Газета Завтра Газета - Газета Завтра 470 (48 2002)
В.Г. Верно. Именно в те годы эта миссия была возложена на Брежнева. Для укрепления армии, ее вооружения он сделал неимоверно много, впоследствии передав дело укрепления оборонного щита страны в талантливые и энергичные руки Д.Ф.Устинова.
Верховный Совет СССР, Президиум которого возглавил Брежнев, был тоже высокой школой управления страной. И Хрущев не зря перевел его в ЦК и сделал вторым секретарем, а по существу — человеком, который вел всю партийно-организационную работу в стране. Этого опыта вполне хватало, чтобы возглавить великую державу. И он, избранный генсеком, начинал достойно, вводя новации в сельском хозяйстве, да и в экономике в целом, немало сделав и для повышения уровня жизни народа. Не ослабляя внимания к оборонным делам, он умело вел переговоры с западными странами о снижении ядерной угрозы, создавал условия для сотрудничества с США и европейскими государствами.
Ну и нельзя не сказать о социальном климате, установившемся в стране. После Хрущева народ ждал и стабильности и улучшения жизни. Не все получилось, но пока Брежнев был здоров, работа велась интенсивно. Поэтому критика Леонида Ильича справедлива только в период последних 6-7 лет, когда он был тяжело болен.
Вот это я говорю о Брежневе как о крупном политическом деятеле мирового масштаба. Были у него ошибки? Конечно. У кого их нет. Ему бы сложить с себя обязанности, потому что ошибки назревали стратегические. Так товарищи из Политбюро его не отпускали. Чувствовали — не будет Брежнева и им не усидеть. Потому и ввели ему рабочий режим по самочувствию.
Это я назвал качества борца и бойца, но у медали есть и оборотная сторона. Без его энергии, вообще энергии первого человека, лидера государства жизнь замирает. Ну и вцепились в него мелкие и жалкие газетные шавки. Не знаю только от глупости или за деньги. Сейчас им уже не только Брежнев нужен. Они Брежнева пригвоздили. Теперь за семью взялись. А там есть, что посмаковать. В личной жизни он до болезни был скромным и несчастным человеком.
В какой-то газете был заголовок: "Дачи семьи Брежнева". Какие дачи? Какая семья? У него дочь в двадцать один год (он только приехал в Молдавию) ушла из дома, вышла замуж за престарелого циркача, бросила второй курс Кишиневского университета. Она жила самостоятельно, всю жизнь себе сломала, Леониду Ильичу травму нанесла на все оставшиеся годы. Галина всегда вела себя — не приведи господи. А сын? Вроде и мужик не злобный, но с рюмкой сдружился. Ну, какой он замминистра? И как его Патоличев терпел? Я тебе это говорю всё откровенно. Мне ни бояться, ни скрывать нечего. Ты знаешь, я и в комсомоле был, рот не зажимал никому. И сейчас готов все говорить, хотя дело не в детях. Главное, надо сохранить партию. А ее разрушают, клевещут, плетут небылицы. Пишут, что было и чего не было. Чтобы очистить всё, сильный человек нужен, решительный. Иначе в помоях утопят всех: и правых и неправых. Вот моя жена предчувствует: "Слушай, а ведь Михаила сбросят. Слабый он, сломается. Да и соратников не имеет. Врагов нажил до черта!"
Не хотелось бы верить, что он инициатор развала партии. Тут кто-то действует поумнее. Но и Михаил должен понимать: развалится партия и рухнет государство — беды не оберешься. Не уйти тогда ему от осуждения. А потом кто придет? Я говорю жене: сам не знаю, не вижу лидера. Я сейчас мало с кем общаюсь. Но нужно над этим думать, работать. Надо перехватить у демагогов инициативу, чтобы она была в руках партии. Вот что нужно. Но кто это может сделать? Я тебе вот что скажу. Мне думается, что до съезда генсек должен распрощаться с некоторыми из своих прихлебателей. Не вижу там твердых ленинцев и твердых его соратников. Но зато вижу, что у Михаила нервы уже не выдерживают, мякнет он. Его выступление на сессии, когда он разгорячился, — это срыв. Конечно, не нужно было бы это допускать. Вся страна слушала, извини, истерические рыдания. Надо готовиться к серьезной борьбе в центре. Потом на местах, поскольку все пойдет по линии первичных организаций. Комсомол надо подключать. Ну, а на места посылать верных людей. За дело рабочих и крестьян надо бороться. Тогда власть устоит.
В.Б. Думаю, наш рабочий класс может и не устоять. А деревенским все равно, что будет.
В.Г. Трудно сказать, Валерий Иванович. Это ведь как поманить, что пообещать. Живем тяжело. Кое-кто и голову может потерять — закружится, захочется чего-то новенького, сдадут и предадут партию. Особенно, если первой скурвится интеллигенция. Говорю об этом с сожалением. Сами мы из этой среды. А интеллигенция творческая готова к любому предательству — это у нее в крови, профессиональное. Нет более проституированной прослойки. Ведь и сегодня интеллигенция так называемая подзуживает. Многое, конечно, и правильно говорится. Но посмотри — чем бездарнее личность, тем агрессивнее набирает очки на политической арене. То, что тот или иной не может сделать на сцене или в литературе, творит на политических подмостках.
В.Б. А сколько лет было Брежневу, когда вы познакомились?
В.Г. Что-то лет 45-46. Он родился в 1906 году в Днепродзержинске, тогда название городка было "Каменское". Там на металлургических заводах почти вся семья Брежневых работала. Да и он смолоду пошел слесарем на завод. Династия металлургов там трудилась.
В.Б. А почему же он пошел учиться в землеустроительно-мелиоративный техникум, работал землеустроителем в Курске, Белоруссии, где-то на Урале?
В.Г. Черт его знает. Я и сам толком понять не мог, что его туда потянуло. Может быть, семейные неурядицы, а может, потому что отец родом из Курской губернии. Не знаю, Валерий Иванович. В этом отношении у него много непонятного в биографии. Но на счету он, видимо, был неплохом. В 1929 году в партию вступил. На Урале работал и в Бисерском районном Совете, и в Свердловске поднялся до начальника уральского окружного земельного управления. Но это все как-то быстро происходило. В 1931 году он уже снова в Днепродзержинске и учится в металлургическом заочном институте. Даже будучи студентом, становится его директором. Институт-то в ту пору, видимо, был не ахти какой. Его скоро в техникум преобразовали, а Леонид пошел начальником смены в заводской цех.
В.Б. Умел Леонид Ильич показать свои способности, да, видимо, и впрямь был человеком неординарным?
В.Г. Это уж точно. Мне перед выборами приходилось сочинять его биографию. Вопросов было немало. Призвали на действительную службу, а он добился и вскоре стал учиться курсантом танковой школы. Вроде канун войны, армия перевооружается. Танкисты на вес золота, а в 1936 году он снова директор Днепродзержинского металлургического техникума. Но немного проработал директором. Через год работает в обкоме партии, а в 1939 году в нем уже секретарствует.
Ну, а с начала войны — в армии, в политуправлении. В политических должностях он и прошел весь путь от Кавказа до Германии. Генералом стал, на Параде Победы участвовал. Дальше — первый секретарь Запорожского и Днепропетровского обкомов партии. С 1950 года в Молдавии — первый секретарь ЦК Компартии республики. Здесь я с ним и познакомился. Скоро позвал к себе работать помощником. Речи-то писать он был небольшой мастак. Ему писарь нужен был, ну и советчик. Мне, откровенно говоря, идти к нему не хотелось. В ту пору Черненко был заведующим Отделом пропаганды. Его из Москвы прислали после окончания ВПШ, хотя жил он прежде в Красноярском крае.
В.Б. Сегодня идет огромная почта. Вы знаете, сколько в ЦК вообще пишет людей? Свыше миллиона писем в год. Но что удивительно? Люди возвращаются к идеям периода Брежнева, Андропова и особенно почему-то Черненко. Черненко-то вы знаете хорошо.
В.Г. Ну, к идеям Черненко возвращаться — пустая трата времени. Что касается его теоретической грамоты, то это, конечно, домострой, как говорят. Как-то захожу к нему. У Черненко кто-то сидел, и он мне с гордостью говорит:
— Виктор, поздравь меня, я заочно закончил факультет Кишиневского пединститута.
Думаю: "Боже мой, да он оказывается и грамотешки не имел". ВПШ давала партийное образование. Имелось ввиду, что высшее уже есть, а у него ничего не было. Вот так мы с ним познакомились. Близких отношений никогда не было. Но то, что я знал его слабости, тащил за уши вверх, дало ему основания и бояться меня и, думаю, ненавидеть.
В.Б. Кстати, я так и не понял: как он появился в поле зрения Брежнева? Что за метаморфоза произошла?
В.Г. В 1957 году он примчался ко мне в Москву. Какой-то весь затравленный. Попросился на прием. Разговорились. Сидит и плачет. Знал его лет десять. Правда, я раньше него был в Молдавии. Я в 1945 году там появился, а он в 48-м приехал. Я заведующим сектором в ЦК Молдавии работал. Одновременно по совместительству был редактором журнала "Литература ши арта". И, вообще, в ЦК слыл главным писарем. Когда Черненко приехал, я как раз был болен. Ребята приходили, говорят: "Вот не было заведующего отделом. Теперь появился". Он меня не подпускал ни к себе, ни к Брежневу, ни к кому. А мне-то что? Зачем мне Брежневу глаза мозолить? Если бы я начал жить сначала, я бы лучше всего остался, как начинал — директором средней школы…
