Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #5
- Ну, поедем, оттартаю вас в редакцию.
У нас встреча в журнале “Дальний Восток”, и мы уже опаздываем. Тыцких нервничает: Вячеслав Викторович Сукачёв, редактор “Дальнего Востока”, дескать, из немцев, поэтому страшно не любит опозданий.
Можно подумать, русские любят или эфиопы.
Журнал “Дальний Восток”
Да и некуда было особо опаздывать. В зале редакции на встречу собралось всего человек десять. Разумеется, неловко и одного человека заставлять ждать, но все-таки это был явно не тот литературный вечер, ради которого стоило преодолевать такое расстояние.
Тыцких подробно рассказывает об автопробеге, его участниках, об отце Андрее Метелёве, высоко почитающем Кирилла и Мефодия.
Какое-то голенастое существо из слушателей встает и, дергая кадыком, начинает говорить:
- Вот вы утверждаете, что славяне получили письменность от каких-то заезжих болгар Кирилла и Мефодия.
- Нет, такого ужаса мы не утверждаем, - опротестовал навет руководитель пробега.
- А известно ли вам, - выступающий не слушает, - что за много тысячелетий до возникновения полуострова Индостан древние арии пришли на эту территорию и организовали государство, называемое во всех уважающих себя летописях Гипербореей…
- Что вы говорите?..
Поднимается еще одна слушательница:
- Между прочим, здесь, в Хабаровске, об этом знает каждый школьник!
Господи, у них тут что, секта?..
- И арии, кстати, дали нам письменность гораздо раньше этих ваших сомнительных Кириллов.
- Какую письменность дали вам арии? - кротко спрашивает Тыцких.
- Как какую? Руническую!..
Николай Долбилкин
Скульптор-монументалист и живописец Николай Долбилкин - человек известный в Хабаровске. В его просторной мастерской, заставленной законченными и едва начатыми работами, я прохаживаюсь между красок, растворителей и шпателей, иногда пробуя засохшие кисти пальцем. Хозяин и Владимир Тыцких ведут разговор.
- Между Владивостоком и Туркестаном, - говорит хозяин, - пограничная полоса - вдоль нее китайцами в непосредственной близости проведены дороги, как наземные, так и подземные…
По этим дорогам в случае необходимости легко перебросить войска. Разговор идет и о том, что китайцы всю территорию до Урала рисуют на картах в свой цвет…
Николай Долбилкин человек немолодой, он получил признание в советский период, и творения его были соответствующими для монументалиста тех времен. Отдельно замечу - высокохудожественными, что тоже, впрочем, для тех времен характерно. Комсомольцы, рабочие, колхозники, Ленин смотрят с его мозаик - фронтонов крупных зданий. Образы комсомольцев-молодогвардейцев в свое время вызвали нарекания инспектировавших эту мозаику от имени ЦК комсомола: “Ни одной улыбки нет, ни одной улыбки!” Солдаты - под боевыми знаменами, склоненныё над братскими могилами. Серия портретов земляков художника - кержаков, а еще - людей с русского Алтая.
Геннадий Богданов
Мастерская Геннадия Богданова гораздо меньше, чем у Долбилкина. Собственно, это и не мастерская, во всяком случае, не для монументальных творений. Большое живописное полотно нельзя будет обозреть - некуда отойти, да и света маловато.
Зато здесь стоит электрическая пишущая машинка.
- Я сменял на нее компьютер…
И фотоаппарат у Геннадия тоже “предыдущего поколения”: пленочный “Зенит”.
- Ну, был у меня цифровой… Не то, не то.
Мы пьем чай из разнокалиберных кружек.
- Блок говорил, что для лирического стихотворения достаточно двадцати строк.
- Блок такого не говорил.
- Говорил!
- Ну, может, и говорил. - Примирительно: - Но я такого не слышал…
Потом мы идем смотреть Хабаровск. И закат на Амуре.
Амур как Днепр. Ничего не скажешь, уподобление. Чуден Днепр при тихой погоде… Редкая птица… Сходится! Величаво он несет свои волны… Амур несет свои - мимо завода “Балтика”.
- Завод-то хорошо назван, вот только прибыли от него почти не остается в России…
- Ладно “Балтика”, - говорит Тыцких. - А вот, скажем, дизельная подводная лодка “Варшавянка”. Американцы ее еще называли “черная дыра”, никакие средства слежения не засекали в океане. Чудо-корабль! С 1985 года для своей страны ее не производим, а Китаю наштамповали, говорят, не один десяток.
Геннадий мягко, невесело рассмеялся:
- Я вообще не знаю, куда, что и зачем. Я перестал понимать и то, что понимал… Мне кажется, остается только молиться…
Юрий Салин
Юрий Салин - высокий рыжеволосый кудрявый человек, геолог, зоолог, преподает в институте какую-то диковинную дисциплину, которая моментально вылетела у меня из головы. Его семья встречает нас радушно. На стол выставляют знаменитый папоротник, соленья, варенья. А я пока без спросу перебираю на письменном столе фотографии: вот медведь ловит рыбу, вот медведи купаются в ручье, медведица с медвежатами смотрят прямо в объектив.
- Как же вам это удается?
Хозяин открывает компьютер и показывает уникальные кадры. Две серии: медвежья и - запечатленная жизнь уже кочевников, охотников и оленеводов, живущих, точнее, наверное, доживающих на севере Камчатки.
Затем Юрий Салин демонстрирует книгу о медведях - в толстой обложке, крупная, она содержит уникальные материалы. Но “издана” тиражом в один экземпляр.
- К сожалению, нет никаких возможностей опубликовать хотя бы часть этих фотографий, не говоря о книге…
О литературном герое. И не только
В обратный путь с Владимиром Тыцких. Целый день пути.
- Среди людей вашего поколения, Владимир Михайлович, - говорю я, - есть много таких, которые могли бы стать героями романа. Кто это сделает? Не может же писатель другого времени писать о вас и ваших друзьях! Вот у меня вряд ли получится влезть в шкуру пятидесятилетнего мужика и написать все по правде.
- А зачем влезать в шкуру пятидесятилетнего? - Улыбается. - Вокруг полно шкур гораздо помоложе, пошелковистее. Еще не так траченных молью, тридцатилетних…
- Нет, а если по правде. Сейчас время другое. Пройдет время, и тридцатилетние о себе что-то родят. Уже рождают. Гаражи, алкоголь, бандиты, разборки, неприкаянность. По телевизору реклама пива. “Крем-гель для души” и “мечта о молодой коже” - это, похоже, концепты…
Дорога вьется, в лобовом стекле - просторы.
- Я хотела сказать, что ищу и не нахожу в своем современнике черт, которые могли бы стать чертами героя какого-то нового романа. Нового, в смысле для всех нас. Ну, правда - какой может быть сейчас герой? Кто он? Служил в Чечне? Молодой чиновник? Бизнесмен? Семьянин, который раз в две недели ездит в супермаркет “Метро”? Записной красавец, который слоняется по кафешкам, воображая себя то поэтом, то музыкантом?
- А что, - спрашивает вдруг Михалыч. - Тебе не нравятся люди вокруг? Там, у тебя в Москве…
- Нравятся. И… не нравятся. Я же говорю, капризны и прихотливы. Ох уж мне все эти высокие юноши с лицами, отмеченными печатями высоких стремлений и страданий… Нечеловечески даровитые, подающие надежды, требующие особых преференций…
- А ты сама не такой же юноша?
Замолкаю. Надолго. Поспорили о литературе, называется…
2 июня 2006 г. Чугуевка
В музее Фадеева в Чугуевке нас встречали совсем без помпы, по-настоящему радушно. Вся команда вновь была в сборе. Людмила Бадюк, директор музея, поэт Вера Саченко, музейные работники Лариса Ляшенко, Лариса Бабешко, Наталья Жданова - трудились не покладая рук: чистили картошку, строгали салаты, сервировали стол.
С середины застолья я ушла. Валилась с ног от усталости. К тому же сильно простыла.
Короче, утро я встретила разбитой, с градусником под мышкой. О том, как прошли четыре оставшиеся дня программы в Чугуевке, знаю только по рассказам. Все это время я пролежала у Веры Саченко в ее просторной деревенской комнате, где вдоль всех стен стояли стеллажи с книгами.
Меня отпаивали чаем с травами. По вечерам с Верой и ее четырнадцатилетней дочерью Лидой мы вели беседы. Светловолосые, со светлыми глазами, мои хозяйки не обделяли меня вниманием.
Лида рисует цветы в школьных тетрадках, сочиняет школьный роман и фломастерами записывает стихи:
Как хорошо сидеть у воды!
Красив и чист горизонт.
На песке остались чьи-то следы
И кем-то забытый зонт…
Мне было хорошо у Веры. Белые шторы, сирень в окно.
4 июня 2006 г. Музей Фадеева
Людмила Бадюк - вот кто настоящий энтузиаст своего дела. Она провела для меня персональную экскурсию по музею Фадеева.
Музей просторный, богатый. В фонде - краеведческое, практически некуда выставить: домотканые половики, ткацкий станок, обмундирование летчика, многочисленные фотографии…
Второй этаж - экспозиция, посвященная Александру Фадееву. Школьные сочинения, иллюстрации к его произведениям: Федор Глебов, “Любовь Шевцова на Ворошиловском шоссе”. В этой картинке, как и в романах Фадеева, - время другого дыхания. Это время моих молодых бабушек: бедная, счастливая, страшная, наивная, грозная советская эпоха.
