Балтийская трагедия. Катастрофа - Игорь Львович Бунич
В полной темноте мелькали тусклые лучи аварийных фонарей и слышался властный голос доктора Коровина.
23:55
Адмирал Трибуц в своём салоне на крейсере «Киров» пытался собраться с мыслями и наметить дальнейший план действий. Ещё до наступления темноты адмирал дал приказ остановить движение всех конвоев и отрядов боевых кораблей, не хуже других зная из теории военно-морского искусства о том, что при форсировании минного поля останавливаться нельзя.
Но в данном случае обстановка была совершенно особой, не имеющей никакого исторического аналога, а следовательно, и соответствующего научно-прикладного анализа.
Сотни, а возможно тысячи мин, сорванные с якорей, страшными косяками шли навстречу кораблям и транспортам, подчиняясь только воле встречного ветра и волн. Никакой защиты от них не было, да и не существовало. Особенно с наступлением темноты. С высокобортных транспортов мину и в светлое время суток было трудно заметить и почти невозможно предотвратить её столкновение с судном.
Лучше отстояться на якоре, спустить шлюпки с наблюдателями и пытаться, по мере возможности, отводить свободно гуляющие по морю шары от бортов кораблей.
Сведения об уже понесённых потерях, которые флагманская служба связи сумела вытащить из бушующего эфира, повергли адмирала в шок. Знакомые корабли и ещё более знакомые командиры ушли в вечность, в небытие, перестали существовать к исходу суток 28 августа.
Многие сведения доходили до «Кирова» в неточном или сильно искаженном виде, ретранслируемые случайными и вовсе неизвестными источниками. Так совсем недавно пришло сразу два сообщения о гибели лидера «Минск» со всем экипажем и находящимся на нём штабом флота во главе с адмиралом Пантелеевым. Особенно досадна была гибель Пантелеева. Не говоря уже о том, что Трибуц очень хорошо сработался с Пантелеевым, он выше военных талантов своего начальника штаба ценил его высокую порядочность как человека, особенно в условиях той жестокой реальности, когда проявлять свою порядочность было крайне опасно. Трибуц понимал, что если ему удастся благополучно прибыть в Ленинград, неминуемо начнется следствие по всем аспектам деятельности флота, обороны Таллинна и этого похода, а потому потеря такого важного свидетеля как адмирал Пантелеев, который мог честно и беспристрастно объяснить многие поступки и решения командующего флотом, была для адмирала Трибуца очень болезненной.
Глубокую личную боль причинили известия о гибели на «Артёме» капитана 2-го ранга Сидорова и на «Володарском» — капитана 2-го ранга Фалина. Оба были старыми соплавателями адмирала. С первым он когда-то служил в одной бригаде, зная его как отличного моряка с широким кругозором и огромным опытом. С Николаем Фалиным Трибуцу довелось ещё в молодости совершить переход вокруг Европы — из Кронштадта в Севастополь на линейном корабле «Парижская Коммуна», а затем вместе служить на балтийских эсминцах.
Трибуц уже знал и о гибели других командиров кораблей: капитана 3-го ранга Баландина, старшего лейтенанта Родзиева, старшего лейтенанта Орлова, капитан-лейтенанта Филиппова, капитана 3-го ранга Аверочкина. Он ещё ничего не знал об остальных. В частности, о судьбе контр-адмирала Ралля. По одним сведениям он погиб, по другим — был раненным снят на катер.
И всё время перед глазами стоял переламывающийся пополам «Яков Свердлов» и стелющийся над морем дым, оставшийся на месте мгновенно затонувшего эсминца.
Но то, что ещё цел «Киров» — это большая удача. Укрытый ночной темнотой крейсер стоял посреди нашпигованного минами залива. Сотни глаз выставленных на верхней палубе наблюдателей следили за поверхностью воды. Четыре шлюпки дежурили у форштевня крейсера.
Адмирал понимал, что противник был захвачен по каким-то причинам врасплох. Видимо, немцы не ожидали, что так быстро удастся осуществить погрузку войск на транспорты, организовать конвои и увести из Таллинна такую уйму кораблей. Весь прошедший день говорил именно об этом. Не очень уверенные и целеустремленные атаки авиации, полное отсутствие в море немецких и финских торпедных катеров, импровизированные действия с берега. Завтра всё будет хуже. С первыми же лучами солнца начнутся систематические налёты авиации на все корабли и суда, атаки надводных кораблей и мины. Мины никуда не денутся. Они были сегодня, они будут завтра. По его расчётам, они сейчас находятся где-то на середине минного заграждения, форсировать которое засветло так и не удалось.
Прежде всего необходимо восстановить ордер охранения. «Яков Свердлов», охранявший «Киров» со стороны левого борта, погиб. Где-то за кормой в темноте остался подорванный «Гордый», несший охранение с правого борта. Отстал и «Ленинград», шедший в замке ордера. Остался только «Сметливый».
Что касается остальных кораблей, то в штабе уже знали, что все эсминцы и сторожевики арьергарда адмирала Ралля погибли. В штабе считали, что погиб «Минск», а чуть ранее — «Скорый». При проведении любой операции на море в штаб флагмана всегда приходит большой объём искаженной или просто неверной информации.
Подорвался и отстал «Славный». Его дальнейшая судьба была пока неизвестна. Неизвестно было также, где находится лидер «Ленинград», а также эсминцы «Свирепый» и «Суровый». Связи с ними не было, но и никаких сообщений об их гибели или серьёзных повреждениях также не поступало.
Зато с правого борта «Кирова» возник из темноты (и чуть не попал под обстрел) тральщик «Патрон» старшего лейтенанта Ефимова, который входил в отряд тральщиков, ведущих силы прикрытия адмирала Пантелеева. Пока было неясно, почему «Патрон» оторвался от сил прикрытия и где остальные тральщики отряда. Ему было приказано оставаться с правого борта «Кирова», заменив повреждённый «Гордый». Если не удастся связаться с другими кораблями, то придётся поставить с левого борта «Сметливый» и с первыми же лучами рассвета сниматься с якоря и идти в Кронштадт.
— Завтра, — предрек адмирал Трибуц находящимся вместе с ним в салоне адмиралу Дрозду и капитану 1-го ранга Питерскому, — главную опасность будут представлять не мины, а авиация противника.
Никто из присутствующих не возражал. Все понимали, что именно так и будет. В связи с гибелью, выходом из строя и уходом практически всех боевых кораблей, беззащитные, переполненные людьми транспорты фактически оставляются на растерзание немецким бомбардировщикам. Воцарившаяся в адмиральском салоне тишина была очень напряжённой.
Чтобы прервать неловкое молчание, адмирал Трибуц нервным жестом взял со стола бумагу, представленную ему накануне адмиралом Дроздом. Это был рапорт командира «Кирова» капитана 2-го ранга Сухорукова на имя Дрозда, напоминающий о том, что в ходе обороны Таллинна с крейсера в составе сводного батальона морской пехоты на сухопутный фронт было направлено сорок два человека. Ни один из них на корабль не вернулся. Сухоруков просил указаний у Дрозда, как этих людей теперь числить? Но Дрозд лишь завизировал рапорт, предоставив принять решение командующему флотом.
— Как же
