Владимир Бушин - И всё им неймётся!
И страшный вывод приходится сделать. Глава считает, что велика Россия, а гордиться, а блеснуть, а при случае и похвастаться нечем, ибо «брендов»- ну очень, очень, очень мало. Для него Пушкин и Михайловское, Лермонтов и Тарханы, Толстой и Ясная Поляна не существуют, как святые для русских людей имена и места. О Бородинском поле и Мамаевом кургане, о Чайковском и Менделееве, о Репине и Сурикове он, поди, и не слышал. В Третьяковку и не заглядывал. Наша победа над германским фашизмом и прорыв в космос, Жуков и Рокоссовский, Королёв и Гагарин, Московское метро и Московский университет - для него недостойны зарубежного имени «бренда». Да ведь рядом с Большим стоит Малый, - это ли не один ещё символ, объединяющий нацию!.. И такие люди сидят в Кремле, руководят великой страной... И если так говорит уже не молодой президент-ленинградец, то что можно ждать от молодого жителя Елабуги, выросшего при их власти?
Думаю, что артисты театра, которым предстояло принять участие в концерте, занятые подготовкой выхода на сцену и, естественно, волнуясь, не слышали, что президент обозвал их «брендами», и только поэтому в содружестве с Глинкой, Чайковсковским и Мусоргским, в лад с Бородиным, Рахманиновым и Минкусом, плечом к плечу с Прокофьевым, Шостаковичем и Хачатуряном они явили чудо русского искусства. А Медведев в конце сказал: «Здесь всё сделано по последнему слову театральной техники. Я уверен, что в этом смысле театр будет безукоризненным». Безукоризненным брендом.
А когда концерт кончился, вдруг - впервые за 250 лет! - рухнули декорации, такие роскошные, из папье-маше высшего качества. Один рабочий сцены получил до того сильный удар в грудь, что закричал «Караул!». Пришлось вызвать «скорую помощь» и доставить жертву «бренда» в институт Склифосов- ского. Предсказанный Николаем Цискаридзе процесс пошёл... Зовут пострадавшего Дмитрий, фамилия, кажется Топтыгин.
А 2 ноября состоялась премьера «нового прочтения» оперы «Руслан и Людмила». Режиссёр Дмитрий Черняков. Прошёл слух, что дети до 16 лет не допускаются. Впрочем, исполнитель роли Руслана уверяет: «Что вы! Никакой порнографии! Просто Людмила показана вовсе не такой скромницей, как у Пушкина и Глинки. Только и всего». Действительно, ведь сам поэт писал в «Посвящении»:
Счастлив уж я надеждой сладкой,Что дева с трепетом любви Посмотрит, может быть, украдкой На песни грешные мои.
Грешные! Ну, и не грех под вензелем Николая Кровавого добавить грешка-то. И добавили, добавили счастливые питомцы Швыдкого... Можно себе представить, что маэстро Черняков устроил хотя бы из таких строк поэмы:
И вот невесту молодую Ведут на брачную постель;Огни погасли... и ночную Лампаду зажигает Лель.Свершились милые надежды,Любви готовятся дары;Падут ревнивые одежды На цареградские ковры...
Есть веские основания ожидать, что из оперы сделали репортаж из-под цареградского ковра.
Интересно, а сколько лет Илюше Медведеву?
Криминальное прошлое и преступное настоящее
-Нет,- сказал мне сосед, проницательный, как блоха, Вася, - большие умы, однако, обитают в этой «Единой России». Посмотрите, например, как ловко, убийственно для главного противника на скорых выборах завершили они сессию Думы. Под самый занавес, когда уже оставалось только сделать снимочек на память да обменяться партийными поцелуями, вдруг выскакивает на трибуну седенький толстенький Морозов, который Олег, и бесстрашно бросает коммунистам страшное обвинение: «Геннадий Андреевич, что ж это вы? Как же так можно? Где ваша гражданская совесть? У вас же в списке кандидатов в депутаты на предстоящих после завтра выборах есть люди с криминальным прошлым! Какое безобразие! Какой позор! Посмотрите на наш список. Там сплошь белокрылые ангелы. Например, адвокат именующий себя Макаровым с двадцатилетним депутатским стажем. Или прекрасная Алина Кабаева...»
- Вася,- прервал я соседа,- этот Морозов, именующий себя демократом, либералом и человеколюбцем, на самом деле - в лучшем случае невежда, а на самом деле мракобес, черносотенец и антропофаг.
- Это почему же?
- Да посуди сам. Что такое криминальное прошлое? Это же очень расплывчатое неопределенное понятие, ибо нарушения закона могут быть самого разного характера и масштаба - от разовой кражи в магазине буханки хлеба для голодающих детей до многократной измены родине с выдачей государственных тайн или даже перехода на сторону врага. Так что ж, если человек раз в жизни нарушил закон, оступился, то ему навсегда закрыт доступ в органы власти? Ничего себе демократ этот Морозов!
Да знает ли он, законодатель, что существует ещё и снятие судимости. Во всяком случае, так было в Советское время. Тогда Закон гласил: «Если осуждённый к лишению свободы (допустим, Чубайс, -В.Б.) после отбытия наказания примерным поведением и честным отношением к труду (допустим, по примеру Путина гребёт, как раб на галерах, - В.Б.) доказал своё исправление и перевоспитание, то по ходатайству общественной организации или трудового коллектива суд может снять с него судимость» (ЮЭС, с. 364).- Ну да, ну да...
- Могу привести конкретные примеры. Вот знаменитый инженер-теплотехник Леонид Константинович Рамзин. Он был главным обвиняемым на процессе Промпартии в 1930 году и получил увесистый срок. Его имя как врага народа знала вся страна. А в 1943 году за создание «прямоточного котла Рамзи- на» этот человек с криминальным прошлым получил Сталинскую премию Первой степени. В 1946 году я слушал его лекции в Энергетическом институте.
- Ну, бывает,- протянул Вася, зоркий, как муха.
- Или вот полковник Андрусенко Корней Михайлович, член партии с 1925 года, командир 329 стрелковой дивизии, окружённой и погибшей в феврале
1942 года под Вязьмой. После его выхода из окружения он был судом военного трибунала приговорён к расстрелу. К расстрелу! Трибуналом! В военной время! Но смертник подал апелляцию и был помилован, вернее, из полковника стал майором и командиром не дивизии, а 239 гвардейского полка 76-й гвардейской дивизии. А в 1943 году, кстати, в том самом, когда Рамзин получил Сталинскую, за форсирование одним из первых Днепра этот офицер с криминальным прошлым стал Героем Советского Союза. Представь себе, Вася, если бы председателем того военного трибунала был этот либерал Морозов...
- Да он бы его собственноручно расстрелял!
- Ты начинаешь соображать...Да не только Звезда Героя. У него было ещё много наград - два Ордена Ленина, Красного Знамени, Кутузова, Александра Невского, Красной Звезды. И почти все они получены уже после несостоявшегося расстрела. Мало того, в посёлке Парафиевка на Украине улица названа именем этого человека с криминальным прошлым.
- Вот это да!
- Не могу не вспомнить и долгие годы близко знакомого мне Владимира Карпова. Два года назад он умер. А перед войной угодил в лагерь. Володя не был лишён распространённой человеческой слабости - иногда лукавил. Вот и здесь: порой изображал себя «жертвой культа личности». Пострадал, дескать, из-за того, что очень любил Ленина, которого будто бы задвигали на задний план, и возмущался «культом Сталина».
- Ну, о Ленине, конечно, выдумка: на многих языках издавались и переиздавались его собрания сочинений, книги о нём, ставились фильмы, спектакли и даже на Дворце съездов предполагалось установить его скульптуру.
- Да и военное училище, курсантом котором был Карпов, носило имя Ленина. Но дело сейчас не в этом.
«Жертв культа личности» оказалось неисчислимо. Вспоминаю, как однажды на собрании в Союзе писателей рвал на себе рубаху и голосом невинной жертвы сотрясал стены Большого зала ЦДЛ Игорь Голосовский, мой сосед.
- Я его тоже знал. Он жил в доме №27 по 2-й Аэропортовской.
- Так вот, а в президиуме собрания сидел Виктор Николаевич Ильин, наш секретарь по оргвопросам. Он встал и куда-то удалился. А вернувшись минут через двадцать, попросил слово и зачитал справку из личного дела Голосовского. Из неё следовало, что он действительно сидел, но - за ограбление пивного ларька. Такая примерно история была и с Карповым, в чём он признавался сам.
- Не может быть!Кому? Когда?
- А ты слушай. Однажды в 1967 году его попросили выступить в лагере пред заключёнными. И там он сказал, что ныне, мол, глядя на его бравую внешность «никто, наверное, не подозревает, что я когда-то ходил в бушлате заключённого и работал на лесоповале в тайге под охраной. Но это было... Когда приходится выступать перед другой аудиторией, я об этом не рассказываю. Стыдно. Судим я два раза, первый раз - за ограбление... Это не рисовка, не желание заслужить доверие у заключенных. Все судимости давно сняты. Но что было, то было. Всю жизнь мучаюсь, вспоминая...» (К новой жизни №1, 1968. С. 41.).
