Харуки Мураками - Край обетованный
Что мне оставалось делать? Пуститься в бега? Бесполезно. Сверху поступил совет сдаться полиции. Я так и сделал – явился в полицейское управление префектуры Яманаси. Сначала я молчал. Три дня твердил, что отказываюсь отвечать. Но не мог же я молчать бесконечно. И хотя «Аум» грозила мне вечными муками, если я не удержу язык за зубами, веры в эти угрозы у меня уже не было. Я решил: бог с ними, с муками, и выложил следователю все подчистую.
Следователь начал давить на меня, настаивая, чтобы я признал, будто мне было известно, что в Сатиаме № 7 производили зарин. Я отказывался наотрез: «Чего не знаю, того не знаю», – но в итоге психологически сломался и подписал признание. Потом, правда, я рассказал об этом прокурору.
В конечном счете с меня сняли обвинения и выпустили на свободу. Решающую роль сыграло то, что я не присутствовал на совещании в Сатиаме № 2, когда шла речь о производстве зарина. Это меня и спасло. Хотя от полиции мне здорово досталось. Следователь запугивал меня, представляя дело так, что я был одним из тех, кто распылил зарин в подземке. В общем, я попал! В участке со мной не церемонились, хотя рук особо не распускали. Это продолжалось изо дня в день – не мудрено, что сердце стало пошаливать. По три допроса каждый день, по нескольку часов. В полиции меня продержали двадцать три дня, выжали как лимон.
Выйдя на волю, я вернулся в Саппоро. Примерно с месяц пролежал в больнице – возникли проблемы с нервами. Вдруг стало трудно дышать, я весь как-то обмяк. В голове плыл туман, было ощущение, что дыхание вообще останавливается. Врачи долго меня проверяли и пришли к выводу, что это нервный срыв.
А если бы Myрай вызвал вас и приказал распылить зарин?
Конечно, я бы засомневался. Все-таки я думаю не совсем так, как Тору Тоёда85 и ему подобные. Даже когда сам Асахара что-то приказывал, я не делал, если не был уверен в себе. Я не из тех, кто тупо выполняет любые приказы. Хотя, естественно, окружающая атмосфера очень влияла. Попробуешь увильнуть – даром не пройдет, неизвестно, чем дело кончится, убить могут… Вот какие мысли крутились в голове. Хотя, думаю, даже те, кто в этом деле участвовал, и то колебались. Одно – отбиваться от полиции или сил самообороны, и совсем другое – убийство совершенно незнакомых людей.
Впрочем, шансов, что меня выберут для такого дела, почти не было. Я не входил в элиту Министерства науки и техники, в «мозговой трест», а числился в группе «субподрядчиков». В ней были люди, занятые на каких-нибудь объектах. К примеру, сварщики. А такие, как Тоёда, любимчики Асахары – это «мозговой трест». Всего в Министерстве числилось около тридцати «мастеров», я относился к низшему звену. А в операции с зарином участвовали вышестоящие.
И все же, услышав некоторые имена, я охнул: «Не может быть!» Я бы не удивился, будь это парни из боевой группы, но в том-то и дело, что в токийском метро в основном действовали те, кто к ней не принадлежал. Асахара остановил свой выбор на тех, в ком был уверен: «Эти сделают все как надо». Действительно, в таких людях можно не сомневаться. Всегда исполнят, что им прикажут. Мураи тоже был из их числа. Такие никогда слова против не скажут, не сбегут. Все возьмут на себя. Великие люди! Разве обыкновенный человек продержался бы столько, сколько они – три-четыре года?! Нет, конечно. Сломался бы наверняка.
В этом ряду выделялся лишь Ясуо Хаяси. Он как раз относился к «субподрядчикам», а не к элите. К Министерству науки и техники прямого отношения не имел – выдвинулся из Департамента строительства и уже давно ходил в «мастерах». Как-то он сказал Тоёде: «Будет смена личного состава – меня сразу из Министерства выпрут». Может, он и комплексовал, глядя на других членов команды. Он простой электрик, а они супер-элита – спецы, разбирающиеся в сверхпроводниках, элементарных частицах и прочих мудреных вещах.
Сначала Хаяси был нормальным парнем, но потом с ним стало твориться что-то непонятное. Году в 90-м мы с ним стояли на одной ступеньке, иногда болтали по-дружески о том о сем. Но в 92-м его сделали «мастером», и он будто свихнулся. Появился какой-то гонор, спесь. Был нормальный мягкий человек, а стал на людей бросаться. Получился такой типаж… человек, которому через подчиненного переступить – раз плюнуть. Я думаю, он просто кончился.
Асахара с самого начала уделял Министерству науки и техники особое внимание. Например, на группу анимэ денег никогда не было, а на Министерство – пожалуйста, сколько угодно. Даже сравнивать нечего. Да и в самом Министерстве все было непросто: «мозговой трест» – это одно, «субподрядчики» – совсем другое. В мире куда ни кинь – везде несправедливость. Как сказал кто-то из наших: «В "Аум" делают карьеру только выпускники Тодай86 или симпатичные девушки» (смеется).
Вы провели в «Аум Синрикё» шесть лет. Не думаете, что это время потрачено зря?
Нет, не думаю. Я встретил много разных людей, мы вместе пережили тяжелое время. У меня осталась о них хорошая память. Я столкнулся лицом к лицу с людскими слабостями и, как мне кажется, вырос. Может, это и странно звучит, но мы жили наполненной жизнью, в атмосфере авантюристской неопределенности, когда не знаешь, что будет завтра. А какое воодушевление охватывало, когда поручали какую-нибудь работу и мы целиком уходили в нее!
Психологически я себя сейчас чувствую вполне комфортно. Случаются, конечно, и трудные моменты, как у всех. Безответная любовь, к примеру. Всякое бывает. Но это жизнь. Я живу как обычные люди.
Хотя шел я к этому душевному равновесию долго. Года два, пожалуй. После ухода из «Аум» я какое-то время пребывал в жуткой апатии. В братстве меня все время поддерживала мысль, что я «исповедую истину». Это давало силы для того, чтобы все дальше отодвигать пределы движения вперед. Сейчас я этого лишен. Приходится рассчитывать только на собственные силы. Расставшись с «Аум», я быстро это почувствовал. Тут-то на меня тоска и напала. Это был тяжелый период.
Зато теперь я куда больше уверен в себе. Время, проведенное в «Аум», дало мне разнообразный практический опыт, появилась убежденность, что даже если у меня что-то не так, я сумею с этим справиться. Это был очень важный шаг.
Сейчас я живу в Токио. Силы мне придают мои товарищи по «Аум». Они моя опора в жизни.
Бывшие «аумовцы». Когда есть такие люди, понимаешь, что в этом ужасном мире ты не один. Это меня вдохновляет.
АСАХАРА СКЛОНЯЛ МЕНЯ К СОЖИТЕЛЬСТВУ
Харуми Ивакура (р. 1965)
Родилась в префектуре Канагава. Тонкая, стройная, очаровательная женщина. Быть может, читателю будет легче ее представить, если сказать, что она принадлежала к «аумовскому» типу красавиц. Во время нашей беседы все время улыбалась, внимательно слушала мои вопросы и бойко, хотя и не очень складно отвечала на них. Доброжелательная, чувствительная, она обращала внимание на вещи, которые могут показаться мелочами, и оставляла впечатление человека в глубине сильного.
После колледжа пошла работать в какую-то фирму, старалась жить в свое удовольствие. Однако постепенно такая жизнь стала ей не интересна, ее привлек мир «Аум Синрикё», с которым она соприкоснулась совершенно случайно. Бросив работу, ушла в секту.
Одно время считалась «приближенной» Сёко Асахары, но потом что-то произошло – она получила удар электрическим током и потеряла память. Долго не могла восстановиться и пришла в себя как раз перед зариновой атакой. Поэтому от «аумовского периода» у нее остались лишь обрывки воспоминаний. То, что было до и после, помнит хорошо, но проследить свой путь за два года, проведенных в «Аум», не может.
По ее словам, обошлось без серьезных последствий. При этом она категорически не желает иметь с «Аум» ничего общего. Для нее эта страница перевернута навсегда, она уже не стремится восстановить в памяти то время. Прочитав в «Бунгэй сюндзю» несколько интервью, которые я взял у последователей секты, заявила: «Меня с ними больше ничто не связывает».
Сейчас работает в салоне красоты, надеется стать хорошим мастером, скопить денег и открыть свое дело. Живет просто, в квартире, где «летом жарко, а зимой холодно». Платит за жилье тридцать тысяч иен. «Зато благодаря "Аум" такая жизнь меня совсем не угнетает», – смеется она.
Мой отец был человек холодный. Скорее даже не холодный, а немного странный. Почти все время молчал. Где бы ни работал, никогда особенно не вдавался в содержание того, чем приходилось заниматься. Ему это было совершенно безразлично.
За все мои детские годы отец ни разу не приласкал меня. Не одна я считала его сухарем.
Мать и вся родня думали то же самое. Да он сам был как ребенок. В нем было что-то симпатичное, и он не любил, когда ему мешали. Когда за каким-то занятием замечал, что я за ним наблюдаю, тут же отсылал меня. Тогда я уходила к родственникам, жившим по соседству. Дети у них уже выросли и жили отдельно, поэтому вся их ласка доставалась мне. Они очень баловали меня, бывать у них доставляло мне настоящую радость. Было чувство, что в этом доме меня любят куда больше. Иногда я думаю: что стало бы со мной, если бы их не было. Вполне возможно, из меня получилось бы нечто совершенно невразумительное.
