Вера Челищева - Заключенный №1. Несломленный Ходорковский
Что нам там говорил генеральный прокурор про необходимость этапирования Ходорковского в отдаленную тюрьму? Этого «требовали» «соображения безопасности»?.. Ну-ну.
Напавшего зэка посадили в ШИЗО всего на пять суток. И то не сразу а через два дня. Странные меры наказания. За поножовщину дают пять суток, за «недозволенные продукты питания» – десять…
Убивать, его в этот раз, наверное, не собирались, но если учесть, что Кучма «метил в глаз, но рука сорвалась», то цель сделать Ходорковского инвалидом была точно.
Ну, а что касается нашего героя, то никаких претензий, как уже отмечалось выше, к Кучме он предъявлять не стал, назвав нападение поступком психически неуравновешенного человека. Нет, конечно, Ходорковский отдавал себе отчет, что Кучма – лишь псевдоним, что за ним стоит администрация, ФСИН и наверняка кто-то еще… Отчет отдавал, но уголовное дело инициировать не стал и адвокатов не просил. И на вопрос про условия содержания, как всегда, отвечал: «Нормально все».
…Потом из колонии его переведут в читинский изолятор – для «расследования» второго дела. Вообще-то и при краснокаменской колонии, как только он там появился, сразу же начали строить СИЗО. Знали что ли уже тогда, в конце 2005-го, про второе дело, которое предъявят только в конце 2006-го?.. И ведь деньги не пожалели на СИЗО. И немалые. И ведь построили. Но оставлять там Ходорковского в итоге передумали. Поняли, что следователям неудобно будет в Краснокаменск ездить – 6 часов на самолете, потом 15 на поезде… Чита все же ближе. И решили – в Читу…
Там будет то же самое. Привычные и устоявшиеся правила и распорядки СИЗО с его приездом изменялись. …Третий этаж нового корпуса СИЗО – отремонтировали и переоборудовали. Из этого помещения сделали как бы тюрьму в тюрьме: половину из 15 расположенных на этаже камер переоборудовали в кабинеты для встреч заключенных с адвокатами и следователями, посадили в коридоре круглосуточную охрану и организовали отдельный переход в прогулочный дворик. Сидельцев спецблока водили на прогулку первыми, на помывку – отдельно, чтобы не дай Бог не пересекались с другими подследственными. На их ежедневной утренней проверке всегда лично присутствовал сам начальник СИЗО. Ну, а за Ходорковским, как обычно, приставлялся следящий человек из числа зэков или персонала. Врубалось видеонаблюдение на 24 часа в сутки. И хоть в камере теперь было меньше народу, но и эти двое-трое, попавшие к Ходорковскому, не подписывались под постоянное видеонаблюдение, и слежку, и прослушку…
А ведь контроль не ограничивается лишь видеонаблюдением: возле дверей камеры Ходорковского постоянно дежурили двое сотрудников СИЗО.
– Открыть глаза! Открыть глаза! Кому сказано – глаза не закрывать! – кричал следящий, если кто-то из сокамерников Ходорковского днем пытался вздремнуть. Прилечь днем на шконку не запрещалось, а вот засыпать и закрывать глаза было нельзя. И потому лежать днем обитатели спецпродола могли лишь на боку – чтобы смотрящий в глазок видел их открытые глаза. И каждый раз, если глаза закрывались, если арестант отворачивался на другой бок или ложился на спину или на живот, тут же слышался характерный стук ключа о металлическую дверь:
– Покажи лицо! Открой глаза!.. Не мешай наблюдению!
К Ходорковскому это не относилось – днем, если не было судов или выездов в прокуратуру, он писал или читал. У его сокамерников таких забот не было, к чтению особой привычки – тоже. И вот когда делать было абсолютно нечего, глаза закрывались сами собой…
– Открыть, кому сказано! – кричал тогда смотрящий в глазок.
Конечно, сокамерники понимали, что вся причина – в их соседе Ходорковском. Но – надо отдать должное – никогда никаких упреков ему высказано не было. Но и не раздражать такое соседство не могло. Из-за постоянного видеонаблюдения ты ежесекундно не один. Смотрят на все, что ты делаешь, вплоть до того, как справляешь нужду. Сидельцы спецблока сходили с ума.
– Один его сокамерник делал все, чтобы его перевели в обычную камеру. Он находился на грани нервного срыва и постоянно нарушал все установленные из-за Михаила Борисовича правила распорядка. То и дело попадал в карцер. В итоге его перевели в другую камеру… – рассказывает адвокат Терехова.
Во многом именно вопрос о дневном сне оказался принципиальным для сокамерников Ходорковского. Ведь любой российский изолятор живет ночной жизнью. Ночью происходит основная движуха: зэки перекрикиваются через окна друг с другом, перезваниваются по мобильникам, включают музыку, поют сами… Если для арестантов общих камер этот режим приемлем – отоспаться-то им дают, то сидельцы спецблока, где Ходорковский, вынуждены бодрствовать круглые сутки: днем им не дают спать охранники, ночью – свои…
– Я имею право на сон с 22 вечера до 6 утра, обеспечьте тишину! – не выдержав всей этой жизни, стучал в дверь сокамерник нашего героя. Посидев пару месяцев в соседстве с Ходорковским, он почувствовал, что у него сносит крышу. Охранники не давали спать днем, а он в отместку мешал им ночью, стуча в дверь…
Ходорковский реагировал на это спокойно. Пытался заснуть.
Глава 21
Сокамерники
– Сколько можно этого Соловьева смотреть? Ну, Михаил Борисович, давайте на другую программу переключим, там фильм хороший.
– Подождите, давай хотя бы посмотрим, кто сегодня к нему придет.
Не то чтобы Ходорковскому так уж нравилась передача Соловьева «К барьеру», не то чтобы он так часто смотрел телевизор, просто итоговые аналитические программы и выпуски новостей – единственное, что смотрел регулярно. Ну, и еще разве что «фильмы хорошие, над которым подумать надо», как говорили его сокамерники…
Все эти просмотры, конечно, происходили в конце дня, да и то если было время. А так день его проходил в Чите и Краснокаменске по одному и тому же сценарию.
– Если колония – то утренняя проверка, развод на работу. Работа до 17.00, встреча с адвокатами. Если нет – библиотека. Отбой. Но гулять на улице можно в любое время, когда есть перерыв, – рассказывает мне Ходорковский. – Если СИЗО – подъем в 7.00 – «новости», зарядка, кофе. Если в суд, то в 8.00 – на выход. Обыск. Автозак. 10.00 – суд, там до 18.00, назад к 20.00. Ужин (он же обед). Подготовка к следующему дню. Книжка, «новости», газеты. 23.00 – отбой. Если суда нет, то прогулка 1 час, стирка, уборка, встреча с адвокатами. Чуть больше чтения и писанины.
И вот иногда вечером в читинском СИЗО, помимо чтения и писанины, он смотрел с сокамерниками телевизор – допотопную рухлядь чуть ли не с советских времен, работающую на последнем издыхании. Ходорковский постоянно шевелил антенну – «усы», переключал кнопки, снова шевелил «усы». Раз на пятый появлялось более-менее сносное изображение…
– Спортом не интересовался, развлекательные программы не любил – как начнется какое-нибудь шоу, сразу отворачивался и брал в руки книжку. А вот новостные программы смотрел от начала до конца по всем каналам. В выходные – обязательно итоговые за неделю выпуски, – говорил о Ходорковском сокамерник, в отличие от него не выносящий соловьевское «К барьеру». – Когда показывали хороший фильм, над которым подумать надо, смотрели с ним вместе. А когда боевики – я соглашался на Соловьева…
О своих сокамерниках Ходорковский отзывается нормально. Говорит, в основном, люди доброжелательные…
– Когда трезвые, правда. Уровень образования невысокий. В основном сидят за наркотики и пьяные драки.
Остальное, как правило, – следствия (воровство, грабежи, убийства). Различие между человеком в трезвом состоянии и тем же человеком, но в «датом», – драматическое. Я же для читинцев, например, был инопланетянин, поэтому и отношение было соответствующее – настороженный интерес. А в Москве соседи, как правило, обвиняются по «наркотическим» или «экономическим» статьям. «Экономисты», с которыми сижу сейчас, демонстрируют развитие тенденций, с которыми я ознакомился еще в 2004 году. Причина «посадки» – всегда чье-то рейдерство, т. е. передел собственности с помощью уголовной репрессии. Разница только в том, есть ли повод или даже повод выдуман. Бывает и так, и эдак, но если «поживиться» нечем, то уголовное дело по «экономической» статье маловероятно. Я не встречал.
Что интересно, сокамерники, окружавшие его все эти годы – будь то в Москве, Краснокаменске или Чите, – говорят о нем одинаково. Все. Общавшиеся с ним гораздо меньше, чем те, кто на воле, – эти сокамерники необычайно точны и метки в своих характеристиках Ходорковского. Данные в разное время, в разных обстоятельствах, разным изданиям, – эти характеристики идентичны. В отличие от характеристик, данных Ходорковскому теми, кто соприкасался с ним на воле. Соприкасался близко и не очень, много лет или мало, но в условиях свободы. И их характеристики, как было показано в предыдущей части книги, почти всегда разнятся и противоречат друг другу… У зэков же все наоборот.
