Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее - Пьер Весперини
Джентрификация района неизбежно влечет за собой фактическую сегрегацию – в частности, школьную сегрегацию. В 2009 году отчет, опубликованный Проектом гражданских прав (Civil Rights Project), произвел сенсацию: в нем убедительно доказывалось, что в штате Нью-Йорк и в самом городе Нью-Йорке самые сегрегированные школы в стране. Не так давно (в июне 2021 года) этот доклад был обновлен, и вот его выводы:
«Штат Нью-Йорк остается самым сегрегированным штатом для чернокожих учеников и вторым по этой шкале для латиноамериканцев (после Калифорнии). Схемы сегрегации сохраняются с 2010 года, и чернокожие ученики чаще посещают сегрегированные школы. Еще больше учеников афроамериканского и латиноамериканского происхождения посещают школы с высоким уровнем бедности. Мы констатировали существенные расхождения в отношении расовой/этнической изоляции между частными и традиционными государственными школами. Количество частных школ значительно выросло с 2010 года, и они остаются наиболее сильно изолированными в расовом отношении».
И снова это явление особенно заметно в Верхнем Вест-Сайде, а также в Бруклине{280}. Вот что можно было прочесть в 2016 году на сайте Chalkbeat{281}, посвященном образованию в Нью-Йорке:
«Мэр выразил поддержку разнообразию в школах, но также заявил, что город должен уважать инвестиционные вложения родителей ‹…›, в то время как Кармен Фаринья, руководитель департамента образования Нью-Йорка, предостерегла против идеи “насильно пичкать людей интеграцией”».
Красочное замечание Кармен Фариньи даже в большей степени, чем жалкое заявление мэра, прекрасно демонстрирует, откуда берутся эти бездействие и пассивность. Поскольку, как заметила журналистка Slate{282}, если и есть политика, которой напичкали (особенно в форме исторических решений Верховного суда) белое большинство, – это как раз ликвидация сегрегации. Достаточно вспомнить о «Девятке из Литл-Рока» – чернокожих школьниках из Арканзаса, которых расисты у власти при помощи войск Национальной гвардии штата пытались изгнать из школы для белых (было это в 1957 году).
Это была краткая – даже слишком краткая – зарисовка, касающаяся положения меньшинств в Нью-Йорке{283}. Но на деле эта ситуация замаскирована и в каком-то смысле отменена самой культурой отмены: люди предпочитают нападать на реальные или воображаемые символы расизма и превосходства белой расы, а не на их бытовые и бытийные последствия в повседневной жизни.
Например, недавно поплатился Шекспир – как известно, куда более опасная угроза, чем нищета и школьная сегрегация. Так, открытый театр «Делакорт» в Центральном парке, где каждое лето ставят пьесы Барда в рамках программы «Шекспир в Парке» (Shakespeare in the Park), выбрал для постановки «Виндзорских насмешниц». Удивительно? Не спешите. Давайте посмотрим, как было дело. Прежде всего, как вам объяснит The New York Times (если вы сами не додумались), «эта пьеса, действие которой происходит недалеко от Лондона и которая отражает консервативную мораль города, также пропитана опасной ксенофобией»{284}. Если вам трудно уловить связь между Фальстафом и доктором Геббельсом, то «шекспировед при Общественном театре», с которым предусмотрительно проконсультировались журналисты газеты, предлагает вам неоспоримое доказательство: «[Пьеса] о нетерпимости к другим, и она просто мерзкая».
Однако еще одна «шекспироведка», также сотрудничающая с театром, отметила, что у пьесы все же есть некоторый потенциал. Так что ей можно дать шанс. Да, но как тогда ее поставить? Режиссер отправился к драматургу Джослин Био, родившейся в семье выходцев из Ганы, чтобы она адаптировала пьесу – так сказать, поспособствовала ее «исправлению». Как она рассказала на первой репетиции, во время учебы в театральном институте преподаватель посмотрел на ее внешность, послушал ее акцент и решил, что Шекспир не для нее:
«Мне сказали, что вся моя “чернокожесть”, “африканскость”, “ньюйоркскость” никоим образом не имеет отношения к Шекспиру».
И поэтому, как она призналась со слезами во время видеозвонка перед сотней зрителей, возможность «вложить всю себя, все свое в то, к чему я, как мне говорили, не имею никакого отношения» стала для нее «чем-то невероятным».
Налицо трагический зеркальный эффект расизма. Поскольку какой-то преподаватель-расист сказал Джослин, что Шекспир не для нее, ее отношения с Шекспиром так и будут формироваться под влиянием этой обиды: вместо того чтобы обрести собственное, личное отношение к Шекспиру, то есть вместо того чтобы читать его, отделяя гениального драматурга эпохи Возрождения от недостойного использования его имени каким-то безвестным расистом пятьсот лет спустя, и, следовательно, вместо того чтобы читать его, стараясь понять великого поэта, жившего в мире, совершенно отличном от ее собственного, она читает его через призму этого отвержения. Ее отогнали от Шекспира, и, значит, ей нужно вложить в него всю себя и все свое, вычеркнув все, чего она не понимает, – то есть все, что делает Шекспира Шекспиром. И потому она гордится, что заменила «непонятные шутки» на остроты «с упоминаниями пальмового вина, джолофа и кокоямса», которые, как охотно поясняет The New York Times, могли бы понять и «ее ганская тетушка, живущая в Гарлеме», и «сенегальская парикмахерша, заплетающая ей косы каждую неделю»{285}. И вот Шекспир спасен, как гласит вердикт «шекспироведа». «Это была уродливая пьеса, – заявил он журналистам газеты, – и ее сумели сделать красивой». И The New York Times разражается восторженной похвалой: «Комедия о нетерпимости стала праздником многообразия».
Каков же был результат этого торжества Добра над Злом?
Вот что писал мне мой нью-йоркский друг, не пропускавший ни одной постановки «Шекспира в Парке»:
«Что примечательно, актеры в спектакле играли с большим подъемом, и их настроение было заразительным. Но восхитительная пьеса Шекспира была сведена к простому фарсу и много потеряла при адаптации. Джослин Био – чтобы, по ее словам, сделать Шекспира доступным для афроамериканской публики – переписала пьесу, изобразив в ней западноафриканскую диаспору Гарлема. Ради комического эффекта отличные актеры и актрисы окарикатурили акцент, мимику, жесты и характерные словечки Западной Африки. ‹…› Чернокожие составляли едва ли десятую часть зрителей, хотя парк совсем рядом с Гарлемом, театр провел просто огненную кампанию по привлечению чернокожих зрителей, а спектакль был бесплатным. В результате создавалось впечатление, что мы на каком-то псевдонегритянском шоу из прошлого века и это белые актеры с перемазанными ваксой лицами пародируют афроамериканскую культуру, чтобы насмешить белую публику. И вот вершина этого “вокизма” – ведь замечательные актеры этого фарса могли бы подарить нам великолепную постановку “Виндзорских насмешниц”, самую малость скорректировав пьесу, чтобы перенести действие в Гарлем. Такое ощущение, что драматург и режиссер Сахим Али недостаточно уверены в своих чернокожих актерах, чтобы позволить им играть настоящего Шекспира. Печальное зрелище!»
В последнее время к этой зацикленности на символах, никак не влияющей на реальную жизнь меньшинств, добавилась (можно подумать, люди состязаются друг с другом в безумии и нелепости) борьба с тем, что по ту сторону Атлантики называют колоризмом: теперь, наоборот, современные прогрессисты одержимы равной и безупречно пропорциональной представленностью всего разнообразия цветов кожи.
Какой неожиданный и трагический поворот: расистскую одержимость белых элит теперь подхватили потомки их первых жертв. Яд
