Генри Киссинджер - Дипломатия
Однако между этими двумя англо-саксонскими государственными деятелями было существенное различие. Кэслри шел не в ногу не только со своими современниками, но и с устремлениями тогдашней британской внешней политики в целом. Он не оставил после себя наследия; ни один из британских государственных деятелей не брал Кэслри за образец. Вильсон же не только черпал свои идеи из глубинного источника американской мотивации, но и поднялся тут на новую высоту. Все его преемники были до какой-то степени вильсонианцами, и последующая американская внешняя политика сформировалась под влиянием его формул.
Лорд Стюарт, британский «наблюдатель», которому было позволено присутствовать на различных европейских конгрессах, сводный брат Кэслри, потратил значительную часть своей энергии, определяя пределы участия Великобритании, а не вклад ее в европейский консенсус. В Троппау он представил меморандум, подтверждающий право на самозащиту, но настаивавший на том, что Великобритания «не возьмет на себя, как член альянса, моральную ответственность за учреждение общеевропейской полиции»[100]. На конгрессе в Лайбахе лорду Стюарту было вменено в обязанность выступить с заявлением о том, что Великобритания никогда не свяжет себя обязательствами, направленными против «умозрительных» опасностей. А лично Кэслри изложил британскую позицию в государственном документе от 5 мая 1820 года. Четырехсторонний альянс, утверждал он, был учрежден для «освобождения значительной доли европейского континента от военного господства Франции... Он, однако, никогда не намечался стать Союзом для управления миром или для руководства внутренними делами других государств»[101].
В итоге Кэслри обнаружил себя зажатым между собственными убеждениями и внутриполитическими требованиями. Из этой невыносимой ситуации он не видел выхода. «Сэр, — заявил Кэслри на последней встрече с королем, — необходимо распроститься с Европой; только вы и я знаем ее и спасли ее; никто после меня не поймет дел на континенте»[102]. Четыре дня спустя он совершил самоубийство.
По мере роста зависимости Австрии от России Меттерних все чаще и чаще задавал себе самый трудный вопрос, как долго ему будет удаваться, апеллируя к консервативным принципам царя, удерживать Россию от использования собственных возможностей на Балканах и на периферии Европы. Срок этот составил почти три десятилетия, в течение которых Меттерних занимался революциями в Неаполе, Испании и Греции, сумев на деле сохранить европейский консенсус и предотвратить русскую интервенцию на Балканах.
Но «восточный вопрос» не исчез сам собой. По существу, он явился результатом борьбы за независимость на Балканах, когда различные национальности пытались освободиться от турецкого правления. Вызов системе Меттерниха заключался в том, что эта борьба вступала в противоречие с целями и задачами системы сохранить статус-кво и что движения за независимость, направленные против Турции сегодня, будут нацелены на Австрию завтра. Более того, царь, наиболее преданный идее легитимизма, был одновременно более всех готов совершить интервенцию, и никто — уж конечно, как в Лондоне, так и в Вене — не верил, что он способен сохранить статус-кво после того, как его армии отправятся в поход.
На какое-то время общая заинтересованность самортизировать удар от распада Оттоманской империи способствовала продолжению теплых отношений между Великобританией и Австрией. Как бы мало для англичан ни значили конкретные балканские проблемы, продвижение русских к проливам воспринималось бы как угроза британским интересам на Средиземном море, требующая упорного противодействия. Меттерних никогда лично не участвовал в британских усилиях противостоять русскому экспансионизму, хотя и приветствовал их от всей души. Его осторожная и, что самое главное, анонимная дипломатия: утверждение единства Европы, лесть по отношению к русским, обольщение англичан — помогла Австрии сохранить Россию как опору, в то время как задача сдерживания русского экспансионизма была возложена на другие государства.
Уход Меттерниха с политической сцены в 1848 году ознаменовал начало конца акробатических упражнений на высоко подвещенной проволоке, когда Австрия использовала единство консервативных интересов для сохранения достигнутого в Вене урегулирования. По правде говоря, легитимность не могла компенсировать до бесконечности неуклонное ухудшение геополитического положения Австрии и растущую несовместимость ее внутреннего государственного устройства и господствующих национальных тенденций. Но нюанс и является сущностью искусства управления государством. Меттерних очень ловко справлялся с «восточным вопросом», однако его преемники, не сумев воздействовать на Австрию таким образом, чтобы та изменила свое внутреннее устройство сообразно требованиям времени, попытались, в порядке компенсации, направить австрийскую дипломатию в русло силовой политики, не сдерживаемой концепцией легитимности. Это явилось началом демонтажа международного порядка.
Итак, случилось то, что хрупкое европейское содружество раскололось на мелкие кусочки под молотом «восточного вопроса». В 1854 году впервые со времен Наполеона великие державы вступили в войну. По иронии судьбы эта война — Крымская война, давно заклейменная историками как бессмысленное мероприятие, которое легко было предотвратить, — предопределилась не действиями России. Великобритании или Австрии, имевшими свой интерес в «восточном вопросе», но Францией.
В 1852 году французский император Наполеон III, только что пришедший к власти в результате переворота, убедил турецкого султана даровать ему титул «защитника христиан Оттоманской империи», то есть признать за ним роль, которую русский царь традиционно считал своей. Николай I взбесился по поводу того, что Наполеон, которого он считал нелегитимным выскочкой, осмелился сесть не в свои сани и выступить вместо России в качестве защитника балканских славян и потребовал равного статуса с Францией. Когда султан наотрез отказал русскому эмиссару, Россия разорвала с Турцией дипломатические отношения. Лорд Пальмерстон, формировавший британскую внешнюю политику середины XIX века, безумно подозрительно относился к России и настоял на посылке Королевского военно-морского флота в залив Бесика у выхода из Дарданелл. А царь продолжал действовать в духе системы Меттерниха. «Вы четверо, — заявил он, обращаясь к великим державам, — могли бы диктовать мне, но такого никогда не случится. Я могу рассчитывать на Берлин и Вену»[103]. Чтобы показать полнейшее пренебрежение, Николай распорядился оккупировать княжества Молдавию и Валахию (современную Румынию).
Австрия, которой больше всех было что терять в этой войне, предложила самоочевидное решение: Франция и Россия должны были выступить совместно в роли защитников оттоманских христиан. Пальмерстон не хотел ни того, ни другого. Чтобы усилить переговорную позицию Великобритании, он направил Королевский военно-морской флот к самому входу в Черное море. Это подвигло Турцию объявить войну России. Великобритания и Франция поддержали Турцию.
Настоящие причины войны, однако, лежали гораздо глубже. Религиозные претензии были на самом деле предлогами для осуществления замыслов политического и стратегического характера. Николай добивался воплощения в жизнь давней русской мечты заполучить Константинополь и проливы. Наполеон III увидел перед собой возможность покончить с изоляцией Франции и сломать Священный союз путем ослабления России. Пальмерстон же искал предлог, чтобы раз и навсегда не допустить Россию к проливам. И как только война разразилась, британские боевые корабли вошли в Черное море и стали уничтожать русский черноморский флот. Англофранцузские войска высадились в Крыму, чтобы захватить русскую военно-морскую базу Севастополь.
Для австрийских руководителей эти события несли в себе одни только трудности. Они считали важной традиционную дружбу с Россией, одновременно опасаясь того, что продвижение русских на Балканы может вызвать беспокойство среди славянского населения Австрии. Заботило и другое: а вдруг выступление на стороне своего старого друга России в Крыму даст Франции предлог напасть на итальянские территории Австрии?
Поначалу Австрия объявила нейтралитет, что было разумным шагом. Но новый министр иностранных дел Австрии граф Буоль решил, что бездействие только треплет нервы, а французская угроза австрийским владениям в Италии выбивает из колеи. Когда британская и французская армии осадили Севастополь, Австрия предъявила царю ультиматум с требованием ухода России из Молдавии и Валахии. Это и явилось решающим фактором окончания Крымской войны — по крайней мере, так с того времени считали правители России.
