Барбара Маккафферти - Домашние Жучки
Я обошел его и поспешил к двери.
Рип остолбенел, лишь голову вывернул, провожая меня взглядом, в его больших карих глазах нарастал ужас.
Надо же, подумалось мне, как он стоически воспринял отсрочку, без страха и упрека, как подобает настоящему солдату.
Я считал так до тех пор, пока не начался вой.
И плач. И визг. И предсмертная агония.
Быть может, приветственные акробатические номера оказались более серьезным испытанием для мочевого пузыря Рипа, чем я думал.
Кажется, я целую вечность рылся в записной книжке в поисках телефона Руты Липптон. А может, минута показалось мне вечностью из-за взбесившейся собаки. К тому времени, как я набрал номер, Рип, видимо, посчитав, что обмороки отчаяния и душераздирающий вой не помогают, перешел к более действенным методам.
Таким, как штурм входной двери.
Я был на кухне и слушал гудки Рутиного телефона, а потому не мог видеть, что вытворяет мой пес. Если судить по звукам, Рип пытался проломить дверь, бросаясь на неё всем телом. После каждого глухого удара (Бу-ум!) следовала короткая пауза — должно быть, пес приходил в себя. Очнувшись, Рип царапал когтями дощатый настил: шкряб-шкрёб, шкряб-шкрёб. Затем все повторялось. Бу-ум! Пауза. Шкряб-шкрёб. Бу-ум! Пауза. Шкряб-шкрёб…
Прикрыв телефонную трубку, я заорал:
— Рип, нет! Нет, мальчик! ПРЕКРАТИ! ПРЕКРАТИ сейчас же! НЕТ, РИП, НЕТ! — по-моему, это прозвучало довольно грозно.
За дверью воцарилась тишина. Затем, догадайтесь сами, неприятнейший скрежет когтей по дереву — шкряб-шкрёб — и все понеслось по новой. Бу-ум! Пауза. Шкряб-шкреб. Бу-ум!..
Действует раздражающе, согласитесь, особенно когда вы пытаетесь сосредоточиться на предстоящем нелегком разговоре.
Может, поэтому Рута не приняла всерьез моего предупреждения. Я рассказал про Филлис все без утайки, и знаете, какая была реакция?
— Ага, я уже слышала. Вот жалость-то.
— Рута, — строго сказал я. — Поймите, дом Филлис Карвер был тоже взломан, и ничего не взяли, в точности как в вашем случае!
— Это ж надо же, — В трубке послышался зевок. После долгого молчания Рута продолжила: — Ну, гм-м, ладно, приятно было поболтать, Хаскелл.
Нет, эта женщина явно чего-то недопонимает.
— Рута, вам может грозить опасность.
— Пф-ф, — выдохнула Рута.
Я едва не задушил телефонную трубку. Нет, вы только подумайте, я тут распинаюсь, объясняю, что её могут убить, а она в ответ — «Пф-ф»!
— Знаете, Хаскелл, Ленард дома. Не стоит вам за меня так переживать.
— Послушайте, Рута… — начал я, но она не дала договорить.
— Хаскелл, не хочу показаться грубой, но вам придется сдаться. Я не собираюсь вас обратно нанимать. Что решено, то решено.
Понятно. Рута подумала, что я применяю тактику запугивания для того, чтобы она снова наняла меня.
— Рута…
— Это что, гром? — снова перебила меня Рута.
Вы, конечно, уже догадались, что это было. Осознав, что с парадной дверью ему не совладать, Рип обогнул дом и принялся штурмовать дверь черного входа, которая как раз ведет в кухню. Так что теперь я гораздо отчетливее слышал звуки неравной борьбы собачьего черепа и человеческого жилища. Объяснить это Руте в двух словах было нереально.
— Да, гром, — вздохнул я.
— Хм, а у нас никакого дождя нет и в помине. — На этой метеорологической сводке Рута повесила трубку. Если она и попрощалась, то её «до свидания» потонуло в грохоте, ибо в этот миг Рип как раз врезался в дверь.
К сожалению, в грохоте не потонуло то, что хотела сказать Джун Рид. Я проговорил свой текст, и вот что Джун выдала в ответ:
— Хаскелл, мы с Уинзло ужасно огорчены тем, что случилось с этой Карвер. Ужасно огорчены. Это страшная трагедия. Но, мне казалось, я достаточно ясно выразилась, — в бальзаме плавали кусочки льда. И не таяли! — Ты больше не работаешь на меня и Уинзло. Наши дела отныне тебя не касаются. Ясно?
Мне-то ясно. А вот ясно ли ей, что она за одно мгновение вылетела из списка моих любимых футбольных болельщиц, который я пронес в душе аж с самого выпускного бала?
— Послушай, Джун, я просто посчитал нужным предупредить тебя.
— Ну, считай, что предупредил, — на том она и повесила трубку.
Рип как раз приходил в себя перед следующим ударом, так что слышимость была отменная, и у меня не осталось сомнений: Джун не попрощалась.
Вот так. Получается, я зря издевался над психически нездоровой собакой.
Рип, на удивление, с легкостью простил меня. По крайней мере, он старательно делал вид, что простил — как ни в чем ни бывало пытался лизнуть меня в ухо, пока я не опустил его на землю в саду.
И только во время обратного путешествия где-то внутри него, в глубине, началось тихое утробное урчание, вскоре перешедшее в грозный рык, а затем и оглушительный лай. И даже очутившись на своих двоих, глупый пес продолжал заливаться во всю мощь своих легких. Вокруг не было ни души: ни человека, ни оленя, ни кролика, в лесу ни одна ветка не хрустнула. Так что я был уверен: — таким образом Рип устраивает мне разнос за наглое пренебрежение своими обязанностями.
— Ну прости, пожалуйста, Рип, — попросил я.
Ругань продолжалась и в комнате.
Рип прекрасно знает, что в доме ему не разрешается подавать голос ни при каких обстоятельствах, поэтому, переступив порог, стал гавкать себе под нос, не раскрывая пасти. Как будто с набитым ртом. Не обращая на него внимания, я отправился в кухню за гурманским кушаньем, в приготовлении коего мы, холостяки, изрядно поднаторели. Разогретый в микроволновке хот-дог и разогретая в микроволновке фасоль со свининой прямо из консервной банки.
Чувствуя вину, я поделился с Рипом хот-догом. С булочкой. Обычно, когда у меня случаются приступы доброты, Рип настораживается, как будто ожидает подвоха. Сегодня же он воспринял подарок как должное, заглотив его в два укуса. И нагло уселся в ожидании добавки, как бы говоря: разве не заслужил я большего, пройдя через адовы муки?
Я сдался и сделал ему второй хот-дог. Знаю, знаю. Рохля я.
Через полчаса, или около того, я прибрал на кухне, запихал посуду в посудомоечную машину, и только включил её, как Рип снова начал лаять. Пропустив подготовительное ворчание под нос и перейдя сразу к громкой части. Сначала я подумал, что он снова завел волынку, но потом услыхал, как на холм, пыхтя, карабкается машина.
Гул доносился даже сквозь лай. Подъем у нас до того крутой, что любой мотор выкладывается на полную катушку.
И красный «мустанг» Имоджин не составлял исключения. Он рычал, как лев, до самой двери парадного входа.
— Вам не приходило в голову заказать подъемник? — крикнула Имоджин, заметив меня.
Вопрос был явно риторический, и ответа не требовал. Да и попытайся я что-нибудь сказать, она все равно не услышала бы из-за лая. Должно быть, сегодняшняя история нанесла Рипу глубокую душевную травму. Он тявкал на Имоджин, скалился и рычал. Ему было плевать, с добрыми она пришла намерениями или же злыми, ему просто нравилось быть грубияном.
Надо отдать должное Имоджин, она не стала делать никаких глупостей: протягивать руки и щебетать неестественным голосом: «Какая хорошая собачка». Нет, она смирно стояла на последней ступеньке и ждала, пока Рип угомонится.
Имоджин была в том же синем костюме, что и днем, и я не мог не обратить внимания на торчащую сзади комбинацию.
Я старался не пялиться на этот огрех в туалете моей гостьи. Интересно, Имоджин всегда так разгуливает или она просто слишком расстроена, чтобы замечать мелочи? Бог её знает. Конечно, у неё хватает причин для расстройства.
Однако Рип считал, что у него причин горевать не меньше.
— Рип, — сказал я. — Тихо. Замолчи сейчас же, Рип. Тихо, мальчик! Перестань! МОЛЧИ! Рип, ЗАТКНЕШЬСЯ ты, наконец или нет?!!
С возрастом Рип стал мудрым псом. После моего дикого вопля он мигом замолчал и деловито обнюхал туфли Имоджин. Потом поплелся в любимый угол и со стуком рухнул на пол.
Я посмотрел на Имоджин. Веки у неё покраснели и распухли, кончик носа тоже был красен. Наверное, она всю дорогу сюда проплакала. Мне стало ещё более неловко за грубость Рипа.
И тут я стал лихорадочно соображать, что же сказать. Для роли утешителя, как вы прекрасно знаете, ваш покорный слуга совершенно не пригоден.
Имоджин проследовала за мной в гостиную и сразу сделала две вещи, чем завоевала мое безоговорочное расположение. Во-первых, она направилась прямиком к синей полукруглой кушетке и села. Подумаешь, села, скажете вы, эка невидаль. Но знали бы вы, как мне надоели женщины, которые, зайдя в дом, немедленно хватаются за уборку. Сгребают в кучу газеты, журналы, игрушечных собачек, и распихивают по каким-то углам так, что потом не найдешь.
В доме у меня, конечно, не такой Бермудский Прямоугольник, как на работе, но некое сходство угадывается. Декорации того же сценографа.
