Эксперт Эксперт - Эксперт № 07 (2013)
— Наглядная эволюция ребенка от плохой семьи к пусть даже хорошему интернату?
— Да, люди поняли, что они работают много лет в системе, которая делает это с детьми. В систему приходят дети, да, пусть грязные, пусть вшивые, пусть чего-то не умеющие и не знающие, но живые, любящие, преданные, с нормальным сердцем. А после нескольких лет жизни со сбалансированным питанием и с компьютерными классами они превращаются в нечто пугающее, которым говоришь, что мать умерла, они отвечают: «Хорошо, пенсия будет больше». И в этом главный ужас этой системы.
Следующая проблема — тотальное нарушение личных границ во всех этих детских учреждениях. Там не закрывается ни один туалет, там не закрывается ни один душ. Там нормально, когда трусы лежат в общей коробке на всю группу. Там нормально, когда девочке нужны прокладки, и она должна идти к медсестре на другой этаж об этом просить. Постоянное тотальное нарушение границ, когда тебя постоянно могут повести на какой-то осмотр чужие совершенно люди. Вспоминается какое-то ток-шоу, где разбирался скандал, как в детском доме мужик, сам будучи опекуном, брал мальчиков на выходные из детского дома и домогался их. Не то чтобы насиловал, но приставал. Он запалился на том, что позвал ребенка со двора и тоже к нему полез — семейного ребенка. И семейный ребенок пришел домой в шоковом состоянии, в слезах. Его мама сразу это заметила, стала у него спрашивать, и все это раскрутилось. Детей из детского дома он перед этим брал на выходные два года, и еще один мальчик из детдома у него жил постоянно. Ни разу они не были ни в шоке, ни в слезах. Журналисты берут интервью у директора, она говорит: «Да не может этого быть, да они совершенно не жаловались, каждую неделю их осматривает медсестра, мы бы заметили». Она не очень даже отдает себе отчет в том, что говорит. На самом деле дети живут годами в ситуации, когда любая чужая тетка может в любой момент их раздеть, осмотреть, во все места залезть. Чем их после этого удивит педофил? Ну они не были впечатлены, он все-таки дяденька. Кстати, возможно, он делает это более ласково и бережно, чем медсестра.
Дети постоянно живут в ситуации нарушения личных границ. Естественно, они потом оказываются очень легкой добычей для любого негодяя, потому что не знают, как можно сказать «нет». И насилия очень много внутри детских коллективов, потому что дети не видят в этом проблемы: ну зажали в углу, ну отымели, а что? И конечно, бывает очень трудно тем детям, которые попали в детский дом в более взрослом возрасте из семьи, для них это тяжелейшая травма.
— Как дети из детских домов адаптируются к взрослой жизни?
— Когда ребенок живет в семье, мы постепенно передаем ему все больше и больше прав по принятию решений. В пять лет ему можно гулять только с нами, в десять можно уже самому, а в пятнадцать он один ездит по городу. В детском доме правила для всех одни, будь тебе четыре года или восемнадцать. Детские дома становятся все более закрытыми, когда внутри корпуса с этажа на этаж можно проходить только по электронным пропускам. Самые дорогие навороченные детские дома устроены как тюрьмы: безопасность, безопасность, безопасность. И для всех распорядок дня с отбоем в девять часов. Дети живут полностью регламентированной жизнью.
— Опыта принятия решений у них нет?
— Никакого опыта, все по команде: на горшок по команде, уроки делать по команде, кушать по команде. И еще — полные гарантии. С одной стороны, у тебя все регламентировано, с другой — за тебя все делают. Там сейчас в моде комнаты подготовки к самостоятельной жизни. Кухня, где учат готовить, например. Но ведь подготовка к самостоятельной жизни не в том состоит, чтобы тебя научили варить макароны, — варить макароны можно по интернету научиться за пять минут. Я спрашиваю всегда: если вы дали им деньги на продукты, а они пошли в магазин и купили вместо этого пепси-колу с шоколадом или сигареты, не купили продукты на ужин и не приготовили ужин или так его готовили, что он получился несъедобным, — они без ужина останутся в этот день? Воспитателей аж кондратий хватает: «Как, конечно нет, это невозможно!» Они не понимают главного: в жизни так устроено, что если ты не приготовил ужин, у тебя просто не будет ужина. Никто не будет тебя воспитывать, никто не будет тебе читать нотаций — просто не будет, и все.
— В детском доме ответственность не наступает?
— Ответственность не наступает вообще. Если ребенок порвал или испачкал майку, он ее снимает и выбрасывает в окно. Потом он завхозу скажет: «Потерял» — и завхоз вытащит другую. Для него это какой-то непонятный и бездонный источник, который выплюнет очередную майку. И все эти благотворители, которые приезжают с подарками, — потом волонтеры рассказывают, как дети в футбол играют конфетами и ходят с хрустом по мобильным телефонам. У ребенка есть фантазия, что он — бедная сиротка и мир устроен так, что все ему должны.
— И из этого мира всегда будут сыпаться блага…
— Да, и всегда будут сыпаться. Психологи удивляются представлениям о жизни детей из детских домов. Дети говорят: я буду жить в большом доме, и у меня будут слуги. А они так и живут — в большом доме, где у них слуги. Потому что сейчас санэпидемстанция запретила все: они не могут участвовать в приготовлении пищи, они не могут стирать.
— Тоже из соображений безопасности?
— Во-первых, ужасный детский труд, а во-вторых, безопасность. Практически во всех детских учреждениях за последние годы закрыты все мастерские, все приусадебные участки, фермы, огороды, теплицы. Все это детский труд, и все это нельзя.
— Был принят какой- то документ, которым все это запретили?
— Я не знаю, был ли принят какой-то документ. Это просто практика. Сейчас в детском доме нельзя держать животных, кроме рыбок и черепах. Хомячка даже нельзя — все запрещено. Я разговаривала с директором, который нашел выход. Дети все время приносили щенков, котят, а держать их категорически запрещено. Так он сделал кинологический кружок, нашел кинолога, оформил его на четверть ставки, и под этим соусом у него во дворе живет Тузик. Дети счастливы.
Безумие, просто безумие: дети не могут отвечать сами ни за кого, у них самих ноль процентов свободы и сто процентов гарантии. Потом они вырастают, и в один день все меняется. Им выдают на руки сберкнижку, на которой двести-триста тысяч рублей. Никакого опыта саморегуляции у них нет. Они за неделю по ресторанам, по саунам эти все деньги прогуливают. И, как подсказывают им все предыдущие восемнадцать лет жизни, ждут продолжения банкета, а оно не наступает. Ну а дальше начинается криминальная история. Все наши программы, которые чаще всего сводятся к накачиванию деньгами, это положение только укрепляют. В Москве, например, если выпускник детского дома после училища не нашел сразу себе работу (да они и не ищут, потому что лучше сказать, что не нашел), он может пойти на биржу труда, зарегистрироваться там, и как выпускник детского дома он будет полгода получать за то, что не работает, какую-то очень немалую сумму — сорок пять, что ли, тысяч ежемесячно. Потом полгода кончаются. И выясняется, что с завтрашнего дня правила меняются, он должен работать по восемь часов на неинтересной — а откуда интересная? — и малоприятной работе за пятнадцать тысяч. Кто бы захотел. Они начинают искать другие варианты. Поэтому детский дом — это дорогой самообман общества, он жрет безумные деньги — от сорока пяти до ста десяти тысяч рублей на ребенка в месяц — и уродует детей.
Практически во всех детских учреждениях за последние годы закрыты мастерские, приусадебные участки, фермы, огороды, теплицы
Фото: photoxpress.ru
— Есть ведь много негосударственных сиротских приютов. Только у церкви их десятки. Там по- другому жизнь устроена?
— Принципиально не то, государственное учреждение или негосударственное. Очень важный параметр — число детей в одном учреждении. Если у вас там сто, двести, триста человек, то ничего хорошего не будет, потому что это все равно казарма. Маленькие государственные детские дома бывают вполне человеческими. Но их обычно в первую очередь закрывают.
