время, когда льды нашей родной Арктики будет разбивать ледокол по имени Виктор Суворов. Ну что. Такой отзыв.
Как ответить… Это самая высокая оценка, которую я когда-либо получал за свой каторжный труд.
И когда мне говорят… мне много, конечно, чего говорят. Главный упрек в том, что стиль у меня не научный. Что это не наука, потому что это ж не научный стиль. На это я отвечаю: Миш, вот для кого мы пишем книги-то с тобой? Мы пишем для народа, правильно? Для кого еще?
М.В. Мне это глубоко знакомо. Вот у Льва Гумилева тоже был не научный стиль. Знаешь, что я тебе скажу: у Платона был не научный стиль, а Сократ вообще говорил не научным языком.
