Владимир Жаботинский - СAUSERIES Правда об острове Тристан да Рунья

Апашамъ зато свойствененъ и другой недугъ, и онъ свиръпствуетъ на островъ не меньше, чъмъ у насъ въ миръ цивилизации. По «трактату Дзандзарелла» всъ виноградники были уничтожены, но поселенцы постепенно научились гнать алкоголь изъ злаковъ. Если бы они сделали это открытие въ первые годы, все пошло бы иначе; но въ первые годы имъ было не до химическихъ опытовъ. Водка появилась позже и, между прочимъ, сыграла крупную роль въ пропаганде «философовъ» — вероятно, и въ контръпропаганде Ландру. Я лично виделъ пьяныхъ въ Черко, прямо на улице. Но порокъ этотъ далеко не всеобщий, и тому есть по крайней мере одна серьезная, органическая причина: значительная часть населения принадлежитъ къ расамъ, не подверженнымъ алкоголизму — это итальянцы, испанцы, арабы, татары. Второе поколъние, результатъ смъшения кровей, имъетъ значительные шансы унаследовать трезвое предрасположение. Другая черта, подкрепляющая эту надежду, есть полное отсутствие кабаковъ. У нихъ вообще нътъ ни лавокъ, ни харчевенъ; но мнъ разсказывали, что лътъ пятнадцать тому назадъ, какой-то американский негръ и съ нимъ бълая женщина открыли питейное заведете въ одномъ изъ второстепенныхъ поселковъ острова, и сразу приобрели широкую клиентуру. Скоро, однако, начались у негра ссоры съ потребителями — изъ за трудности найти точный способъ уплаты при отсутствии денежныхъ знаковъ; не было недостатка и вообще въ публичныхъ свалкахъ. Негръ оказался достаточно предусмотрительнымъ, чтобы, не дожидаясь расправы, бросить свое предприятие, а бълая женщина ушла отъ него до срока къ новому супругу.

Этотъ эпизодъ, кстати, приводить насъ къ вопросу о расовомъ характере колонии, которымъ я и займусь въ третьей статье.

Съ точки зръния расы; колония на о. Тристанъ да — Рунья — не только смъсь; но смъсь безпримърная. Среди ссыльныхъ представлены, кажется, всъ безъ исключения нации на свътъ; поколъние, рожденное на островъ, есть результатъ скрещения между приблизительно пятьюдесятью породами отцовъ и двадцатью породами матерей.

Китай и Япония присоединились къ договору сравнительно поздно, и то съ большими оговорками — въ этихъ странахъ сейчасъ еще преобладаетъ представление объ уголовной каре, какъ о «возмезди». Поэтому желтая раса не очень сильно представлена на острове. То же приходится сказать о черной расъ. Медицинская комиссия при Международной палате очень ръдко утверждала «тристанские» приговоры въ отношении чернокожихъ, отказываясь въ болышинствъ случаевъ признать осужденнаго природнымъ преступникомъ; одно время это обстоятельство повело даже къ раздраженной полемикъ и въ Соединенныхъ Штатахъ, и въ Южной Африкъ.

Бълое большинство зато само похоже на этнографический музей. Преобладаютъ элементы крайние — крайний южный и крайний съверный; сильно представлены славяне; англичанъ, французовъ и нъмцевъ сравнительно мало.

Склонности къ обособлению я не заметилъ, и, говорятъ, ея никогда не было. Я ожидалъ, что найду сплоченныя землячества; но составъ всехъ двенадцати поселковъ острова говорить о совершенно обратной тенденщи. Въ первое время, когда еще не было общаго наръч1я, поселенцы, должно быть, еще группировались по языкамъ; но вскоръ это стало невозможнымъ. Каждая новая «высадка» (въ составь которой ръдко можно было насчитать трехъ человъкъ одного и того же происхождения) вынуждена была селиться скопомъ на заранъе отведенномъ мъстъ; такимъ образомъ, размежевание пошло по лиши «старожилы» — «новички», а не по лиши расъ и языковъ. Я, вероятно, потому ожидалъ увидъть обособленные землячества, что судиль издали по аналогии съ большими портовыми городами нашего мира: бїлые на Востокъ всюду образуютъ «европейский кварталъ», а въ Нью-Йорке есть десять или больше инородческихъ кварталовъ. Но это, повидимому, только тамъ возможно, гдъ и большинство, и меньшинство достаточно сильны для сплочения. Здъсь на островъ никакого большинства не было: все это были мелкие осколки наций, слишкомъ ничтожные и для притяжения извнутри, и для отталкивания снаружи, особенно предъ лицомъ всъхъ и вся нивеллирующей угрозы голода. Кромъ того, миръ преступниковъ никогда не отличался племенной разборчивостью: даже въ штатахъ американскаго Юга, даже въ Южной Африкъ ихъ среда была единственной, гдъ расовыя различия не мъшали ни дъловому, ни сердечному сближению.

Когда появились женщины, и началась эволюция, разсказанная въ прошломъ очеркъ — отъ хаоса черезъ полиандрию къ срочному браку — о расовомъ отборъ не могло быть и ръчи; сами женщины тоже никогда не подымали этого вопроса.

Все это я подвожу къ одному выводу, который считаю чрезвычайно важнымъ для оцънки здешнихъ перспективъ; со временемъ, когда подрастегъ и переженится поколъние, родившееся на островъ, а ссыльный элементъ — въ виду все уменьшающегося притока извнъ — превратится въ ничтожное меньшинство, — тогда раса острова Тристана-да-Рунья постепенно превратится въ единственную на свътъ амальгаму всъхъ расъ человъческихъ; и притомъ, говоря съ чисто физической точки зрения, — въ амальгаму изъ самой, быть можетъ, сильной крови всъхъ этихъ расъ.

Я, конечно, ничуть не настаиваю, что всъ эти ссыльные принадлежать къ типу «великолъпнаго звъря». Есть тутъ и «интеллектуальный» типъ преступника, преемники «философовъ», хилые, щуплые, часто уродливые. Но они — малое меньшинство. Большинство (и мужчины, и женщины) — чрезвычайно здоровый и крупный народъ. Красавцами и красавицами, конечно, я бы ихъ не назвалъ: лица у бълыхъ (о красотъ остальныхъ я не судья) часто опорочены мътками вырождения, и особенно это замътно у недавнихъ иммигрантовъ. Зато поколъние, родившееся на островъ (а здъсь уже имъются дъти, чьи отцы и матери сами родились на островъ; я даже видълъ такую внучку!) — это поколъние поражаетъ своимъ физическимъ совершенствомъ, и попадаются въ немъ очень красивыя лица. Упомянутая «внучка» мъстнаго производства, напримъръ, очень собою хороша; я сфотографировалъ ее на цвътной пластинкъ, на память о томъ, что можетъ иногда получиться отъ цепи непрерывныхъ скрещивашй. У этой дъвочки римский носъ; глаза чуть-чуть японскаго разръза, но шире; волосы у нея светло-русые, но совершенно прямые, какие бываютъ у краснокожихъ: цвътъ лица — какъ у шведки, или почти; твердый рисунокъ губъ сдълалъ бы честь лучшей изъ красавицъ Шотландии, но въ предълахъ этого рисунка — губы совершенно по-восточному пухлыя; а общий эффектъ — прелестное шестилетнее дитя.

Еще, пожалуй, интереснее — языковая сторона ихъ быта. Ссыльные помнятъ, конечно, свои природные языки и, съ къмъ могутъ, охотно бесъдуютъ на нихъ. (Иосифъ Верба, родомъ чехъ, и человъкъ высокообразованный, говорилъ со мною на превосходномъ английскомъ языкъ; если не ошибаюсь, онъ и приговоренъ былъ въ Америкъ). Но потребность въ какомъ нибудь общемъ эсперанто стала ощущаться буквально съ перваго дня первой «высадки»; смъло можно сказать — оно было еще нужнъе, чъмъ первая соха. Въ этомъ смысле мъстному наръчию можно дать всъ шестьдесятъ лътъ; но по-настоящему его развитие началось лътъ сорокъ тому назадъ, послъ того, какъ на островъ стали появляться дъти; а превращение его изъ жаргона въ языкъ письменности было заслугой пастора Ахо, начиная съ тридцатыхъ годовъ тамошняго лътосчисления.

Они свой языкъ называютъ «анганари»; Верба думаетъ, что корень этого имени — французский, и притомъ нелестный. Я, впрочемъ, не языковъдъ; лучше привести выдержку изъ составленной Иосифомъ Вербой истории острова:

"Старожиламъ, на глазахъ у которыхъ зачался и росъ анганари, выпало на долю редкое счастье, о которомъ они и сейчасъ не подозръваютъ, но за которое дорого бы заплатилъ любой ученый филологъ: ихъ какъ бы впустили въ ту доисторическую лабораторию, гдъ создаются языки. Жаль, что они, какъ и предки наши пятьдесятъ тысячъ лътъ тому назадъ, нисколько не интересовались этимъ процессомъ. Но многие изъ нихъ еще съ нами, и, разспрашивая ихъ, можно иногда, словно сквозь щель забора, подмътить отдъльныя черты техъ загадочныхъ и прихотливыхъ методовъ, при помощи которыхъ человечество создаетъ, принимаетъ или отвергаетъ слова.

Главнымъ принципомъ живучести словъ является, повидимому, не самая точность или мъткость даннаго слова, а тъ обстоятельства, при которыхъ оно родилось — кто его произнесъ, какъ произнесъ и въ какой обстановкъ. Почему именно одна комбинация звуковъ «клюетъ», западаетъ въ память и укореняется, а другую вътеръ уноситъ, — сказать невозможно; впрочемъ, одна изъ этихъ причинъ (довольно неожиданная) кажется мнъ ясна — важнымъ факторомъ въ образовании языка является, по-видимому, чувство юмора. Вотъ два примъра.

"Старики еще помнятъ времена, когда круп-нъйшее селение нание называлось Джерико («Иери-хонъ»): прозвище это далъ ему англичанинъ, участникъ первой высадки, по причинъ вполнъ понятной — въ английскомъ языкъ имя этого библейскаго города употребляется, какъ обиходный синонимъ понятия «на краю свъта». Какъ изъ этого получилось «Черко»? Оказывается, попалъ на островъ, много лътъ позже, испанецъ, человвкъ на ръдкость глупый, и сразу сталъ посмъшищемъ. Звука «дж» онъ выговаривать не умълъ, и однажды поэтому называлъ «Джерико» «Черико» или «Черко». Почему-то это всъхъ разсмъшило, всъ начали повторять исковерканное название, сначала въ шутку, — а черезъ несколько недъль прежнее имя вышло изъ употре-бления.