Хантер Томпсон - Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

На следующее утро, на борту самолета, летящего из Вашингтона в Майами, я попытался добиться от Манкевича еще каких-нибудь прозрений, предложив поставить 100 долларов на то, что Маски не придет даже вторым. Я видел его на третьем месте — чуть-чуть впереди Джексона, затем Уоллес, Хьюб и Линдси, обошедший Макговерна с 11 процентами против девяти. (Этот прогноз был сделан прежде, чем я увидел финальные убогие выступления Макговерна и Линдси в понедельник вечером. Макговерн выступал в Университете Майами, а Линдси с Чарльзом Эверсом — в церкви для черных в северном Майами. Ближе к ночи в понедельник, за семь часов до открытия избирательных участков, я уже считал, что они оба могут финишировать за Ширли Чисхолм… И почти так и произошло: Линдси получил что-то около 7 процентов голосов, Макговерн — примерно 6 процентов, а Чисхолм — 4 процента, в то время как Джордж Уоллес отправился домой с 42 процентами, а следом с большим отрывом шли Хамфри с его 18,5 процента, Джексон с 12,5 процента и… Маски с 9 процентами.)

Когда завтра вы пойдете голосовать, помните, что весь этот день глаза Америки будут устремлены на вас. Америка смотрит на вас, и она не отведет своего взгляда.

Вашу мать!.. Cнаружи идет невероятный ливень: он обрушился внезапно и залил все вокруг. Капли дождя молотят по бетону в моем внутреннем дворике примерно в десяти метрах от пишущей машинки. Потоки воды хлещут на поверхность бассейна с подсвеченной водой… Дождь заливает крыльцо и треплет в теплом ночном воздухе листья пальм.

Позади меня на кровати мой водонепроницаемый Sony вещает: «Сейчас в Майами 5:28…» И тут же раздается хриплый вопль Рода Стюарта: «Мама, неужели ты не признаешь своего сына?..»

За шумом дождя я слышу, как морские волны накатывают на песок. Все это будит во мне странные, обрывочные воспоминания…

«Мама, неужели ты не узнаешь меня сейчас?..»

Ветер, дождь, прибой. Пальмы, клонящиеся на ветру, жесткий фанк-блюз по радио, литровая бутылка виски на буфете… Какие-то шаги снаружи? Высокие каблуки цокают под дождем по мостовой?

Продолжай печатать… Но я не могу сосредоточиться на этом занятии. Я продолжаю ждать, что вот-вот за мой спиной зеркальная дверь распахнется настежь, и я повернусь и увижу Сэди Томпсон[46], стоящую позади меня, промокшую до нитки… Она улыбается, склоняется через мое плечо посмотреть, что я наваял за сегодняшнюю ночь… Затем тихо смеется, наклоняясь еще ниже… Мокрая грудь у моей шеи, аромат духов… И теперь по радио: «Дикие лошади… Мы оседлаем их в один прекрасный день…»

Прекрасно. Держись на этой волне. Не отступай. Сохраняй эту фантазию в своем воображении и старайся не замечать, что небо снаружи светлеет. Занимается рассвет, и через пять часов мне предстоит лететь в Масатлан ради одного обвиняемого в употреблении наркотиков, который скрывается от правосудия. Жизнь становится все сложнее. После Масатлана нужно быстро вернуться в Сан-Франциско и подготовить все, что я тут написал, к печати, а затем отправиться в Висконсин вести хронику следующего акта этой саги отстоя и предательств, называемой «предвыборной гонкой».

Следующие предварительные выборы Демократической партии пройдут в Висконсине. В них примут участие шесть серьезных кандидатов, которые гоняют по штату на зафрахтованных самолетах и тратят по десять штук в день на возможность пудрить мозги местному населению. Скучные выступления на завтрак, еще более тоскливые речи на обед и чушь под соусом на ужин.

Доколе, о господи, доколе? Чем это закончится? Единственная потенциальная польза этой жалкой кампании может заключаться в том, что она приведет Демократическую партию к самоуничтожению.

Многие люди всерьез обеспокоены этой перспективой, но только не я. Я никогда не был слишком партийным человеком и, чем больше узнаю о реалиях национальной политики, тем больше убеждаюсь в том, что Демократическая партия — это атавизм, скорее препятствие, чем средство передвижения, и в американской политике ничего не изменится, пока с Демократической партией не будет покончено.

Это фальшивая альтернатива политике Никсона: банда дряхлых кровососов, таких как Джордж Мини, Хьюберт Хамфри, мэр Дейли, Скуп Джексон, Эд Маски, Фрэнк Риццо и суперкоп — мэр Филадельфии.

Джордж Макговерн тоже демократ, и я должен бы сочувствовать его одержимости, которая заставляет его думать, что он сумеет заставить это стадо продажных свиней обратиться к свету и сделать его своим лидером… Но, понаблюдав за выступлениями Макговерна на двух предварительных выборах, я пришел к выводу, что ему лучше остаться в сенате, где его болезненная искренность не только заслуживает более высокой оценки, но и гораздо более эффективна, чем тогда, когда он проводит общенациональную агитацию.

Его удивительная недавняя победа в Нью-Гэмпшире была не столько триумфом, сколько побочным результатом невероятного головотяпства Маски. Но при ближайшем рассмотрении он очень симпатичный и убедительный человек, что отличает его от Большого Эда, который на экране телевизора или на другом конце переполненного зала смотрится хорошо, но от которого отворачиваются почти все, кто имел несчастье пообщаться с ним ближе.

Другим ключевым фактором в Нью-Гэмпшире стало то, что Макговерну нужно было набрать всего 33,007 голосов, чтобы добиться психологической победы над конкурентами, и с его показателями в 37 процентов против 46 процентов Маски ему это удалось. А все благодаря тому, что в Нью-Гэмпшире Макговерн мог вести кампанию в формате городских встреч и личного общения, а именно так он выглядит наиболее убедительно. Но в крупных штатах — таких, как Калифорния, Пенсильвания, Иллинойс или даже Висконсин — это будет невозможно. (Один только Чикаго пошлет на съезд Демократической партии 80 делегатов против 20, отправленных в Нью-Гэмпшир… И во Флориде Макговерну удалось набрать более 75 000 голосов избирателей, но он финишировал только шестым с удручающими 6 процентами.)

Предварительные выборы в Нью-Гэмпшире — это, пожалуй, единственные важные национальные выборы, на которых такой кандидат, как Макговерн, может по-настоящему показать себя. Большие толпы не принимают, а отвергают его. И ему не хватает чувства драмы — умения выбрать время и создать оркестровку, которая и является главным секретом успеха в американской политике.

Фрэнк Манкевич, похоже, обладает им — и это помогает, но недостаточно. Если в политике складывается ситуация, когда невозможно ничего выиграть, если вы не в состоянии поднять тонус толпы, такой кандидат в президенты, как Макговерн, которому просто не хватает огня, оказывается в крайне невыгодном положении. Во время массового голосования нанесенный в нужный момент словесный контрудар или насмешка могут стоить четырех десятков тщательно выверенных аргументов в пользу своей позиции.

Главная проблема любой демократии заключается в том, что угодники толпы — это, как правило, безмозглые свиньи, которые могут выйти на сцену и воодушевить своих сторонников до оргиастического безумия, а затем вернуться в офис и продать каждого из бедных ублюдков с потрохами по пятаку за штуку. Вероятно, редчайшей формой жизни в американской политике является человек, который может настроить толпу в свою пользу и при этом по-прежнему держать голову высоко поднятой, если предположить, что он с самого начала так ее и держал.

И это опять возвращает нас к проблеме Макговерна. Он, наверное, самый честный крупный политик в Америке. Роберт Кеннеди за несколько лет до смерти назвал его «самым порядочным человеком в сенате». Но это не совсем то же самое, что быть самым лучшим кандидатом на пост президента Соединенных Штатов. Для этого Макговерну нужно было бы обладать по меньшей мере одной из темных извращенных черт Мика Джаггера…

Это не так много, и, возможно, этого никто не заметит на ланче в отеле «Кэпитол хилл» или в коридоре офисного здания сената, но этого совершенно достаточно, чтобы выскочить на сцену перед большой толпой и направить спектакль в нужное русло.

Это может подействовать. Наверное, секрет умения заводить толпу состоит в том, чтобы самому заряжаться от нее. На сегодня единственный кандидат на пост президента, который, кажется, понимает это, — Джордж Уоллес… И это, по крайней мере отчасти, объясняет, почему Бобби Кеннеди был единственным кандидатом, который смог отнять у Уоллеса голоса в 1968-м. Кеннеди, как и Уоллес, умел находить общий язык с людьми на каком-то интуитивном, инстинктивном уровне, который, вероятно, находится одновременно выше и ниже «рациональной политики».

У Макговерна, похоже, отсутствует этот инстинкт. Он не умеет подать себя, а его чувство юмора настолько сдержанно, что многие люди упорно называют его «засохшим».