Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6416 ( № 21 2013)
– И чудо творчества также не требует вопросов и ответов?
– Что делать с чуваком, который не хочет говорить, или не может, или устал? В такой момент ваш мозг ищет новое решение. Это прекрасно! На этом был построен мой метод импровизации. Прежде чем вы увидели тот или иной кадр, было сделано множество дублей, когда актёрам пришлось искать решение ситуации, которое не было заранее написано в сценарии. Они находили, и это было их решение. А мне для фильма нужно было выбрать только один дубль, и это было моим решением. Поэтому смысл фильма не в том, что он касается этой темы. Просто взяв душещипательную тему и заставив актёров плакать, ты не сможешь вызвать искреннюю реакцию зрителя. Это ремесло. Но всё происходит по-другому. Я бы хотел так уметь манипулировать людьми, чтобы делать их счастливыми!
– К вопросу о ремесле: вы же не учились, скажем, во ВГИКе, у вас нет диплома о режиссёрском образовании. Просто – классический самородок-самоучка…
– Я бываю во ВГИКе, знаком со многими тамошними преподавателями, замечательные все люди, но думаю, что это всё не работает. Не хочу своё мнение навязывать. Но об этом говорят мои наблюдения, мой практический опыт, который соединился в данном случае с интересом к природе ума вообще и к тому, как вещи познаются. Снимаю кино по методу, который я сам создал. И что касается саморазвития, то для меня этот фильм – совсем другой уровень. Продюсеры кивали головой и запускали в производство мелодраму, а форму никто не обсуждал. Я её чувствовал, как некоторые гитаристы сами делают для себя гитару. Мне кажется, этот метод хорош для нашего времени уже потому, что технически сейчас можно снимать кино на маленькие цифровые камеры без света, как у нас. А хорошая критика на фильм подтверждает заинтересованность в распространении этого метода. Притом он освобождает нас от ненужного страдания, которое несёт нам кинопроизводство с большими бюджетами, обилием техники и эгоистическими настройками всех и каждого. Такой метод делает процесс более домашним, но и более сложным. Но страдаем-то мы не от технической сложности, а от того хаоса, который сеем в головах друг друга.
– Мне тоже понравилась приближённость камеры к исполнителям, её подрагивание, когда оператор снимает с плеча, а не со штатива – всё это даёт эффект документалистского правдоподобия, сверхреальности. Как будто перед камерой и соответственно перед зрителем вовсе не актёры, а реальные люди со своим внутренним миром и своей бедой. Вы говорите о сугубо техническом аспекте. Но, скажем, Ларс фон Триер уже давно использует маленькие цифровые камеры…
– Да, без фон Триера не было бы многих фильмов, в том числе и моих. Важно работать с людьми и получать от этого удовольствие. Удовольствие человека, который что-то создаёт. Радость создания тоже заключена в методе. Например, момент открытия актёром верного решения для своего персонажа. Неслучайно я всех просил сфокусироваться на ребёнке (Актёр Роман Зенчук. – Авт .) – он был нашим гуру. Актёрам нужно было научиться заново играть. Первые два часа работы актёры и режиссёр пытались решать стоящие перед ними задачи привычными схемами. Надо было что-то изменить. И я делал дубль более длинным, чтобы схемы заканчивались и начиналось что-то новое. Это было очень интересно. Я закрывал себе рот, чтобы не начать вмешиваться, удалить самого себя. А на монтаже надо было избавить фильм от «каши», и я монтировал, не следуя какой-то эстетике, а следуя естественному ощущению развития истории. Идёшь туда, куда актёры идут. Вот смотрите вы на импрессионистские картины, они дают вам много ощущений, а потом кто-то подходит и говорит: «Да здесь ничего не прорисовано!» А смысл в том, что линии не чёткие!
– В импрессионизме линий вообще нет.
– Но есть чистота ощущений и радость от момента. Это открытие импрессионистов. Свет-то на деревья совсем иначе падает, а не так, как им говорили в академии. И голливудские фильмы не то что красивые, они чрезмерные, в них много света, чтобы из актёра сделать объект, которым зритель должен восторгаться. Нельзя говорить, что авторское кино снято небрежно или некрасиво, просто там часто используется свободная форма и внимание сосредоточено на спонтанном поведении людей. Если снимать без света актёра, идущего по тёмному коридору, то в какой-то момент его движение прорисуется в красивом письме светотени, где-то его фигура даст выразительный абрис, а в другой момент он окажется в луче солнца. Мы снимали без света, и это позволяло нам всё время фокусироваться на судьбах. И для меня это было революцией. Вместо того чтобы использовать объективный набор правил, ты действуешь наоборот. Я сказал группе и актёрам: пусть каждая сцена будет для нас сюрпризом. Не контролируйте себя и давайте верить друг другу! Делайте нелепые вещи – а вдруг в них окажется проблеск чего-то неожиданного, что заставит зрителя испытать лёгкий укол свежести? Свежести человеческой реакции.
– Блестяще работает актёрский ансамбль! А Мария Шалаева, исполнительница главной роли, настолько филигранно балансирует в психологических тисках между трагедией и комедией, что смотришь на неё заворожённо и не успеваешь отсмеяться и отплакаться, – эти реакции идут встык! – высочайшее мастерство трагикомедии. Но насколько импровизация противоречила первоначальному сценарию?
– Роль сценария состоит лишь в том, чтобы направить актёров, но снятая чисто по бумаге история может и не взволновать зрителя, оставить его равнодушным. Когда мы идём на фильм, мы хотим чуда эмоционального вовлечения. Киноманский опыт, когда ты помнишь собственную реакцию на тот или иной момент в фильмах разных режиссёров разных времён, – это самый надёжный критерий в режиссуре. По этому пути успешно идут Вуди Аллен, Спилберг, Тарантино. Нового как явления нет, это просто очередная комбинация чего-то старого. И ты имеешь возможность синтезировать свои ощущения, вспоминая чужие фильмы. Мне нужно было очистить актёров от всей этой интеллектуальной мути – большой западни для режиссёра. Это ручная работа по конкретике, чтобы поведение людей в кадре было реалистичным. Мой настоящий режиссёрский эгоизм, который ведёт к чему-то реальному, проявляется в том, чтобы меня было как можно меньше. Я лишь документально фиксировал сомнения и нерешительность актёра, который в импровизации испытывал сложные неоднозначные чувства. Этот метод подразумевает 150 часов отснятого материала ради создания полуторачасового фильма. Каким-то удивительным образом, фигурным пируэтом, у нас это всё переходило в историю. Потому что нашим компасом была возвышенная история любви мамы и сына.
Беседовала Арина АБРОСИМОВА
Точка на карте
Когда мне нужно узнать, где находится та или иная точка на карте, я по привычке беру "Малый атлас мира" - толстенькую книжицу, изданную в 1974 году. Но в последнее время всё чаще не нахожу того, что нужно. Особенно на севере Западной Сибири.
Местность между Обью и Енисеем в атласе почти пуста. Несколько населённых пунктов – Надым, Нумто, Кочевая, Тарко-Сале, Халесовая, Толька, – ни красных линий, обозначающих железные дороги, ни коричневых – обозначающих автомобильные. Дикий край. Но, оказывается, за последние сорок лет многое изменилось. Появились и города, и дороги.
К северу Сибири у меня давний интерес. Такие просторы, такие богатства. Но как там живут, как осваивают эту землю? Поэтому, когда появилась оказия слетать в Ямало-Ненецкий автономный округ, я вызвался. Летели мы из Москвы в город Ноябрьск чуть больше трёх часов. Потом загрузились в автобус и ехали до города Губкинского ещё почти четыре.
Пейзаж за окном нельзя назвать радостным – низкорослые сосенки и берёзки, практически идеальная плоскость – ни гор, ни даже холмиков. Почти нет селений, и если бы не опоры электропередачи – одни столбы обыкновенные, почти городские, другие циклопические, напоминающие скелеты инопланетных кораблей, – да отходящие от трассы узкие дороги, можно было бы подумать, что мы оказались за пределами цивилизации.
Да, ещё один признак того, что эти леса, пустоши, болота обошли, ощупали, изрыли люди, – то и дело на глаза попадались торчащие из земли трубы и реже мерно двигающиеся вниз-вверх качалки. Это поднимают из-под земли нефть[?]
Я, конечно, знал, что вышка нужна во время бурения, и потом её убирают, но всё равно был удивлён этим примитивным, вроде как незаметным агрегатом. Торчит из земли кусок железа, а от него отходит этакий крошечный вал – слегка присыпанная землёй труба. Потом эта труба соединяется с другой, побольше, та со следующей. Ещё и ещё. Как сосуды под кожей… И в конечном счёте артерия доставляет потребителям сотни, тысячи, десятки тысяч кубометров газа и тонны нефти.
