Лев Троцкий - Проблемы культуры. Культура переходного периода
Что касается пропаганды военной химии, то это дело гораздо труднее. Военная химия есть, если можно только сравнивать, самый отвратительный из родов, из способов истребления людей. Пытаются прикрыть ее гуманными фразами, ложью, особенно американцы, которые выдумали теорию, что нужно не умерщвлять, а парализовать, усыплять силы врага. Это, разумеется, отвратительная ложь, квакерское лицемерие, потому что в дело будет пущен газ, который больше всего истребляет человеческие силы, независимо от того, усыпляет ли он, покрывает ранами или вообще переселяет «в загробный мир»; так что тут подход с точки зрения гуманности есть ложь, лицемерие, самое отвратительное, какое только может быть обнаружено в кровавом деле войны. Мы говорим прямо, что война есть беспощадное суровое дело, если хотите, гнусное дело, но она нам навязана, а раз она навязана, так будем учиться драться как можно лучше. На химию нужно ответить химией. Я говорю это потому, что и к нам проникают такие гуманитарные и ложные фразы. Я читал, что в Ленинграде есть военно-химический музей, где имеется надпись, что «Будущее принадлежит военной химии, которая не умерщвляет силы врага, а парализует». Это не нужно. Химия нужна, и военно-химический музей в Ленинграде – хорошее учреждение, но не нужно вдалбливать в голову лицемерно-гуманитарные фразы.
Но я не об этом хотел говорить, а только о том, что надо заинтересовать население и привить ему понятие о роли не только взрывчатых, но и отравляющих веществ в деле революционного завоевания нашего будущего. Как это сделать? Это очень сложный вопрос, потому что заинтересовать рабочего, а в особенности крестьянина, идеей военной химии труднее, чем авиацией. Но мы только подходим к этой пропаганде. Я бы попросил вас, не сегодня, а потом, на досуге, после съезда подумать над этой темой. Можно мыслить таким образом: военная химия связана с химией вообще. Химия же имеет разные приложения и в промышленности и в сельском хозяйстве. Пропагандировать химию среди крестьян мы сможем только на основе успеха работ наших химических лабораторий и научного и химического производства промышленности. Тут нужно найти зацепку, смычку, связь между военной химией и между химией, обслуживающей другие отрасли человеческой жизни, и на этом построить пропаганду. Я, например, был в Юго-Восточном округе, где в сельском хозяйстве играет большую роль опасность саранчи. Борьба против саранчи с помощью химии очень широко применяется в Америке. Вот под этим углом зрения и можно заинтересовать крестьян, построить химические лаборатории, которые должны будут обезопасить их от саранчи. Эти лаборатории будут представлять большое подспорье и для военной химии, потому что те же навыки и те же рабочие смогут много сделать для борьбы с капиталистически-буржуазной саранчей, которая будет на нас нападать. Вот, товарищи, продумайте эту связь, это очень важное дело, и так как мы по роду нашего оружия близки друг к другу, то нам необходимо ваше содействие.
Но главная ваша работа – это работа над физкультурой, воздействие на физические и, вместе с тем, на духовные стороны человека и воспитание молодого поколения. Будущий молодняк должен быть крепче, сильнее, гибче, инициативнее, чем молодняк прошлых годов. Вы над этим поработаете и обеспечите этим прилив свежих сил в Красную Армию, за что Красная Армия скажет вам сердечное и большое товарищеское спасибо. (Аплодисменты.)
«Красная Звезда» N 91, 20 апреля 1924 г.
Л. Троцкий. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ВОСПИТАНИИ ЧЕЛОВЕКА[27]
Получивши приглашение на торжественное заседание по поводу первого учебного года Института имени Карла Либкнехта, я оказался в затруднительном положении. Работа в нашей Советской Республике чрезвычайно дифференцируется, образуется все большее и большее число отдельных областей, и следить не то что за всей, а за одной десятой или за одной сотой этой работы сколько-нибудь внимательно и добросовестно становится все труднее. Когда приходится высказываться о таком учреждении, как ваш Институт, связанный со школой фабзавуча, с учреждением исключительной важности, то, естественно, находишься в затруднении. Заранее прошу поэтому не ждать доклада о значении и роли вашего Института. Я ограничусь только некоторыми принципиальными соображениями или, вернее сказать, соображениями по поводу тех принципиальных затруднений, которые возникают перед мыслью, когда задумываешься о задачах вашего Института и вообще о задачах воспитания, стремящегося к восстановлению неразрывной связи физического и умственного труда.
Мы учились уже в приготовительном классе школы социализма тому, что главное проклятие капиталистического общества состоит в разделении умственного и физического труда. Разделение это началось до капитализма, на первых шагах развития классового общества и культуры; с этого времени труд управления все более связывается с умственным трудом и обслуживается разными категориями умственного труда. Обслуживая производство, умственный труд отделяется от материального производства. Этот процесс проходит через все развитие культуры. Капитализм доводит разделение умственного и физического труда до высшего противоречия, до чрезвычайного напряжения. Капитализм превращает физический труд в постылый автоматический труд, а умственный труд он доводит, на высших его обобщениях, до идеалистической абстракции и до мистической схоластики. Тут как бы есть противоречие. Вы знаете, что схоластика выросла на церковной основе в средние века. Потом, еще в недрах старого феодального общества, стали развиваться естественные науки, оплодотворившие производство. Таким образом развитие буржуазного общества тесно связано с развитием естествознания и, следовательно, с борьбой против церковной схоластики. А в то же время, чем больше созревала буржуазия, тем больше она боялась применения методов естествознания к истории, социологии, психологии. В этих областях буржуазная мысль все выше уходила в область идеализма, абстракции и новой схоластики, а затем, чтоб замести следы, стала вносить элементы идеализма и схоластики также и в естествознание. Наука есть часть исторической практики человека; в развитии своем она стремится охватить мир со всех сторон, дать всеобъемлющую ориентировку творческому человеку. Разделение теории и практики не может не бить одним концом разорванной цепи по умственному, другим – по физическому труду. Это мы знаем по первым страницам первых книг о социализме. Там же мы учились тому, что капитализм, доведя это противоречие до высшего напряжения, тем самым подготовил примирение умственного и физического труда, их объединение на началах коллективизма. Наша социалистическая страна стремится к примирению физического и умственного труда, что только и может привести к гармоническому развитию человека. Такова наша программа. Но программа дает на этот счет только общие директивы, там нарисован указательный палец – «вот тебе общее направление пути!», – но программа не говорит, как достигнуть этого объединения практически, и не может этого сказать, потому что никто не мог, да и сейчас не может, предвидеть, в каких условиях во всех странах и в каждой отдельной стране, какими путями будет складываться социализм, каково будет состояние хозяйства, какими методами будет воспитываться молодое поколение, именно в смысле сочетания физического и умственного труда. В этой области, как и во многих других, мы пойдем и уже теперь идем путем опытов, поисков, экспериментов, зная только общее направление пути к цели: возможно правильному сочетанию физического и умственного труда. Школа фабзавуча привлекательна тем, что это есть одна из практических попыток частичного разрешения этой колоссальнейшей общественно-воспитательной задачи. Я не хочу этим сказать, что задача уже разрешена или что разрешение совсем близко. Наоборот, я уверен, что нам еще гораздо дальше идти до достижения цели, чем тот маленький путь, который мы прошли. Если б мы могли сказать, что через школу фабзавуча мы уже вплотную подошли к сочетанию физического и умственного труда, это значило бы, что мы, примерно, на три четверти, а то и больше, осуществили социализм. Но до этого еще очень и очень далеко. Предпосылкой сочетания физического и умственного труда является уничтожение классового господства. Вчерне мы у себя это сделали, власть находится у нас в руках трудящихся. Но рабочий класс, только взяв власть в свои руки, впервые понял, осознал, насколько мы еще бедны и насколько отстали или, как говорил когда-то русский критик Писарев,[28] насколько мы «бедны и глупы». Под словом глупость тут нужно понимать просто культурную отсталость, так как от природы мы совсем-совсем неглупы и, подучившись, весьма за себя постоим. Рабочий класс для того должен был взять в свои руки власть, чтобы не было политических преград к построению нового общества; но когда он овладел властью, он уперся в другое препятствие: в бедность и некультурность. В этом разница с положением пролетариата передовых капиталистических стран. На его пути – непосредственное препятствие: это буржуазное государство, которое отводит лишь определенную площадь для пролетарской деятельности, ту площадь, которую господствующий класс считает для себя допустимым отвести. Первая задача на Западе – низвергнуть классовое господство, буржуазное государство. Там эту задачу разрешить труднее, чем у нас, ибо буржуазное государство там сильнее, чем у нас. Но, низвергнув классовое государство, западный пролетариат окажется в отношении культурного творчества в обстановке более благоприятной, чем мы. Если сейчас мы забежали на несколько лет вперед, то это еще вовсе не значит, что в царство социализма мы придем раньше, чем английский или германский пролетариат. Нет, это не доказано. На пути к царству социализма есть несколько окопов или несколько баррикад. Мы первую баррикаду – политическую – взяли раньше, но вполне возможно, что они нас догонят на второй или третьей баррикаде. Хозяйство, производство, это – самая трудная баррикада, и только когда мы ее возьмем, когда поднимем производительные силы социализма, тогда исчезнет проклятое различие между «рабочим» и «интеллигентом», являющееся результатом того, что умственный труд отделен от физического. Отнюдь не исключено, а, наоборот, весьма вероятно, что германский пролетариат, если он – я говорю примерно – года через три возьмет власть в свои руки, двумя-тремя прыжками не только догонит, но и перегонит нас, потому что «наследственная» материальная база для культурного творчества у него гораздо богаче, чем у нас. Сейчас рабочий класс Германии движется по асфальту, но руки и ноги у него связаны классовым рабством. Мы шагаем по рытвинам, по оврагам, а ноги у нас свободны. Вот этим, товарищи, характеризуется наше отличие от европейского пролетариата. Под ярмом капитала он сейчас бессилен даже и приступить к разрешению вопроса о физическом и умственном труде. Власть не у него. А государственная власть – это материальная возможность и формальное право сказать подчиненному классу: вот до этой черты ты имеешь право идти, а дальше не смеешь, – как мы, господствующий класс у себя, говорим нэпману. Мы сами себе указ, но как под ноги поглядим, – там лужи, ямы, канавы разные, вот мы и ковыляем и спотыкаемся, двигаемся медленно. Европейский же пролетариат, освобожденный от оков на руках и на ногах, нас обгонит, и мы будем это, разумеется, приветствовать, ибо он и нам поможет довести дело до конца. Я это говорю к тому, что мы одними собственными педагогическими мерами не разрешим до конца и полностью основных задач социалистического воспитания и слияния физического труда с умственным; но если мы сделаем на этом пути ряд опытов и достигнем частичных успехов, то это будет уже громадным плюсом и для нас и для европейского пролетариата, который поможет развернуть эти частичные успехи в более широком масштабе. Тем энергичнее, тем настойчивее, тем упорнее мы должны работать на этом пути.
