Андрей Буровский - Бойня 1993 года. Как расстреляли Россию
Егор Гайдар утверждал, что СССР мог пойти по китайскому пути в конце 20-х годов, до начала индустриализации (за этот путь выступала правая оппозиция в ВКП (б)» [77]. Он даже уверял, что будь выбор, он предпочел бы «мягкие, постепенные реформы».
Он утверждал, что программа таких реформ на основе венгерского и китайского опыта была подготовлена его группой в 1985 году, но ее тогда не приняли, Советский Союз покатился по наклонной плоскости, и к 1991 году не было никакой возможности делать что бы то ни было, кроме как круто сломать все на свете за считаные месяцы [78].
Имя Олега Гаврилишина не стоит рядом с именами Олега Богомолова и Джона Макмиллана. Но как раз он-то, сравнивая результаты реформ в странах Восточной Европы и СНГ, уверяет — «шоковая терапия» дает лучшие результаты, чем постепенные изменения [79].
Чем особенно подозрительна жажда «как можно быстрее»: трудно отделаться от мысли, что скороспелые информаторы не так уж уверены в собственной правоте. Очень уж им хочется сделать задуманное так быстро, чтобы не успели сравнить, сделать выводы, подумать. Чтобы не успели помешать.
Например, для того, чтобы не успели распределить собственность в интересах тех, кому помогают «реформаторы».
Два слова о приватизацииГайдаровская команда приписала себе всю заслугу приватизации в России. Заслуги или заслугу, но во всяком случае — приписала. А ведь это глубоко неверно.
Во-первых, потому, что еще в СССР начиная с 1988 года было сделано немало для приватизации государственной собственности. Помимо того что возникли пресловутые «кооперативы», государственным предприятиям предоставили самостоятельность.
По Закону Верховного Совета СССР «О государственном предприятии (объединении)» исчезала управленческая пирамида в виде Госплана и министерств, а само предприятие получало большую самостоятельность. Директора и высший слой управленцев предприятия сделались если не владельцами, то по крайней мере распорядителями собственности — порой очень значительной.
Тоже в СССР, задолго до Гайдара с Чубайсом, принят Закон РСФСР от 3 июля 1991 года № 1531-1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий».
Во-вторых, потому, что к началу приватизации в России Гайдар и Чубайс вообще не имеют никакого отношения.
В-третьих, потому, что Гайдар и его команда не усовершенствовали, а исказили и испортили то, что делалось до них.
С ноября 1991 года начался этап форсированной приватизации. В его основу был положен Указ Президента РФ от 29 декабря 1991 года 341, утвердивший Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год.
Следующий Указ от 29 января 1992 года 66 «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий» определял практический механизм приватизации. Государственная программа приватизации на 1992 год была принята Верховным Советом РФ в июне 1992 года. Та самая, которая не была осуществлена.
Осуществлялась странная «ваучерная приватизация», которую в народе сразу же окрестили «прихватизацией». Само английское слово voucher буквально означает «расписка, поручительство», а в США так называют еще и «чаевые». Каждый получал приватизационный чек — ваучер, о чем в паспорт ставилась отметка.
Ваучеры с самого начала накапливали, продавали и покупали. Реальная стоимость пакета акций, который можно было получить в обмен на один ваучер, колебалась необычайно широко. Например, в Нижегородской области один ваучер можно было обменять в 1994 г. на 2000 акций РАО «Газпром» (их рыночная стоимость в 2008 г. составила порядка 700 тыс. рублей), в Московской области — на 700 акций Газпрома (в 2008 г. — порядка 245 тыс. рублей), авг. Москве — на 50 акций Газпрома (17 тыс. руб. в 2008 г.) За один ваучер можно было также получить 7 акций Торгового дома «ГУМ» (менее 100 руб. в 2008 г.)
Реальная возможность что-то получить за ваучеры определялась в первую очередь информацией и связями. Большинство людей просто не знали, что им делать с этими самыми ваучерами, они продавали их. Цена ваучера сначала колебалась около 8—10 тысяч рублей, потом к маю 1993 года упала до 3–4 тысяч стремительно обесценивающихся рублей.
Чековые инвестиционные фонды обменивали ваучеры на акции разнообразных компаний. Эти фонды собирали ваучеры с населения, участвовали в чековом аукционе и покупали за ваучеры акции доходных предприятий. Затем чековые фонды продавали акции тем, кто готов был их покупать, причем по достаточно низкой балансовой стоимости. Номинальные активы оставались в фонде для последующей фактической ликвидации.
Невероятное количество фирм-обманок предлагали свои акции в обмен на ваучеры. Я до сих пор храню, как свидетельство эпохи, и сам по себе ваучер — один из тех, которые получила наша семья. И акции «Токур-золото», на которые были обменяны остальные ваучеры.
Много ли получила наша семья от «Токур-золота», свидетельствует эта вот информация из Интернета:
//- ОАО ПК «ТОКУР-ЗОЛОТО» — //
Юридический адрес: 675561, Амурская область, Селемджинский р-н, пос. Токур, ул. Советская, д.16 (по другим данным, ул. Ворожейкина, д.16)
Решением Арбитражного суда Амурской области от 02.02.98 года ОАО Промышленная компания «Токур-Золото» признано банкротом, введено конкурсное производство.
Конкурсным управляющим был назначен Гришин Н.П.
Сформирован реестр кредиторов 1–5 очереди. В процессе конкурсного производства были удовлетворены требования кредиторов первой очереди и частично — второй. (Очередность удовлетворения требований кредиторов см. статью № 106 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)».
Остальная кредиторская задолженность не погашена вследствие отсутствия денежных средств и имущества.
В соответствии со ст. 114 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», требования кредиторов, неудовлетворенные в связи с недостаточностью денежных средств и имущества должника, считаются погашенными.
Определением суда по делу № 10/144 от 23.12.99 года конкурсное производство завершено и ОАО ПК «Токур-Золото» исключено из единого государственного реестра юридических лиц.
Акционерам ОАО ПК «Токур-Золото» компенсация из средств Федерального фонда не выплачивается, так как правоохранительными органами не установлены правонарушения в деятельности компании [80].
По словам министра экономики Андрея Нечаева, «С точки зрения применявшейся модели приватизации номинал ваучера не имел никакого значения. Где-то на ваучер можно было получить 3 акции, а где-то — 300. В этом смысле на нем можно было написать и 1 рубль, и 100 тысяч рублей, что не изменило бы его покупательную способность ни на йоту».
Сказано по крайней мере откровенно, что радует.
Я знаю несколько случаев, когда владельцы нескольких ваучеров через год или два пытались звонить в чековые фонды и спрашивали: что же происходит?! Сначала их вежливо спрашивали, сколько у них было ваучеров, а узнав, что один или три, просто бросали трубку. Иногда бросали трубку со смехом: ведь становилось ясно, что звонит не реальный игрок, а очередной обобранный рядовой россиянин. Много их, идиотов!
Во всем этом безобразии нет ничего принципиально нового: приватизация в России повторила историю приватизации церковных земель и конфискованных земель эмигрантов во Франции во времена Французской революции, в 1793 году. На основе списка этих земель выпускались так называемые «ассигнанты», которые раздавались жителям земель, и их разрешалось использовать как реальные деньги. Земли распродавались на аукционах, в которых зажиточные крестьяне и буржуа покупали их. В стране царила инфляция, развал хозяйства и голод, ассигнанты мгновенно потеряли всякую ценность. А деньги были в основном у спекулянтов с черного рынка, преступников и высших чиновников.
Что-то знакомое, правда?
Ваучерная приватизация была предельно нечестной, абсолютно несправедливой. Как и всегда во всех революциях, она вела к незаслуженному резкому обогащению узкой группы не самых честных и приличных лиц.
Разумеется, такой порядок приватизации тут же объяснили «необходимостью» и «неизбежностью» «откупиться от номенклатуры».
В ноябре 2004 года А. Чубайс в интервью «The Financial Times» сказал:
«Приватизация не была вопросом идеологии или каких-то абстрактных ценностей, это был вопрос реальной политической ежедневной борьбы. У коммунистических руководителей была огромная власть — политическая, административная, финансовая.
Они были неизменно связаны с коммунистической партией. Нам нужно было от них избавляться, а у нас не было на это времени. Счет шел не на месяцы, а на дни.
Мы не могли выбирать между «честной» и «нечестной» приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка. Службы безопасности и милиция были по другую сторону баррикад. Они учились по советскому Уголовному кодексу, а это от трех до пяти лет тюрьмы за частное предпринимательство. Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом.