Борис Акунин - Самый страшный злодей и другие сюжеты

Невинная жертва высоких чувств

В течение целых двух часов несчастного таскали по всей ярмарке, избивая. Он был весь в крови, падал, его волокли по земле. Пытался бежать — догоняли. Вконец измученный, де Монеис стал умолять, чтобы его пристрелили. Но этого толпе показалось недостаточно. Они разожгли костер, бросили туда свою жертву и, по свидетельству очевидцев, некоторые особенно беззаветные патриоты рвали обугленное мясо зубами. «Мы делаем это для Франции!» — восклицали они.

Но Франция не сказала героям мерси. Монархия вскоре рухнула, национальный лидер отбыл в эмиграцию. Про патриотический каннибализм деревни Отфэ написали газеты.

Состоялся судебный процесс. Из толпы в 200 человек, растерзавшей Алена де Монеиса, под суд отдали два десятка самых активных. Четверо из них были казнены на том самом месте, где произошло преступление.

Неблагодарное отечество не оценило рвения

А французы до сих пор пишут о тех патриотических людоедах монографии и даже романы.

Например, вот этот, документальный

Всё пытаются разобраться, что за бес вселился в мирных богобоязненных соотечественников?

Разве патриотизм — это бес? Ведь нет же. В чем тогда дело? Может быть, мы просто называем этим почтенным словом нечто совсем другое?

Из комментариев к посту:

jip_cat

Все это лишь вопрос терминологии. Слово патриот само по себе не говорит о личных качествах имярека. Это как если преступник, убивший кучу людей, скажет: «Я посвящаю этот подвиг своей любимой мамочке».

churhchierarchy

Сейчас многие путают «патриотизм» и «идиотизм», прикрывая второе первым. Совершенно согласен с тем, что необходимо слову возвращать нормальное значение. Адекватный патриот любит свою страну/город/дом, но при этом не закрывает глаза на недостатки (а их не может не быть) и не начинает кричать, что это достоинства (вот это уже «неадекватный патриот», сиречь идиот). Он любит свою страну «несмотря на», и хочет/пытается эти недостатки устранить по мере своих сил.

ztatyan28

«Что за бес вселился в мирных богобоязненных соотечественников»

Психологи над этим много лет бьются. Даже термин специальный придумали — деиндивидуация — утрата человеком индивидуальности в определенных групповых ситуациях. В состоянии деиндивидуации у человека отказывают моральные ограничители, которые контролируют его поведение в повседневной жизни. Поэтому толпа способна на поступки, которые не совершил бы ни один отдельно взятый индивид. Факторы, провоцирующие деиндивидуацию: чувство анонимности, безнаказанности (вследствие распределения ответственности между членами группы) и физиологическое возбуждение.

Из князей в грязи (и обратно)

21. 06. 2011

«Аристократ в революции обаятелен», — сказал Петруша Верховенский. И он, конечно, прав. Красиво, когда баловень рождения встает на сторону униженных и обездоленных. Происходило такое не столь уж редко. Перечень революционеров-аристократов от маркиза Лафайета до принца Нородома Сианука довольно длинен. Военный путч 14 декабря 1825 года (который в случае победы несомненно привел бы к жесткой диктатуре) так мощно романтизирован потомками главным образом из-за нашего умиления перед титулами и гербами.

Опустившийся аристократ (В. Качалов в роли Барона)

Парижский уголовник начала века

Гораздо более редкое явление — аристократ в уголовном мире. Не в отдаленно-историческом диапазоне, конечно (большинство графов и князей являются потомками удачливых средневековых разбойников), а в новейшей истории. Насколько удается сохранить обаяние аристократу, когда он становится рыцарем кастета и фомки, вот в чем вопрос.

Барон из пьесы «На дне» ни капельки не обаятелен, но он не уголовник, а просто слабый человек, неудачник. И вообще литературный персонаж.

Я вам приведу случай не из литературы, а из реальной жизни — на мой взгляд он отлично раскрывает природу истинного аристократизма.

Аристократизм часто путают с интеллигентностью, хотя качества эти во многом противоположны. Настоящий аристократизм — не учтивость и безупречные манеры, а повышенная выживаемость, умение не пропасть в любой ситуации, приспособиться к ней и вопреки всему снова вскарабкаться наверх. Это как бойцовские качества у бультерьера, закрепленные генетикой. Там где интеллигент сгинет (причем одним из первых), аристократ выживет. Но моя история — из разряда не трагедий, а скорей плутовских романов.

Гаэтан Лербон барон де Люссац был отпрыском одной из самых знатных и почтенных южнофранцузских фамилий. После смерти отца (тот и вовсе был маркиз) семейство разорилось, мальчик отбился от рук, очень рано попал в дурную компанию и уже в девятилетнем возрасте начал бродяжничать — одним словом, наш барон, подобно горьковскому, оказался на самом дне общества.

В 13 лет он — юнга на торговом корабле, потом мальчишка-официант в лондонском кафе, где водит дружбу с сутенерами, мошенниками и ворами. Оказавшись в Париже, трудный подросток угодил из одной грязи в другую и быстро попал в тюрьму.

Оттуда, из самого подвала социальной пирамиды, он начинает медленно и настырно карабкаться по черной лестнице обратно, в бельэтаж.

Гаэтан «Барон» (уже не титул, а кликуха) вращается в самых мутных кругах парижского криминалитета. В ту пору, после Первой мировой, «конкретные пацаны» активно осваивали Монмартр с его ночными кабаками, борделями и букмейкерскими конторами. Приятные манеры, острый ум в сочетании с умением постоять за себя (однажды во время карточной ссоры Люссац пристрелил обидчика), а в особенности крепкие связи со средиземноморской мафией помогли «Барону» сделать быструю карьеру в классово чуждой среде. В двадцатые годы он уже владеет двумя ресторанами на пляс Пигаль, причем один из них, «Гран-дюк» являлся, как сказали бы теперь, эксклюзивным клубом для солидных господ, куда наведывались и видные политики.

О дальновидности де Люссаца свидетельствует то, что он рано завел доверительные отношения с секретной полицией — не в качестве стукача (это как раз было бы недальновидно и даже опасно), а в качестве «эксперта по безопасности». Во время пребывания в Париже важных иностранцев, в том числе августейших особ, «Барон», то есть уже опять просто барон, следил, чтобы с гостями, когда они посещают сомнительные заведения, не произошло никаких неприятностей.

Солидное заведение на пляс Пигаль

Во время шумного скандала из-за смерти афериста Ставиского в 1934 году (дело знаменитое, не буду пересказывать) наш аристократ, до этого широко известный в узких кругах, вдруг стал знаменитостью. Его арестовали вместе с еще двумя боссами марсельского преступного мира.

Однако де Люссац просидел в тюрьме недолго и как-то отбоярился. Французский климат, правда, стал для него жарковат. Тут-то и пригодились титул, происхождение и дальновидность. Еще в 1928 году барон оказал некие деликатные услуги правящему дому Монако и незадолго до начала второй мировой переселился в Монте-Карло, где создал процветающую и совершенно легальную империю игровых автоматов. Умер он богачом, почтенным членом общества, и ныне де Люссацы считаются одним из первых семейств Лазурного Берега.

Хэппи-энд.

Из комментариев к посту:

shagirt

У меня глюки или в рассказе сквозит одобрение этих приспособленцев, называемых аристократами? Отвратительно! Человеку с ЧСД, о которым так распространяться господин Акунин, лучше сдохнуть, чем приспосабливаться с помощью преступлений.

В общем, я таких «выплываемых» приспособленцев, типа Скарлетт О`Хара, не уважаю и дай Бог, чтоб их было поменьше. А интеллигенты мне нравятся. Настоящие интеллигенты, конечно, а не карикатура типа Васисуалия Лоханкина.

noel77

Сожалею, но не могу с вами согласиться — «не учтивость и безупречные манеры, а повышенная выживаемость, умение не пропасть в любой ситуации, приспособиться к ней и вопреки всему снова вскарабкаться наверх» — это девиз и суть уголовников… иными словами — «Сдохни ты сегодня, а я завтра»…

Нескромное обаяние аристократии

28. 06. 2011

Не то чтоб меня сильно занимала «аристократическая» тема, которой я коснулся на прошлой неделе, но так уж вышло, что на днях я по случайному совпадению соприкоснулся с сюжетом, подкрепившим мою разночинскую антипатию к этому капризному сословию.