Леонид Жуховицкий - Ни дня без мысли
На мой взгляд, это не просто хорошие стихи — это народное отношение к государству. Ему плевать на мужика, и мужик это знает и терпит. Однако чиновничеству просто терпения мало: оно требует от мужика еще любви. Не слишком ли много хочет государство?
Между прочим, песня Олега Митяева посвящена памяти не простого мужика, а губернатора Алтайского края Михаила Евдокимова. Он разве был не государственный человек, не чиновник?
Чиновник — но уж очень нестандартный. Как и другой губернатор, красноярский, самый популярный генерал России Александр Лебедь, тоже случайно погибший. Как и еще один губернатор, на сей раз питерский, знаменитый юрист Анатолий Собчак, после долгой изощренной травли умерший от сердечного приступа. Словно бы сама судьба прозрачно намекнула нестандартным: не ходите во власть, не садитесь не в свои сани.
Когда Михаил Евдокимов, народный артист и по званию, и по сути, погиб на алтайской трассе, виновным поначалу признали водителя легковушки, столкнувшейся с губернаторским лимузином. Зря посадили, доказательства его вины были зыбки. И хорошо, что выпустили. Но вряд ли забудется телевизионная вакханалия в защиту «простого человека, пострадавшего от судейского произвола». Как неистово, как визгливо его обороняли! Какая непристойная пляска творилась вокруг свежей могилы Евдокимова — будто это он жизни не пожалел, лишь бы досадить рядовому шоферюге. И какое лицемерие, какое злорадство просвечивало сквозь эту заботу о скромном труженике! Чиновная корпорация и после смерти мстила чужаку, нагло не бравшему взяток.
Когда-то основатель советского государства справедливо заметил, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Евдокимов, Лебедь, Собчак попытались быть свободными от общества казнокрадов. Казнокрады весомо напомнили им жесткий корпоративный закон: кто не с нами, тот против нас.
В мистику не верю, но почему-то так получается, что армия чиновников тем или иным способом избавляется от чужаков. Ворующие губернаторы благоденствуют, пока не посадят — что, надо сказать, случается крайне редко. Не ворующие либо попадают в аварии, либо здоровье подводит. Скопление случайностей? Или неведомым путем их достает коллективная ненависть служивой шатии? Или сам Дьявол ворожит чиновникам, продавшим ему душу?
Видимо, не избежать ответа на еще один вопрос. Откуда в нас эта вера в мудрость и справедливость государства? Почему, мечтая о лучшем будущем, мы смотрим с надеждой на сплошь коррумпированное российское чиновничество?
Очень трудный вопрос! Убедительней всех, мне кажется, ответил на него человек, которого я никогда не видел: журналист А. Петрухин, опубликовавший в газете города Гусь-Хрустальный статью, случайно попавшую мне на глаза и поразившую убедительностью и глубиной. В статье рассказывается о русской деревне, в которой одна половина была заселена потомками крепостных крестьян, а другая, как пишет журналист, наследниками крестьян свободных. Петрухин ссылается на книгу Андрея Буровского, автора, мне также не знакомого. А я просто цитирую.
«Эта деревушка состояла из двух очень непохожих частей. На одном берегу тихой речки — крепкие, добротные дома с кирпичными завалинками, большими садами, с погребами, в которые спускаешься по лестнице и где внутри проведено электрическое освещение…
На другом же берегу, в другой части той же деревни, дома — кособокие развалюхи среди неряшливых огородов, и на всем, что я видел в этих домах, лежала печать убожества и нищеты. Эта часть деревни до 1861 года была „владельческой“ и принадлежала нескольким помещикам. А за рекой жили свободные крестьяне.
— С тех пор все так и сохранилось?
— Ну что вы… В 1943 году вся деревня сгорела. Через нее три раза проходил фронт…
Вот так! Дома сгорели, трижды фронт проутюжил деревню, а психология осталась, и потомки свободных и крепостных (в четвертом поколении!!!) отстроили свои дома так, как и заложено в их сознании».
А дальше автор статьи говорит о чувстве страха, «которое не позволяет освободиться от генетической памяти крепостного крестьянина, трусливого „совка“, раба советско-российского чиновничьего произвола».
Под каждым словом журналиста готов подписаться.
Однажды мой шведский друг вез меня из аэропорта в Гетеборг по великолепной, без единой трещинки, трассе. Я счел своим долгом сказать другу приятное:
— Какая классная дорога! Наверное, у вас хороший мэр.
Неожиданно для меня швед возмутился:
— Причем тут мэр? Это мои налоги!
Дома, в России, я не слышал ничего подобного. Может, дело в том, что в Швеции никогда не было рабства?
Ежегодно со всех автомобилистов России взимают дорожный налог. Не знаю, сколько магистралей строится благодаря этим немалым поборам. Зато стремительно растет в чиновничьей среде количество дорогих внедорожников, которые в твердом покрытии не нуждаются.
Чиновники ежедневно со всех телеэкранов обращаются к нам с рэкетирским призывом: заплати и спи спокойно. Неплохо бы дополнить эту угрозу еще одной, обращенной уже к чиновнику: отчитайся и спи спокойно. Ведь должны мы знать, куда уходят наши кровные! Увы, за собранные налоги чиновники если и отчитываются, то лишь перед другими чиновниками. Но и те, и другие спят спокойно.
У российского рабства многовековая традиция — над россиянином всегда стояло всесильное государство: то князь, то царь, то барин, то парторг, то генсек — от этой своры никогда не было защиты. Покорность любой власти вошла в генетический код, даже великому Чехову пришлось по капле выдавливать из себя раба. А как нам, не великим, выдавить из себя рабскую кровь?
Возможно, первый шаг лежит на уровне толкового словаря: надо жестко отделить понятие «государство» от понятия «страна». Русь может быть святой — чиновничий аппарат святым не бывает. Когда говорят «это нужно государству», спрашивать, зачем нужно, не принято — Родина требует. Если же, в полном соответствии с истиной, то же самое сформулировать по-иному — «чиновнику нужно» — все изменится. Святая Русь за свои поступки ни перед кем не отвечает. А вот чиновнику придется отвечать за каждый свой шаг.
Если все это, как следует, усвоим, может, через пару поколений и мы, везя иноземного гостя по отличной дороге, скажем с достоинством: «Причем тут мэр, или губернатор, или президент? Это мои налоги»!
ЧТО МОЖЕТ ПРЕЗИДЕНТ?
Некоторое время назад позвонил Александр Михайлович, журналист на пенсии, чья профессиональная обязанность и возрастная привилегия смотреть на любое начальство критическим взглядом. Он так и смотрит. Но на сей раз произнес удивленно и даже виновато:
— Видел по ящику пресс-конференцию Путина… Ты знаешь — ну, понравился он мне! Ничего не могу поделать — понравился.
После чего, уже в полном соответствии с профессией и возрастом, стал нести власть: и деревня развалена, и с соседями по СНГ переругались, и телевидение сплошь холуйское, смотреть противно, и земельные паи, которые Ельцин дал крестьянам, фактически назад отобрали… Но все это было про власть — никак не про Путина.
Действующий президент нравится не только пожилым журналистам. Рейтинг доверия ему очень высок — даже в самые критические моменты не опускался ниже сорока девяти процентов. Два раза подряд Путина без проблем выбирали уже в первом туре, а если бы решил плюнуть на Конституцию и выставиться на третий срок, можно не сомневаться — избиратель тоже плюнул бы на Конституцию и в третий раз проголосовал за суперпопулярного кандидата. В Америке Рейгана называли когда-то тефлоновым президентом: при всех ошибках правительства к нему лично никакая грязь не приставала — подчиненных ругали, почем зря, а бывшего актера на ковбойские роли легко избрали на второй срок и, когда пришло время, проводили с почетом. Его знаменитые шуточки повторяют до сих пор. Похоже, Владимир Владимирович тоже тефлоновый президент. И это не случайно, дар вызывать симпатию у него очень развит: молодой, спортивный, остроумный, находчивый в полемике, без всякой бумажки способный ответить на любой вопрос. Всегда вежлив, практически, не срывается. Неудачные высказывания случаются, но очень редко. Так что популярность его честно заработана.
Хороший глава государства обязан вызывать симпатии народа — доверие к нему основа стабильности в стране и обществе. С этой задачей Путин справляется прекрасно и без видимых усилий.
Комфортно быть президентом при таком рейтинге? В какой-то мере — да. В какой-то мере — нет. Ведь психологическая ситуация в России сегодня поразительна: народ так же массово, как принимает президента, отвергает все прочие ветви и слои власти. Правительству не верят, министров несут по всем кочкам, милицию, прокуроров и судей считают скопищем взяточников, депутатов презирают. Из заметных политических фигур лишь трое-четверо имеют не позорный рейтинг — все прочие толпятся в жалком промежутке от двух до пяти, совсем как в знаменитой книжке Корнея Ивановича Чуковского. И когда Путин в очередной раз садится в самолет, погружается в подводной лодке или хотя бы становится на горные лыжи, делается жутковато: а ну как вдруг, всякое же случается — что будет тогда с хрупкой российской стабильностью? Даже неустойчивой стране нужен минимальный запас прочности — а где он у России?
