Газета День Литературы - Газета День Литературы # 68 (2002 4)
А потом мы, смеющиеся и немного обалдевшие от счастья, бродим по улицам Каунаса, почти не замечая ни красочных вывесок на стенах домов, ни спешащих нам навстречу людей. Мы жуем безвкусное литовское эскимо с желтой глазурью вместо шоколада и радуемся. Мама ни на минуту не выпускает из своей ладони Серегиной руки. Они все время идут рядом, сразу помолодевшая счастливая мама и раздавшийся в плечах взрослый сын, совсем мужчина. Теперь уже мы говорим взахлеб, а я, то и дело отрываясь от разговора, забегаю вперед, чтобы полюбоваться Серегой издалека: моему брату очень идет парадная десантная форма, в которую он переоделся перед увольнением.
Три дня пролетают мгновенно. И вот уже скорый поезд, глухо постукивая колесами, мчит нас обратно в Москву. Я лежу на нижней полке и плачу всю ночь, не заснув даже под утро. Все вдруг теряет смысл; школа, музыка, друзья, любимые книги. Так плохо мне не было даже после проводов Сереги. Кажется, что полтора года до его возвращения я не смогу радоваться жизни. Но проходит неделя, другая, и все возвращается в привычную колею школьных шпаргалок, нотных станов и субботних дискотек.
"Я не мог поступить иначе. Мам
а, ты учила меня быть честным и не прятаться за спины других. Я не мог допустить, чтобы вместо меня туда отправили моих друзей". Девяносто первый год. В Азербайджане идет настоящая война. И снова в кровавую бойню, начатую неизвестно зачем, брошены русские солдаты. Но самое страшное, что среди них — мой Серега, мой единственный, мой самый старший брат.
В нашем доме, кажется, навеки поселилась гнетущая тревога. Каждый день начинается и заканчивается теленовостями первого канала. Они не приносят успокоения, скорее напротив, ведь вместо долгожданных утешительных известий вновь и вновь звучат сообщения о непрекращающихся военных действиях и погибших, не названных диктором по именам советских солдатах. Географический школьный атлас, прежде так нелюбимый мной, становится моим постоянным спутником. Неисправимая троечница, я удивляю нашего географа своими исключительными познаниями всего, что касается республики Азербайджан. Я не могу без зависти смотреть на подруг, чьи братья сейчас дома, не могу без злости видеть тех парней, кто сумел избежать Серегиной участи.
На день рождения Серега прислал мне в подарок засушенного скорпиончика. "Ты не пугайся, Аленка, он уже не опасен, — мягко подтрунивал брат надо мной в непривычно длинном письме, — хотя месяц назад это страшилище могло испугать любого из нас, вот так!
У меня в основном все нормально, вот только погода с каждым днем лучше, лучше; и чем она лучше, тем сильнее тянет домой, к вам. Сегодня перед нарядом сидел у фонтана, а вокруг кусты и деревья все зеленые, цветут некоторые, еще и птицы так здорово поют — в общем, красотища. А на душе невесело, потому что знаю: через час начнутся тупорылые приказы и мифические требования, к которым, впрочем, я давно уже привык.
А недавно к нам приезжал полковник Шапошников, он наш шеф. Собрал весь батальон в клубе и спросил, что нам не нравится в нашей жизни. Ну, мы и сказали, что телевизора нет и газеты не приносят и еще кое-что. Представляешь, в этот же день привезли телевизор, а на следующее утро и газеты принесли. Правда, комбат потом на нас орал, мол, подвели, настучали, не могли промолчать. А чего молчать? Мы ж не в каменном веке живем. Ну, комбат-то осел, нечего про него и писать-то.
Аленка, тварей тут разных повылазило, как потеплело, прямо атас: скорпионы, змеи и прочие "людоеды", но пока никого не укусили, да это и редко бывает, говорят. А есть и хорошие твари. Вчера вот ящерицу большую (30-40 см) видел, красивая такая: сама ярко-ярко зеленая, а хвост коричневый. Черепахи частенько заползают в спортгородок, сбиваясь с курса. В общем, поинтереснее стало жить с этими тварями.
Ты спрашиваешь, как обстановка в Азербайджане. Честно говорю, здесь спокойно и совсем не опасно, постарайся убедить в этом маму. А паста зубная, что вы прислали, мне очень нравится: зубы почистишь, и долго во рту мятой пахнет и еще чем-то хорошим. Спасибо.
Ну, вот и все. Еще раз с днем рождения!!! Твой брат Сергей".
Это был самый лучший подарок.
И как всегда, прежде, чем лечь спать, я ставлю на календаре новый крестик. Мысль о том, что прошел еще один день, отделяющий меня от встречи с братом, щекочет грудь от сдерживаемого смеха. Я счастлива.
Давно в нашем доме так не заливался, разбивая звуки вдребезги, электрический звонок. "Какой хороший сон", — проносится в голове. Я ужасно боюсь проснуться, зажмуриваю глаза, но что-то вдруг буквально выталкивает меня из постели. И только чуть позже я понимаю, что это — Серегин голос. Настоящий Серегин голос! Пулей лечу в коридор, на ходу сдвинув с места вставшее на пути пианино и даже не почувствовав боли от удара. С разбегу тыкаюсь носом в голубые полосы тельняшки, тереблю Серегу за плечи, ерошу проволоку волос. Целую и целую колючие щеки. Снова с нами. Вернулся. Живой.
Целых тридцать дней отпуска без учета дороги. Вот так везет солдатам, которые служат в "горячих точках".
Но этот месяц, кажущийся вначале таким длинным, заканчивается невероятно быстро, словно все его дни, сжавшись в комочки, уместились в одну неделю. И мы уже стоим на перроне. Поезд вот-вот тронется. Серега торопливо целует нас и, не оглядываясь, исчезает в глубине вагона, но я успеваю поймать взгляд брата, растерянный, почти беспомощный. С усилием глотаю скребущий горло комок слез. Мы сами отпустили Серегу на войну. Мы даже не пытались его удержать, остановить. Долг? К черту долг! К черту честь... Поздно. Слишком поздно. Плавно качнувшись, вагоны мерно застучали колесами, увозя моего брата навстречу своей судьбе.
Я вспоминала, вспоминала, а между тем небо, сбросив черный бархат ночного наряда, покрывалось нежно-голубым пушком юного утра. Впереди — новый день. Такой же мучительно длинный, как предыдущие. До приказа оставалось шестьдесят два дня, а до самого дембеля — неизвестно сколько. Но мы уже готовились к встрече Сереги: запасали консервы, копченые колбасы и конфеты, примерялись к современной мужской моде. И так день за днем таяли непомерно длинные месяцы, превращаясь в крестики на глянцевом календарике. Уже вернулись из армии все ребята, призванные на службу два года назад. Мы втроем отметили двадцатилетие Сереги, грустно чокнувшись фужерами с шампанским. Ждать становилось все труднее и труднее.
Соседские мальчишки уже привыкли к нашим просьбам сгонять на велосипеде к последнему автобусу и каждый раз возвращались ни с чем. Наступило восемнадцатое июня — тот день, когда два года назад в нашем доме шумели проводы. Наверное, это был предел. Я чувствовала, как заполняет грудь гнетущее отчаяние, как становятся непосильными и бесцельными все движения — ужасное состояние, когда кажется, что вот-вот сломается внутри что-то жизненно важное. И помочь уже ничто будет не в силах. Мама, устав от пытки бесплодным ожиданием, ушла на огород, не дождавшись последнего автобуса. Я решила последовать ее примеру, выбрав местом забвения дискотеку. Чтобы собраться туда, нужно не меньше получаса. Расположившись в кресле, я начала усердно пилить ногти, стараясь не глядеть на часы, но мысли неустанно возвращались к одному: а вдруг сегодня, сейчас, ведь должно же когда-нибудь это случиться. Но пронзительные трели, словно пустившиеся наперегонки друг с другом, все равно застали меня врасплох. Я впервые почувствовала, как это бывает, когда ноги подкашиваются от радости. Я даже не дала Сереге шагнуть за порог. Обхватив руками крепкие плечи, вглядывалась в осунувшееся, до черноты загоревшее лицо. Серега прижимал меня к груди, говорил что-то ласковое, но я не слышала, почти ничего не слышала, эгоистично упиваясь своей радостью. А потом помчалась за мамой на огород. Так, как, наверное, никогда еще в своей жизни не бегала, под конец задохнувшись от боли в горле.
Из этого непонятного мне мира Серега вернулся совсем другим человеком. Иногда он становился мрачным и даже злым. Мог сказать что-то резкое и бросить с размаху на пол магнитофон. Мог, неожиданно встав, уйти из дома и долго не возвращаться. Лишь потом я узнала, что так он пытался скрыть от нас сильные боли в желудке.
"Ну вот, Аленка, и ты уже стала взрослой", — в голосе брата звучала все та же грусть. А я торопилась на выпускной вечер, и сердце в сладком волнении то и дело екало в груди, предвкушая предстоящее торжество. Но с большей радостью я осталась бы дома. Я все еще не могла привыкнуть к тому, что Серега вернулся, и машинально спешила прибавить громкость, когда по телевизору начинались новости. Все еще, проснувшись ночью, я чувствовала, как тяжелой волной наплывает на тело всепоглощающий страх, страх потерять его, своего Серегу.
