Песах Амнуэль - Полдень XXI век, 2010, № 09
А потом между свалившихся балок забрезжил свет: почему-то синий, такой же, как у дядькиного фонарика и в щель всунулась плоская штуковина, похожая на лапу с четырьмя металлическими когтями.
Иринка испуганно вздрогнула, но дядька уверенно сказал:
— Не бойся, дурочка! Это же экскаватор! Откапывает нас.
— Эгей! — закричал он, вскакивая. — Поаккуратней там! Здесь живые люди!
Лапа на мгновение остановилась… (Малыш проснулся, открыл сонные глазенки, огляделся непонимающе)… И снова пришла в движение, ловко поддев и сдвинув целую бетонную плиту. В подвал хлынул свет. Сразу много света, очень странного, фиолетово-синего…
Нет, это был не экскаватор. Совсем не экскаватор. Ничего общего…
Дядька попятился, едва не свалился на Иринку с маленьким, нашарил свою ржавую трубу и встал в стойку. Драться собрался. Только ничего у него не получилось. Он только раз махнуть трубой и успел, потом это ухватило дядьку поперек туловища и вздернуло вверх, будто это был не здоровенный мужик, а какой-нибудь щенок…
Но взвизгнул дядька точно как щенок. Потом, уже наверху, заверещал коротко… И примолк.
А это метнулось к Иринке. Та успела только отпихнуть подальше малыша (вдруг не заметит) и зажмуриться…
Ничего не происходило. Иринка осторожно открыла глаза. Это раскачивалось в полуметре от ее лица. Иринке стало еще страшнее, но она помнила о малыше и шагнула навстречу:
— На! Забирай меня! — звонко крикнула она. Вернее, тонко пискнула…
Это чуть отодвинулось. Иринке показалось, что это принюхивается. Хотя ничего похожего на нос, у этого не было.
А потом — раз! — и это пропало.
Иринка отдышалась немного, пришла в себя, взяла малыша и решительно полезла наверх, цепляясь свободной рукой за прутья арматуры.
Наверху было еще хуже, чем внизу. Знакомого двора, домов… ничего не было. Были развалины, из которых поднимался сизый туман. В тумане мелькали какие-то чудовищные… Существа, машины?..
«Может, это инопланетяне напали?» — подумала Иринка.
И тут снова раздался тот страшный звук: рёв, который Иринка уже слышала, когда всё началось. Обдал ужасом и смолк.
На куче битого кирпича огромным сломанным манекеном лежал дядька. Это не стало его жрать. Убило и бросило.
Иринка застыла с малышом на руках, не зная, что теперь делать, куда идти…
И тут дядька зашевелился. Встал сначала на четвереньки, потом встряхнулся, как собака, и выпрямился во весь рост. Иринка в первый момент обрадовалась, что он — живой, а потом испугалась еще сильнее, потому что дядькино лицо всё время менялось, будто в жутком мультике. То — нормальное, человеческое, то вдруг обрастало какими-то шишками. То глаза внезапно загорались красным, как у собаки в свете фар.
Иринка попятилась. Или у нее галлюцинации, или это уже не дядька. Вернее не тот, как его, Павел, с которым они сидели в подвале…
— Ага, — сказал этот, другой. — Привет, детка! — Он осклабился, и стало видно, что во рту у него всё красное. Еще Иринке показалось, что язык у него — раздвоенный. А может это свет так падал…
Малыш на руках обхватил Иринку за шею, спрятал личико у нее в волосах.
Иринка не пыталась бежать. Понимала, что с малышом ей точно не убежать, а бросить его она не сможет.
— Не бойся, глупышка! Иди ко мне! — Голос, липкий такой, склизкий… После такого голоса хочется вымыться с мылом…
Рука потянулась к Иринке… На запястье — круглые часы без цифр, только с палочками. На циферблате — крестик, а под крестиком надпись по-английски: Vacheron Constantin…
Чудовищный рев накатился сверху, ударил, как снеговой заряд: Иринку обдало холодом… Зато этот испугался, отпрянул.
Зато малыш встрепенулся, поглядел наверх. Заинтересовался.
Этот усмехнулся криво, облизнул губы. Язык уже не раздвоенный, самый обычный. И лицо опять нормальное, человеческое. Очень даже красивое лицо. И мужественное. Почти как у Киану Ривса. Иринка всегда мечтала о таком… друге.
Нет, не так. Не о лице она мечтала. О любви…
Иринка прижала покрепче маленького. Вот он был живой, настоящий…
— Не бойся, глупышка! — «Киану Ривс» вновь протягивал руку. — Идем со мной! Со мной, туда… — Взмах в сторону дымящихся развалин…
Нет, никаких развалин. Синь и белизна морского побережья, утопающие в зелени виллы…
— Врешь ты всё!
Иринка вздрогнула от неожиданности.
Это сказал малыш у нее на руках. Взрослые интонации в детском голоске показались фальшивыми. Будто он подражал кому-то…
— Пусти меня! — потребовал малыш. — Я его прогоню, он — гад!
— Не говори глупостей! — раздраженно бросила Иринка, но тут же опомнилась и добавила ласково: — Ты же босичком. Ножки поранишь, больно будет…
— Не будет, — серьезно-серьезно проговорил малыш. — А вот ему — будет! — маленький пальчик указал на этого…
Ой! «Киану Ривс» снова стал прежним знакомым дядькой. Только каким-то… пришибленным.
— Иди отсюда! — тонким сердитым голосом крикнул малыш, вытягивая ручонки. — Именем пославшего меня! Прочь!
И здоровенный дядька попятился, споткнулся, чуть не упал. Какая-то тень мелькнула у него за спиной. Или это была поднятая ветром пыль?
Иринка мигнула — и дивный мираж пропал. Его закрыло мутное рыжее марево.
Дядька быстро оглянулся… И тут же испуганно шарахнулся.
— Страшно тебе? — спросил малыш.
— Нет! — Лицо у дядьки стало злое, напряженное.
На самом-то деле ему страшно. Только признаться не хочет. Еще он всё время смаргивал и глаза щурил. Будто на солнце глядел.
— Зачем это тебе? — Крохотный пальчик указал на дядькины часы.
— А? — Дядька уставился на часы. «Красивые часики», — подумала Иринка.
— Остерегайтесь подделок! — тоненьким голоском произнес мальчик.
— Да я… Это подарок… — Дядька будто оправдывался.
— Бойтесь данайцев… — назидательно произнес малыш.
«Интересно, кто его родители?» — отстраненно подумала Иринка. Учат ребенка всякой… ерунде.
Но дядьке сказанное не показались ерундой. Он поспешно сорвал с запястья часы и шваркнул оземь.
— Так лучше?
— Молодец, — ободрил малыш.
Иринка ровным счетом ничего не понимала, машинально гладила малыша по голове. Волосики у него были мягкие, пушистые, словно только что вымытые… Как будто грязь к ним совсем не приставала.
— Я взял бы тебя с собой, — «взрослым» голосом произнес малыш. — Но мне нужно целое, а ты — половинка.
— И что делать?
«Чего он боится? — подумала Иринка. — Мне вот совсем не страшно?»
И покрепче прижала к себе малыша.
Тот потерся головенкой об Иринкину щеку.
— Хорошая… — прокурлыкал он.
— Она?! — Дядька уставился на Иринку, как будто привидение увидел.
«Мелкая, тощая, невоспитанная… Гейзер — фильтр для воды…»
— У меня есть выбор? — спросил дядька.
— Есть, — сказал малыш. — Но он тебе не понравится.
Дядька еще раз оглядел Иринку. Большой такой дядька. Высокий, плечистый, важный… А лицо такое… Обиженное. Как у ребенка, которому вместо мороженого перловку подсунули. Так смешно!
Иринка не выдержала и засмеялась. И малыш засмеялся вместе с ней… Нехорошо, наверное, было смеяться, ведь что-то страшное случилось с миром, со всеми людьми… Но Иринка продолжала хихикать и никак не могла остановиться… А малыш заливался вместе с ней… И спрятанная под сердцем Иринки боль таяла, таяла… И наконец пропала совсем. И то, что случилось сегодня — будто не с ней. И не ее Мишка пытался… И не она дала ему по морде… И правильно дала! А нечего! Тоже еще любовь… С потными ручонками!
Иринке стало еще смешнее, она хохотала, как ненормальная… И дядька не выдержал, улыбнулся… Робко так, неуверенно… что Иринке вдруг захотелось и его погладить по голове, как маленького… И смех ее сам собой оборвался.
И тут наверху опять взревело жутко и грозно. Дохнуло холодом и грозой.
— Труба зовет, да? — спросил Павел. И улыбнулся ей уже по другому, словно подбодрить хотел.
Иринка по голосу опять почувствовала: ему страшно.
А ей, по-прежнему, нет. И еще она подумала, что когда Павел так улыбается, он такой даже симпатичный. Хотя совсем не похож на Киану Ривса…
— Вот так, значит, всё и закончится, — произнес Павел, глядя на равнину, над которой поднимался подсвеченный багровым дым. — Врата бездны уже открыты, да?
— Тебе-то что? — фыркнул малыш. — Ты, главное, свою жемчужину не потеряй.
Иринка прижала его к себе и поцеловала в макушку. Для нее он по-прежнему оставался маленьким. Какие бы взрослые слова он ни говорил…
— А знаете что… — задумчиво проговорил Павел, — вы идите, а я, пожалуй, останусь. Всё-таки величайшее шоу человечества. Жалко будет пропустить…
