Михаил Ненашев - Иллюзии свободы. Российские СМИ в эпоху перемен (1985-2009)
Может быть, еще можно какое-то время пользоваться послушанием, кого-то припугнуть, кого-то остановить, но повернуть демократические процессы назад, отнять или подменить полученные такой дорогой ценой свободы уже невозможно. И сколько бы мы ни сетовали на гласность, ни пытались ее ограничить или подменить суррогатом, ничего из этого не получилось раньше и не получится теперь, ибо она стала достоянием миллионов людей.
Многообразие и разноликость наших средств массовой информации (газет и журналов, радио и телевидения) при всех имеющихся здесь крайностях – это наша завоеванная реальность, и ее уже никому не отменить. И прав Лазарь Карелин, заметив весьма остроумно в одной из газет: «При телевидении Цезаря столь нагло кинжалами не закололи бы». И признание, с которого мы начали: жаль, что «я лишь оказался пешкой», – только отзвук прошлого, и рассчитывать на него никто даже в большой шахматной игре не может, ибо непременно проиграет.
«Независимая газета». 9 января 1992 г.
Непостижимый мир телевидения
Время пребывания в Гостелерадио СССР по нагрузке и многообразным заботам было особенно насыщенным. В чем-то эти заботы были близки к тому, чем был занят в «Советской России», только во много-много раз увеличенными. Правда, в отличие от газеты с самого начала стала очевидной поразительно низкая отдача ежедневных многочасовых затрат и усилий, и потому не оставляло ощущение невозможности что-то радикально изменить в деятельности этого гигантского информационного монстра.
Памятным это время было и тем, что здесь пришлось услышать о себе от своих недоброжелателей-критиков столько разных нелестных оценок, сколько не доводилось слышать за всю жизнь. Десятки газетных и журнальных статей, заметок и комментариев часто без всяких аргументов уже через два-три месяца обрушились на нового руководителя Гостелерадио СССР, осуждая, предупреждая, угрожая. Я не отвечал на эти выступления. Понимал их назначение как средство давления и знал: если втянусь в полемику, то это потребует столько сил, что не останется для дела.
О недавнем прошлом писать всегда сложнее, чем о давно минувшем. Происходит это оттого, что недавнее еще не отболело и трудно преодолеть настроение исповеди, оправдания. К тому же к недавнему мы больше испытываем соблазн казаться мудрее, значительнее, чем были на самом деле.
Пытаясь спокойно, без эмоций оценить то, что пытался сделать, и соизмеряя свои шаги со своими предшественниками и с теми, кто пришел после, вижу: мне, как и другим руководителям Гостелерадио СССР, в самом начале предстоял выбор из трех возможных вариантов поведения. Вот как они мне представлялись.
Один из самых перспективных вариантов сводился к тому, чтобы ничего не менять в содержании деятельности радио и телевидения. На практике это означало без особой натуги и суеты пытаться стать послушным и добросовестным министром Государственного комитета радио и телевидения, в функции которого входило решение многих финансовых, хозяйственных, технических вопросов, обеспечивающих жизнедеятельность радио и телевидения. В обязанности министра входило отстаивать, защищать интересы этого главного информационного центра в ЦК КПСС, Верховном Совете СССР и Совете Министров СССР. Разумеется, нельзя было избежать и какого-то, больше для видимости, вмешательства в содержание телерадиовещания, главным образом для того, чтобы оберегать его от проявлений крайних точек зрения в информации, комментариях.
Опыт учил: для этого было достаточно внимательно смотреть телепрограмму «Время» и слушать некоторые радиопередачи, особенно утренние (с семи до девяти часов), главным образом радиостанцию «Маяк», в то время, когда все большие руководители ехали на работу. Этот вариант поведения был хорошо отработанным и представлялся наиболее привлекательным. За ним стояла практика работы предшествующих председателей Гостелерадио СССР, понимавших, что охватить пристальным вниманием все сферы огромного механизма радио и телевидения: творческие, технические, экономические, хозяйственные, региональные службы – невозможно. Читатель должен представлять, что в системе союзного Государственного комитета радио и телевидения в то время работало около 100 тыс. человек, в том числе только в Москве, в телецентрах «Останкино» и «Шаболовка», радиоцентрах на улицах Качалова и Пятницкой, более 20 тыс. человек. Многообразной по содержанию и необъятной по восприятию была творческая деятельность 42 центральных радио– и телередакций, в которых работало более 7 тыс. человек.
Мой предшественник в кабинете председателя Гостелерадио Александр Никифорович Аксенов с наибольшей старательностью и добросовестностью работал по этому традиционному варианту и был его последним представителем. Министерский вариант управления был наиболее приемлемым для условий партийной монополии, ибо при умелом маневрировании и контактах председателя Гостелерадио с первыми лицами в партии можно было избежать больших конфликтов. Однако время подобного варианта поведения руководителей, основанного на авторитете власти, вместе с разрушением административной системы безвозвратно ушло в прошлое. В 1989 г., когда перестройке исполнилось четыре года, министерский стиль руководства радио и телевидением представлялся явным анахронизмом, как, впрочем, и само Гостелерадио СССР.
Другой возможный вариант поведения и стиля деятельности руководителя Гостелерадио (назовем его условно вариантом оперативного кавалерийского реформаторства) состоял в том, чтобы попытаться унять проявление телевизионного инакомыслия, опираясь на авторитет президента СССР под лозунгом: «Я пришел с чрезвычайными полномочиями выполнить волю верховной власти». По этому варианту, не ожидая поддержки редакций и не заботясь о сторонниках, предполагалось сразу же начать кампанию ломки всего того, что вызывало раздражение и неприятие президента СССР и его ближайшего окружения. Приоритет при этом принадлежал преимущественно волевым административным методам, не допускающим излишней полемики. Этот метод и стиль поведения для определенных лиц, привыкших повелевать и слышать только себя, казался наиболее эффективным. Действительно, освобождение или перемещение многих думающих иначе, чем председатель Гостелерадио, из числа ведущих программ, редакторов, режиссеров, закрытие наиболее беспокойных передач производит впечатление не только на правящую элиту, которой всегда импонирует решительность и смелость реформатора, но и на творческие коллективы, где жива привычка к повиновению. Однако на деле, если проявить здравый подход и посмотреть внимательно, подобный псевдореформаторский стиль не только сомнителен по своим методам, но и бесплоден по своим конечным результатам, негативному воздействию на общественное мнение, ибо неизбежно усиливает противостояние и сопротивление всех, кто не приемлет бездумного послушания, и тем самым становится аргументом в руках тех, кто вообще отрицает какое-либо разумное управление всесильным телевидением.
Когда оцениваешь свои прошлые деяния и поступки, то оказывается невозможным избежать в своих суждениях тех, кто пришел тебе на смену. При этом неизбежно возникает опасность нарушить этические нормы отношений. Размышляя над этим, прихожу к выводу, что порядочность состоит не только в том, чтобы не переступить правила приличия и не обидеть, но и в том, чтобы не скрыть, а защитить истину, в которой ты убежден.
Я сознаю субъективность своих суждений, допускаю, что они в чем-то могут быть уязвимы, но при этом не могу избежать в своих заметках оценки деятельности того, кто сменил меня в Гостелерадио. Тем более деятельность Л.П. Кравченко получила особенно большой общественный резонанс. Не хочу его обидеть, ибо не имею для этого каких-либо личных оснований, но объективно должен признать, что Леонид Петрович в своих председательских деяниях во многом придерживался второго варианта поведения. Будучи человеком профессионально квалифицированным, по своим личным качествам и характеру он был расположен к тому, чтобы быть безупречным исполнителем чужой воли. К тому же, оказавшись в фаворе у Горбачева, он пребывал во власти иллюзий всесилия президента СССР и безупречности его деяний. Разумеется, я учитываю при этом, что многое в его поступках было предопределено свыше, ибо так же, как и я, он был не только заложником жестокого времени, но одновременно и жертвой Горбачева, пославшего его на амбразуры телевидения с невыполнимой миссией, обреченной на поражение.
Как всякий послушный исполнитель, уже в своих первых решениях он оказался в жестких тисках между молотом – президентом СССР и наковальней – коллективом Гостелерадио. Потерпев поражение, Кравченко, как и многие другие, искал обоснование своего послушания в известной философии маленького винтика большой партийно-государственной машины.
